– Ты приняла окончательное решение? – обратился Билл к Саре. – Собираешься участвовать в большом скачке? А когда вернешься, от меня не останется даже пыли.
– Таким было твое решение, – ответила она, – а мое иным.
Он дружелюбно кивнул.
– Я хотел сказать, что я могу понять, почему мама и папа…
– Мы уже обсуждали все это.
Я мог расслышать, как дом поскрипывает под тяжестью оседающего на него снега. Мэригей в кухне тоже не шевелилась; вероятно, прислушивалась.
– Ну, так обсудите еще раз, – посоветовал я. – С последнего разговора положение несколько изменилось.
– Ты о том, что вы возьмете одного из Человеков? И тельцианина?
– Ты можешь стать этим Человеком.
Он ответил мне долгим взглядом.
– Нет.
– Ведь не может быть никакой разницы в том, кто конкретно из них отправится с нами. Групповое сознание, и все такое прочее.
– У Билла неправильные гены, – пояснила Сара. – А они захотят послать настоящего Человека. – Мне показалось, что эта вызывающая шуточка использовалась ею не в первый раз.
– А я все равно никуда не полетел бы. Это воняет самоубийством.
– Опасность совсем невелика, – ответил я. – Честно говоря, гораздо опаснее оставаться здесь.
– Это правда. Менее вероятно, что ты умрешь в течение десяти лет, чем то, что я – в течение сорока тысяч.
Я улыбнулся.
– Десять против десяти.
– Все равно это бегство. Вам надоела эта жизнь, и вы смертельно боитесь старости. А со мной не происходит ничего подобного.
– У тебя есть только двадцать один год жизни и всезнайство.
– Да, черт побери.
– Зато, чего ты не знаешь – на что может быть похожа жизнь без таких отягчающих обстоятельств, как Человек или тельциане. Хотя, возможно, теперь, после промывания мозгов, тебе все ясно и понятно.
– Промывание мозгов? Ты еще никогда ничего об этом не говорил.
– Оно так же бросается в глаза, как и бородавка на носу. Но ты не замечаешь этого, точно так же, как и бородавки, потому что привык.
– К чему я привык, так это к непрерывному ворчанию! – взорвался Билл. Он встал. – Сара, ты сама можешь ответить на все подобные вопросы. Папа, вы с Сарой можете продолжать разговор, а я собираюсь пойти вздремнуть.
– Так кто из нас убегает?
– Я просто устал. На самом деле устал. В кухонной двери показалась Мэригей.
– Может быть, ты хочешь немного супа?
– Я не голоден, мамочка. Съем его попозже. – Он взлетел по лестнице, перескакивая сразу через две ступеньки.
– Я знаю все ответы наизусть, – улыбнулась Сара, – так что, если ты захочешь еще раз попробовать убеждения…
– Но ведь это не тебя я теряю, – ответил я, – даже если ты и решила когда-нибудь в будущем перейти на сторону врага. – Сара опустила взгляд на свою схему и прорычала что-то по-тельциански. – Что это значит?
– Это часть их катехизиса. И означает нечто вроде «Кто ничего не имеет, тот ничего не теряет». – Она подняла голову, и я увидел, что ее глаза сияли. – Это также означает: «Кто ничего не любит, тот ничего не теряет». Они используют то один, то другой вариант, по очереди. – Она медленно поднялась с места. – Я хочу поговорить с ним.
Когда я полтора часа спустя пошел спать, они все еще продолжали шептаться.
На следующее утро была очередь Билла готовить завтрак. Он в полном молчании поджарил кукурузные лепешки и сварил яйца. Когда он подал еду на стол, я начал было хвалить его, но он несколькими словами заставил меня умолкнуть.
– Я еду. Я еду с вами.
– Что?
– Я изменил свое решение. – Он посмотрел на Сару. – Или вынужден был изменить его. Сестра сказала, что в группе обеспечения аквакультуры найдется место еще для одного парня.
– А ты питаешь врожденную любовь к этому занятию, – заметил я.
– Во всяком случае, люблю рубить рыбам головы. – Он сел. – Это единственный шанс в жизни, в жизни многих поколений. А когда мы вернемся, я буду еще не слишком старым.
– Спасибо, – сказала Мэригей дрогнувшим голосом.
Билл кивнул. Сара улыбнулась.
Глава 3
На протяжении следующих нескольких месяцев мы жили неспокойной, но интересной жизнью. Проводили десять-двенадцать часов в неделю в библиотеке КМЖС – компьютерного моделирования жизненных ситуаций, – освежая в памяти или изучая заново тонкости существования в космическом полете. Мэригей некогда уже прошла этот курс: каждый, кому доводилось пользоваться временным челноком, должен был владеть основами знаний об управлении космическим кораблем.
С тех пор, как я в последний раз проходил переподготовку к космическому полету, все, естественно, стало много проще. При нормальных обстоятельствах один человек вполне мог управлять всем кораблем.
Мы проходили также обучение по различным специальностям. Для меня это было пилотирование челнока и управление системами анабиоза. И эти занятия заставили меня еще сильнее, чем обычно, тосковать о лете.
Ранняя зима успела закончиться, на смену ей пришла и всерьез обосновалась на планете глубокая зима, и только тогда прибыло известие с Земли.
Некоторые любят глубокую зиму за ее строгую простоту. В это время редко идет снег. Крохотное солнце раз и навсегда определенным курсом взбиралось на небосвод. Температура по ночам опускалась до тридцати и сорока градусов ниже нуля, хотя до начала весны следовало ожидать морозов и куда сильнее – до шестидесяти пяти градусов.
Те, кому нравилась глубокая зима, не были рыбаками. Когда лед на озере стал достаточно прочным для того, чтобы по нему можно было безопасно ходить, я взял нагревательные цилиндры и отправился, чтобы проделать во льду девяносто шесть прорубей.
Каждый цилиндр представлял собой метровый отрезок дюралевой трубы, в толстые стенки которой были вмонтированы нагревательные элементы. Сверху цилиндр был обмотан теплоизоляционным материалом, выступавшим по сторонам, словно шляпка гвоздя – благодаря такому расширению цилиндру не грозила опасность провалиться сквозь лед и утонуть. Я расставлял их по дюжине в ряд на таком расстоянии, чтобы между каждой парой можно было без труда пропустить перемет, затем налаживал снасти и ждал. Часа через два цилиндр углублялся в лед и доходил нижним краем до воды, и я выключал на некоторое время энергию. Выжидал еще часок, а потом начиналась потеха.
Конечно, пока внутри лед таял, снаружи он быстро намерзал. Я брал увесистую кувалду и длинную пешню и колотил молотом по намерзшему льду, пока звонкий звук ударов не сменялся глухим потрескиванием. Затем я снимал крышку, вытаскивал из трубы тридцатикилограммовую ледяную глыбу и откатывал ее в сторону.
Включал нагрев трубы посильнее, переходил к следующей лунке и повторял там все сначала.
Когда я расправлялся с двенадцатой трубой, первая нагревалась настолько, что я мог освободить ее из ледяной хватки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66