– Я буду молиться за вас всех, – сказала Тереза. – Надеюсь, что вы все уцелеете и обретете хорошую жизнь дома.
– Спасибо – Мэригей посмотрела на часы. – А теперь возвращайся к своим людям и сообщи, что в 9.00 корабль закроет эту дверь и разгерметизирует отсек. Мы сможем взять кого-нибудь, любого из вас, до 8.00. После этого вы должны будете остаться здесь и… будете предоставлены собственной участи.
– Я хочу пойти с тобой, – сказала Диана. – Попробовать использовать еще один, последний шанс, чтоб образумить их.
– Нет, – отрезала Тереза. – Мы слушали всех вас, и корабль дважды повторил свои аргументы. Мэригей, я передам им твои слова. Мы ценим ваше беспокойство. – Она повернулась и выплыла за дверь.
В этой части корабля имелся лишь один туалет, приспособленный для использования в условиях невесомости. Из него вышел бледный, как снег, Стивен Функ.
– Ваша очередь, Уильям.
Препарат, который выдала нам Диана, был на вкус похож на мед, в который добавили скипидара. А эффект от него был такой, словно кишки промывали кипятком из брандспойта.
Когда я в юности изучал антропологию, то прочел про африканское племя, которое круглый год питалось хлебом, молоком и сыром. Один раз в год они забивали корову, чтобы объесться жиром, так как считали, что понос – это дар богов, священное очищение. Это снадобье понравилось бы им. Даже я испытал благоговение. Честно говоря, я ощущал себя одной большой полой трубой.
Покончив с очищением, я выплыл наружу.
– Можешь позабавиться, Чарли. Это потрясающее впечатление.
Диана помогла мне присоединить биодатчики и различные трубки, густо покрытые смазкой, помогавшей расслабить мускулатуру. Весь этот процесс оказался гораздо проще, нежели в тот раз, когда я возвращался после своего последнего сражения. Видимо, им удалось за последние столетия узнать что-то новенькое.
Я почувствовал бедром левой ноги, возле паха, не то удар, не то шлепок, и нога сразу начала неметь сверху вниз. Я знал, что это последний акт, подсоединение шунта, через который моя кровь вытесняется полимерным кровезаменителем.
– Подожди, – послышался голос Мэригей. Она наклонилась над гробом, взяла мое лицо обеими руками и поцеловала меня. – Увидимся утром, любимый.
Я не мог придумать, что бы сказать ей в ответ, и лишь кивнул, уже погружаясь в сон.
Глава 2
Я не успел узнать, что пять человек из компании Терезы в последний момент изменили свои взгляды и присоединились к нам, так как уже находился в странном месте, которое мне предстояло занимать в течение следующих двадцати четырех лет.
Все пять шлюпок были выброшены из «Машины времени» одновременно, так что у них был шанс попасть домой с разницей всего в несколько дней или недель. Различие в силе тяги, выражающееся в седьмом или восьмом знаке после запятой, могло за двадцать четыре года обернуться изрядным временным промежутком.
Наши скорлупки сориентировали курсы на Средний Палец и в течение десяти лет терпеливо гасили скорость. В некоторой точке мы на какой-то момент оказались абсолютно неподвижными относительно своей планеты. Затем в течение семи лет мы ускорялись к ней, время от времени корректируя направление полета, а следующие семь лет опять тормозились.
Конечно, я не чувствовал ничего этого. Время прошло быстро – слишком быстро для того, чтобы можно было считать его за почти половину моей жизни, – но я все же мог сказать, что оно, время, было. Как казалось мне впоследствии, я не бодрствовал и не спал, а свободно плавал в некоем море воспоминаний и фантазий.
На протяжении многих лет – или дней длиной в год – мною владело ощущение, что вся моя жизнь, начиная с кампании на Альфе-0, а может быть на Йод-4, или Тет-2, или Сад-138, была прожита за ничтожный промежуток времени между смертельным ранением и гибелью: все миллиарды нейронов с высочайшим напряжением использовали последнюю микросекунду своего существования, пробегая конечное, но все же неимоверно большое множество комбинаций возможностей. Я не смогу жить вечно, но и не умру по-настоящему, пока нейроны продолжают действовать и искать.
Пробуждение оказалось подобно смерти – все, что было реальным на протяжении столь длительного времени, медленно проваливалось в слепоту, глухоту, в холодное окоченение, которое было истинным состоянием моего тела в течение десятилетий.
Меня раз за разом многократно рвало сухим воздухом.
Когда мой живот и легкие утомились от этого, мне в рот через трубку брызнуло что-то приятное и прохладное Я попробовал открыть глаза, но влажные тампоны мягко, но непреклонно держали их закрытыми.
Два нежных жала биодатчиков покинули мое тело, и первым движением моих членов, – вернее, члена – в ответ на поступление теплой крови оказалась немедленная эрекция. Но в течение еще некоторого времени я не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Правда, пальцы рук и ног с восхитительным потрескиванием двигались, возвращаясь к жизни.
Диана сняла тампоны с моих глаз и сухими пальцами разлепила веки.
– Привет! Есть кто-нибудь дома?
Я сглотнул первую слюну и слабо кашлянул.
– С Мэригей все хорошо? – Мой голос напоминал карканье.
– Отдыхает. Я разбудила ее несколько минут назад. Ты второй.
– Где мы? На месте?
– Да. Когда ты сможешь сидеть, то увидишь внизу добрый старый СП, с виду холодный, как закоченевшая неделю назад кошка. – Я напрягся, но смог лишь на несколько дюймов приподнять голову. – Не надрывайся Просто отдохни немного. Когда проголодаешься, сможешь съесть немного древнего бульона.
– Сколько шлюпок?
– Я не знаю, как связаться с ними. Когда Мэригей встанет, она или ты сможете вызвать их. Я вижу одну.
– Сколько людей? Все вышли из анабиоза?
– Одна погибла. Леона; я оставила ее замороженной. Могут быть повреждения у остальных, но они все пробуждаются.
Я проспал пару часов и затем проснулся от негромкого мурлыканья голоса Мэригей, разговаривавшей по радиотелефону. Я сел в моем гробу, и Диана принесла мне немного бульону. Мне показалось, что он состоял из морковного отвара и соли.
Диана отперла боковую стенку. Моя одежда находилась на том же самом месте, где я ее оставил; она постарела на двадцать четыре года, но не вышла из моды в нашем кругу. Мне, правда, пришлось на полпути прервать одевание и несколько раз сглотнуть, преодолевая тошноту от невесомости. Это было не так уж плохо. Я хорошо помнил свой первый полет, еще в аспирантуре, когда я вышел из строя на пару дней. А теперь я лишь глотал и глотал, пока суп не вспомнил, что ему полагается находиться в желудке, закончил одеваться и всплыл, чтобы присоединиться к Мэригей.
Она сидела в пилотском кресле; вернее, висела над ним. Я пристегнулся к соседнему креслу.
– Любимая.
Она плохо выглядела, лицо было измученным и отечным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66