Нет, по меньшей мере — ничего важного. Но я думаю, ты мне кое-что скажешь.
— О эмир, мы никогда не говорим с чужими о нашей вере!
— А я для тебя чужой?
— Нет. Ты спас жизнь отцу и двум другим, а теперь предупредил о турках, как я узнал от бея. Ты будешь единственным, кому я кое-что расскажу. Но должен тебя предупредить, что сам не все знаю.
— А у вас есть такие понятия, которые не каждый может знать?
— Нет. Но разве не бывает в каждом доме вещей, о которых следует знать только взрослым? Наши священники — наши отцы.
— Можно тебе задать несколько вопросов?
— Спрашивай, однако, прошу тебя, не называй имен!
— Я знаю это, но как раз об именах я и хотел бы кое-что узнать. Ответишь ли ты, если я заменю слово?
— Да, насколько смогу.
Этим словом было имя дьявола, которое езиды никогда не произносят. Слово «шайтан» у них настолько запретно, что даже похожих слов старательно избегают. Например, если они заговорят о реке, то всегда скажут «нар», но никогда не произнесут «шат», что очень похоже на первый слог слова «шайтан». Избегают слова «кайтан» («бахрома» или «нить»), как и слова «нааль» («подкова») и «наальбанд» («кузнец»), потому что они напоминают «лаан» («проклятие») и «малюн» («проклятый»). Они говорят о дьяволе иносказательно, и притом с почтением. Они называют его мелек эль-кут (могущественный царь) или мелек таус (царь-павлин).
— Есть ли у вас рядом с добрым Богом еще и другое существо?
— Рядом? Нет. Существо, которое ты имеешь в виду, стоит ниже Бога. Этот кырал мелеклерюн был самым высшим из небесных существ, но Бог был его создателем и господином.
— А что означает присутствие петуха на ваших богослужениях?
— Совсем не то, что ты думаешь. Петух — символ бдительности. Разве ваш Азерат Есау, Сын Божий, не рассказывал о девственницах, ожидающих жениха?
— Да.
— Пятеро из них заснули и теперь не могут попасть на небо. Знаешь ли ты рассказ об ученике, который отрекся от своего учителя?
— Конечно.
— И там тоже пропел петух. Поэтому у нас он стал символом того, что мы бодрствуем, что мы ожидаем великого жениха.
Я бы очень охотно спрашивал и дальше, но сверху донесся крик, и когда мы туда посмотрели, то узнали Селека, намеревавшегося спуститься к нам. Вскоре он уже стоял внизу, возле нас, протягивая нам руки.
— Я чуть вас не подстрелил, — сказал он.
— Нас? Почему? — спросил я.
— Сверху я вас принял за чужаков, а им нельзя находиться в этой долине. Потом я вас узнал. Я пришел посмотреть, надо ли специально тут что-либо подготовить для удобства людей!
— Для приема беглецов?
— Каких еще беглецов? Мы не побежим! Я рассказал бею, как хитро ты заманил в ту долину врагов шаммаров, когда вы их пленили. Мы сделаем то же самое.
— Вы хотите заманить сюда турок?
— Не сюда, а в Шейх-Ади. Здесь во время боя должны будут разместиться паломники. Так приказал бей, и шейх с этим согласился.
Селек осмотрел источники и пещеры, а потом спросил нас, хотим ли мы вернуться вместе с ним. Это нас устраивало. Мы отвели своих коней вверх по склону, потом сели на них и направились прямо в Баадри. Когда мы туда добрались, я нашел бея слегка взволнованным.
— Когда ты уехал, — сказал он, — я узнал, что турки из Диярбакыра стоят уже на реке Гомель, а те, что пришли из Киркука, также достигли этой реки в ее предгорной части.
— Значит, твои разведчики уже вернулись из Амадии?
— Они вовсе не ходили в Амадию. Они должны были разделиться, чтобы наблюдать за вражескими войсками. Оказалось, что нападение задумано именно против нас.
— О ваших разведчиках известно врагу?
— Нет, иначе они бы догадались о наших приготовлениях. Скажу тебе, эмир, я либо умру, либо дам этому губернатору такой урок, которого он никогда не забудет!
— До конца сражения я останусь с тобой.
— Благодарю тебя, эмир, но сражаться ты не должен!
— Почему это?
— Ты же — мой гость. Бог доверил мне твою жизнь!
— Бог лучше всего и защитит ее. Неужели я, будучи твоим гостем, смогу допустить, чтобы ты один отправился в бой? Неужели твои люди должны рассказывать, что я оказался трусом?
— Этого они никогда не скажут. Но разве не был ты гостем губернатора? Разве не лежат в твоем кармане выданный им паспорт, подписанные им письма? А теперь ты хочешь против него сражаться? И разве не должен ты поднять свою руку в защиту сына своего друга, которого вы хотите освободить? И разве не можешь ты оказать мне услугу, даже не убивая моих врагов?
— Ты прав во всем. Конечно, я не хотел бы убивать — я бы позаботился о том, чтобы не пролилось ни капли крови.
— Оставь эти заботы мне, эфенди! Я не жажду крови. Я только хочу отразить нападение тирана.
— Как ты хочешь это сделать?
— Ты знаешь, что в Шейх-Ади собрались уже три тысячи паломников? К началу праздника их будет шесть тысяч, а то и больше. Женщин и детей я отправлю в долину Идиз. Останутся только мужчины. Войска из Диярбакыра и Киркука соединятся по пути от Калони сюда, а войска из Мосула пойдут через Джераю и Айн-Сифни. Они хотят запереть нас в Долине святого. Мы же поднимемся по тропе, начинающейся позади гробницы, и окружим долину, когда враги войдут в нее. Тогда мы сможем их уничтожить до последнего солдата, если они не сдадутся. Если же они капитулируют, я отправлю посла к губернатору и поставлю условия, на которых я отпущу пленников. А губернатору еще придется держать ответ перед государем в Стамбуле.
— Надо быть готовым, что султану он опишет события в ложном свете.
— Ему не удастся обмануть падишаха, потому что я уже отправил тайное посольство в Стамбул.
Я вынужден был признать, что Али-бей был не только храбрым, но и умным, предусмотрительным человеком.
— Как ты видишь мое место в этих событиях? — спросил я его.
— Ты должен пойти с теми, кто будет защищать наших женщин и детей, наше добро.
— Свое имущество вы берете с собой?
— Да, сколько унесем. Я сегодня поговорю с жителями Баадри, что они все могут забрать с собой в долину Идиз, но только тайно, чтобы не раскрыть врагу мой план.
— А шейх Мохаммед Эмин?
— Он пойдет с тобой. Вы теперь все равно не сможете попасть в Амадию, потому что путь туда уже перекрыт.
— Турки должны уважать султанский паспорт и фирман губернатора.
— Среди них будут люди из Киркука, и вполне возможно, что кто-то из них знает Мохаммеда Эмина.
Еще во время нашего разговора в дом вошли двое мужчин. Это были мои старые знакомые Пали и Мелаф. Увидев меня, они от радости разволновались и, пожалуй, с десяток раз поцеловали мне руки.
— Где пир? — спросил Али-бей.
— В гробнице Йонаса под Куфьюнджиком. Он послал нас, чтобы сообщить тебе: напасть на нас должны на второй день праздника, ранним утром.
— Известен ли ему повод для нападения, выдвинутый губернатором?
— В Мальтайе одним из езидов убиты два турка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103