И ей хотелось, чтобы аллеи сада были выложены большими каменными плитами, как она это видела в Англии у своих друзей, а в щелях между ними чтобы рос мох различных видов и пробивались растения.
Венцель смеялся, обещая, что все ее пожелания будут исполнены.
В первый вечер Эстер обедала у своего отца. На второй день Венцель пригласил старика Раухэйзена к себе на обед. Собралось очень небольшое общество. Приглашены были только Макентин, Михаэль и Ева Дукс.
Старик Раухэйзен умышленно обошел вниманием блеск, и пышность дома. Он обвел рассеянным взглядом библиотеку, не обратил внимания и на штофные обои в столовой, хотя Эстер ему на них указала. Здесь еще пахло лаком и краской! В действительности же дворец Венцеля обставлен был с гораздо большим вкусом, чем рурский замок старого Раухэйзена, Шарлоттенру, загроможденный дорогими вещами сомнительного и даже дурного тона. В столовой сидела девица, отнюдь не дама, несомненно не принадлежавшая к обществу. Сидела тихо, почти не решаясь притрагиваться к еде, и в ушах у нее были две поддельные жемчужины. Весь вечер старик Раухэйзен с необыкновенной ловкостью избегал удостоить хотя бы одним взглядом Еву Дукс.
Эстер еще не видела Михаэля, но под влиянием восторженных рассказов Венцеля любопытствовала с ним познакомиться. Ей понравились его теплые, блестящие глаза и мягкая линия его рта. Как спокойно было это лицо, несмотря на следы усталости! Он похож был на Венцеля, только все черты были у него немного мягче. Весь вечер она беседовала почти исключительно с ним. Он был ей симпатичен… и все же она решила впредь избегать, по мере возможности, его общества. Она ненавидела ту категорию людей, которая стремится все уравнять. Если бы дать этому человеку власть, он, конечно, повсюду насадил бы картофель и хлеб и уничтожил бы парки, площадки для гольфа, а может быть, и грядки цветов, из которых делаются духи. Может быть, в будущем нельзя будет и прислугу держать! Она видела в нем врага, весьма опасного противника, и ее неприязнь к нему росла с каждой минутой, пока она с ним весело и умно болтала.
Михаэль пожимал плечами: «Светская женщина, – думал он, – избалованная, высокомерная и взбалмошная.
Мне она не по вкусу. Только бы Венцель был счастлив с ней!»
– Как понравилась тебе Эстер? – спросил он Еву.
Ева долго думала, потом сказала:
– Она интересна и умна, но я не могла бы к ней относиться с полным доверием.
Уже на следующий день Эстер возвратилась в Англию. В середине декабря должна была состояться свадьба в Лондоне. Таково было желание Эстер. Она хотела видеть вокруг себя всех своих английских друзей. Старик Раухэйзен обещал ей приехать, несмотря на трудность путешествия. В действительности он легко вздохнул: только бы они не венчались в Берлине.
Венцель дал распоряжение своей яхте «Клеопатра» ждать его в Ницце, начиная с десятого декабря, и «Клеопатра» сейчас же ушла в море.
17
Блеклые листья прилипали к оконным стеклам. Завывал ветер. Дождь шуршал по стенам, дни становились короче. У Женни в ее маленькой вилле, имевшей снаружи такой веселый вид, все еще были опущены шторы. Все еще, как призрак, бродила Женни по своим комнатам взад и вперед, не зная покоя. Она почти не отличала дня от ночи.
Сегодня тридцать первое октября, последний день. Она сообщила капитану Макентину, что с первого ноября предоставляет дом в его распоряжение. Итак, сегодня последний день, и сегодня это должно произойти.
– Я сдержу слово. Я написала ему, что завтра он может распорядиться домом по своему усмотрению, – говорила себе Женни. – Ну, хорошо, меня здесь больше не будет.
У нее вошло в привычку вслух беседовать с собою, расхаживая по комнатам или свалившись от усталости в кресло. Все было приготовлено. Шофера и камеристку она рассчитала уже месяц назад. Они ей только мешали. Кухарка должна была завтра покинуть дом. Только управляющий домом жил неподалеку в садовом павильоне.
Да, сегодня, стало быть, последний день. Вот он и наступил! Она оделась в любимое желтое шелковое кимоно и ходила по комнатам с мечтательной тихой улыбкой на губах. Только по временам она останавливалась и устремляла взгляд в пространство. Глаза у нее сделались очень большими и светлыми. И она громко говорила с Венцелем. Рассказывала ему разные вещи. Посмеивалась немного перекосившимися губами, внимая его ответам.
Она говорила:
– Вот и ты, мой милый мальчик!
Или же:
– Отчего ты уже уходишь? Побудь еще немного со мною. Ах, эти вечные совещания! – и с напускной досадой хмурила брови.
Она говорила:
– Какой же ты глупый, Венцель! Хочешь жениться на этой женщине, – ну, и женись! Я никогда не спрашивала, хочешь ли ты жениться на мне. Мне было и так хорошо. Женитьба ведь не повод уходить от меня. Ты мог мне все сказать, ты мог бы мне даже сказать, что отныне мы будем жить только как друзья, я бы и это поняла, я ведь не такая глупая.
Она ясно видела перед собою лицо Венцеля, его смуглую кожу с большими порами, его зубы, его плотный, сильный рот, его глаза. Линии век были не плавными, а угловатыми. Если бы нарисовать глаза Венцеля, получились бы одни только углы. А сами глаза были немного сурового, резко серого цвета. Даже когда Венцель был весел и смеялся, его глаза сохраняли некоторую суровость. Это, вероятно, объяснялось их оттенком.
Она сызнова переживала всю свою жизнь с Венцелем. Огонь в хельбронненском камине – как он пылал и слепил глаза! Что Венцель сказал тогда? «С твоей стороны я ничего не потерплю, но для себя требую полной свободы». И она сдалась без сопротивления. Неделя на Балтийском море, гроза, – все словно сон. Ты помнишь? Как он отнес тебя на руках в каюту, когда полыхали молнии, и как сказал: «Посмотрим, рыцарственны ли боги». Женни тихо рассмеялась. Смех прозвучал, как тихий крик о помощи.
– О, какой же ты беспутный мальчик! – воскликнула она.
И опять она увидела перед собою его лицо, каким оно явилось ей в первый раз Что-то страшное было в этом лице, мелькавшее в нем только порою, редко, а потом исчезавшее. Что же это было? Чем объяснялось? Это была черта насильника. Быть может, Венцель был из числа людей, способных убивать.
И вдруг она услышала хвалебный гимн маленького Штольпе, который он пел в автомобиле, когда они ехали театр на «Свадьбу Фигаро». Ты помнишь? Это было первое свидание, и Венцель опоздал, и заснул потом в ложе. Что сказал Штольпе? Вспомни же! «У него есть размах. Во всем, что он делает, есть размах». – Сказал он это? Или сказал «охват». Женни опять поднялась и пошла бродить по комнатам. Длинное желтое шелковое кимоно волочилось за нею по полу. Венцель так любил видеть ее в этом кимоно. Он ей привез его из Парижа.
– Неужели ты так влюбился в эту женщину, что не можешь видеться со старой приятельницей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Венцель смеялся, обещая, что все ее пожелания будут исполнены.
В первый вечер Эстер обедала у своего отца. На второй день Венцель пригласил старика Раухэйзена к себе на обед. Собралось очень небольшое общество. Приглашены были только Макентин, Михаэль и Ева Дукс.
Старик Раухэйзен умышленно обошел вниманием блеск, и пышность дома. Он обвел рассеянным взглядом библиотеку, не обратил внимания и на штофные обои в столовой, хотя Эстер ему на них указала. Здесь еще пахло лаком и краской! В действительности же дворец Венцеля обставлен был с гораздо большим вкусом, чем рурский замок старого Раухэйзена, Шарлоттенру, загроможденный дорогими вещами сомнительного и даже дурного тона. В столовой сидела девица, отнюдь не дама, несомненно не принадлежавшая к обществу. Сидела тихо, почти не решаясь притрагиваться к еде, и в ушах у нее были две поддельные жемчужины. Весь вечер старик Раухэйзен с необыкновенной ловкостью избегал удостоить хотя бы одним взглядом Еву Дукс.
Эстер еще не видела Михаэля, но под влиянием восторженных рассказов Венцеля любопытствовала с ним познакомиться. Ей понравились его теплые, блестящие глаза и мягкая линия его рта. Как спокойно было это лицо, несмотря на следы усталости! Он похож был на Венцеля, только все черты были у него немного мягче. Весь вечер она беседовала почти исключительно с ним. Он был ей симпатичен… и все же она решила впредь избегать, по мере возможности, его общества. Она ненавидела ту категорию людей, которая стремится все уравнять. Если бы дать этому человеку власть, он, конечно, повсюду насадил бы картофель и хлеб и уничтожил бы парки, площадки для гольфа, а может быть, и грядки цветов, из которых делаются духи. Может быть, в будущем нельзя будет и прислугу держать! Она видела в нем врага, весьма опасного противника, и ее неприязнь к нему росла с каждой минутой, пока она с ним весело и умно болтала.
Михаэль пожимал плечами: «Светская женщина, – думал он, – избалованная, высокомерная и взбалмошная.
Мне она не по вкусу. Только бы Венцель был счастлив с ней!»
– Как понравилась тебе Эстер? – спросил он Еву.
Ева долго думала, потом сказала:
– Она интересна и умна, но я не могла бы к ней относиться с полным доверием.
Уже на следующий день Эстер возвратилась в Англию. В середине декабря должна была состояться свадьба в Лондоне. Таково было желание Эстер. Она хотела видеть вокруг себя всех своих английских друзей. Старик Раухэйзен обещал ей приехать, несмотря на трудность путешествия. В действительности он легко вздохнул: только бы они не венчались в Берлине.
Венцель дал распоряжение своей яхте «Клеопатра» ждать его в Ницце, начиная с десятого декабря, и «Клеопатра» сейчас же ушла в море.
17
Блеклые листья прилипали к оконным стеклам. Завывал ветер. Дождь шуршал по стенам, дни становились короче. У Женни в ее маленькой вилле, имевшей снаружи такой веселый вид, все еще были опущены шторы. Все еще, как призрак, бродила Женни по своим комнатам взад и вперед, не зная покоя. Она почти не отличала дня от ночи.
Сегодня тридцать первое октября, последний день. Она сообщила капитану Макентину, что с первого ноября предоставляет дом в его распоряжение. Итак, сегодня последний день, и сегодня это должно произойти.
– Я сдержу слово. Я написала ему, что завтра он может распорядиться домом по своему усмотрению, – говорила себе Женни. – Ну, хорошо, меня здесь больше не будет.
У нее вошло в привычку вслух беседовать с собою, расхаживая по комнатам или свалившись от усталости в кресло. Все было приготовлено. Шофера и камеристку она рассчитала уже месяц назад. Они ей только мешали. Кухарка должна была завтра покинуть дом. Только управляющий домом жил неподалеку в садовом павильоне.
Да, сегодня, стало быть, последний день. Вот он и наступил! Она оделась в любимое желтое шелковое кимоно и ходила по комнатам с мечтательной тихой улыбкой на губах. Только по временам она останавливалась и устремляла взгляд в пространство. Глаза у нее сделались очень большими и светлыми. И она громко говорила с Венцелем. Рассказывала ему разные вещи. Посмеивалась немного перекосившимися губами, внимая его ответам.
Она говорила:
– Вот и ты, мой милый мальчик!
Или же:
– Отчего ты уже уходишь? Побудь еще немного со мною. Ах, эти вечные совещания! – и с напускной досадой хмурила брови.
Она говорила:
– Какой же ты глупый, Венцель! Хочешь жениться на этой женщине, – ну, и женись! Я никогда не спрашивала, хочешь ли ты жениться на мне. Мне было и так хорошо. Женитьба ведь не повод уходить от меня. Ты мог мне все сказать, ты мог бы мне даже сказать, что отныне мы будем жить только как друзья, я бы и это поняла, я ведь не такая глупая.
Она ясно видела перед собою лицо Венцеля, его смуглую кожу с большими порами, его зубы, его плотный, сильный рот, его глаза. Линии век были не плавными, а угловатыми. Если бы нарисовать глаза Венцеля, получились бы одни только углы. А сами глаза были немного сурового, резко серого цвета. Даже когда Венцель был весел и смеялся, его глаза сохраняли некоторую суровость. Это, вероятно, объяснялось их оттенком.
Она сызнова переживала всю свою жизнь с Венцелем. Огонь в хельбронненском камине – как он пылал и слепил глаза! Что Венцель сказал тогда? «С твоей стороны я ничего не потерплю, но для себя требую полной свободы». И она сдалась без сопротивления. Неделя на Балтийском море, гроза, – все словно сон. Ты помнишь? Как он отнес тебя на руках в каюту, когда полыхали молнии, и как сказал: «Посмотрим, рыцарственны ли боги». Женни тихо рассмеялась. Смех прозвучал, как тихий крик о помощи.
– О, какой же ты беспутный мальчик! – воскликнула она.
И опять она увидела перед собою его лицо, каким оно явилось ей в первый раз Что-то страшное было в этом лице, мелькавшее в нем только порою, редко, а потом исчезавшее. Что же это было? Чем объяснялось? Это была черта насильника. Быть может, Венцель был из числа людей, способных убивать.
И вдруг она услышала хвалебный гимн маленького Штольпе, который он пел в автомобиле, когда они ехали театр на «Свадьбу Фигаро». Ты помнишь? Это было первое свидание, и Венцель опоздал, и заснул потом в ложе. Что сказал Штольпе? Вспомни же! «У него есть размах. Во всем, что он делает, есть размах». – Сказал он это? Или сказал «охват». Женни опять поднялась и пошла бродить по комнатам. Длинное желтое шелковое кимоно волочилось за нею по полу. Венцель так любил видеть ее в этом кимоно. Он ей привез его из Парижа.
– Неужели ты так влюбился в эту женщину, что не можешь видеться со старой приятельницей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94