большая часть продуктов казалась куда привлекательнее, чем наши корабельные рационы, хотя, конечно, все это было гораздо менее питательным.
Переночевать мы решили в «Придорожной Гостинице Молли Мэлон». Мы с Мэригей с изумлением увидели возле стойки портье прейскурант на сексуальные услуги, но Кэт сказала, что партнеры, которых можно было здесь получить, являются роботами. Самыми натуральными роботами.
Ну а вслед за этим наш собственный робот – многоногий транспортер – преподнес нам куда больший сюрприз. Мы вышли из «Молли Мэлон», чтобы забрать свои вещи, и увидели, что они аккуратно выставлены на дощатый тротуар.
А рядом с ними, вместо машины, стоял грубовато-красивый ковбой. Он не напоминал потрепанных роботов, но и не казался очень уж похожим на человека. Он был слишком высок, более семи футов ростом. Его ноги оставляли глубокие следы в пыли, а когда он вступил на дощатый тротуар, настил тревожно заскрипел.
– Я действительно не транспортер, – сказал ковбой. – И вообще, не машина. Просто на космодроме я счел более удобным выглядеть и действовать, как одна из них.
Он говорил медленно, растягивая слова, и эта манера речи показалась мне смутно знакомой. Казалось, что я помнил ее с детства. А потом в мозгу что-то щелкнуло: так говорил актер Джон Уэйн. Мой отец любил фильмы, в которых он снимался, а мать его просто презирала.
Разговаривая, он скручивал из табака толстую самокрутку.
– Я могу снова превратиться в транспортер или любой другой предмет или организм сходных масштабов.
– Пожалуйста, продемонстрируйте, – произнес тельцианин.
Тот пожал плечами, извлек из ниоткуда большую деревянную спичку и чиркнул ею о подошву ботинка. Настоящая серная спичка, которых не существовало даже в моем детстве; когда же он раскурил свою самокрутку, послышался резкий сильный запах табака. Я не обонял его уже тридцать или тринадцать сотен лет. Когда-то это называлось сигаретами.
Затем ковбой отступил на три гигантских шага и в считанные мгновения перетек в форму транспортера. Но теперь машина была окрашена в цвета голубых джинсов и смуглой человеческой кожи, а из ее крыши торчала человеческая рука с тлеющей сигаретой.
Затем он снова изменился, став чрезмерно огромным тельцианином и все так же не выпуская сигареты. Быстро сказал Антаресу-906 что-то на его языке, после чего опять стал Джоном Уэйном. Сделал еще одну затяжку, выпустил изо рта большое облако дыма и отщелкнул окурок прочь большим и указательным пальцами.
Никто из нас явно не мог придумать ничего умного, и поэтому я решил высказать самое очевидное предположение:
– Вы, наверно, пришелец из другого мира?
– Нет, нет, ничего подобного. Я родился на Земле, приблизительно девять тысяч лет назад. Это вы, парни, пришельцы с другой планеты.
– Он может менять облик, – прошептала мне на ухо Мэригей.
– Точно так же, как вы меняете одежду. С моей точки зрения, я всегда нахожусь в своем собственном облике. – Он вывернул ногу так, что у человека при этом неминуемо сломалась бы голень, и внимательно осмотрел подошву ботинка. – У вас нет имени для нас, но вы могли бы называть нас Омни. То есть Всё.
– А сколько вас? – осведомился По.
– А сколько вам нужно? Сотню, тысячу? Я могу превратиться в отряд девочек-скаутов, общим весом в две тонны. Или в стаю саранчи. Но это чертовски трудное дело, ведь нужно будет как-то удерживать их всех в одной куче.
– Значит, вы те люди, которые жили на Земле в течение девяти тысяч лет… – начал Макс.
– Скажите лучше, сто пятьдесят тысяч; и мы не люди. Как правило, мы даже не похожи на людей. Несколько столетий я был скульптурой Родена в музее. Потом никто не мог понять, как ворам удалось протащить меня в дверь. – Джон Уэйн раскололся пополам и превратился в двух одетых в форменные куртки смотрителей музея миниатюрную молодую женщину и толстого старика. – Когда я делаю нечто подобное, – в унисон заговорили они, – я фактически являюсь «групповым сознанием», наподобие того, каким стремятся стать тельциане и Человек. Это может быть полезно, но может и сбить с толку. – Две фигуры вдруг рассыпались в кучу тараканов, которые тут же кинулись в разные стороны. К ним устремились два робота Микки-Мауса, и тараканы поспешно слились в Джона Уэйна, а тот пинком закинул одного из маленьких уборщиков на крышу «Молли Мэлон».
– Как вы это делаете? – спросил я.
– Просто вопрос практики. Координация глаза и движений ноги.
– Нет, я говорю о ваших превращениях в то и другое. Вы же не можете взять молекулы металла и превратить их в органическое вещество.
– Полагаю, что и вы это можете, – ответил он. – Лично я делаю это постоянно.
– Я хочу сказать, что это противоречит физическим законам.
– Ни в коей мере. Эта ваша версия физики противоречит действительности.
Я начал отчетливо понимать, что чувствовала и думала Алиса, попавшая в страну чудес. Возможно, Льюис Кэрролл был одним из них?
– Позвольте мне подойти к вопросу с другой стороны, – продолжал наш собеседник. – Как вы превращаете продовольствие в свою плоть? Поедая его, не так ли?
Я на секунду задумался.
– В организме поступающее продовольствие разлагается на более простые компоненты. Аминокислоты, жиры, углеводы. Те компоненты, которые не сгорают, образуя энергию, могут превращаться в плоть.
– Это вы так считаете, – сказал он. – Несколько тысяч лет назад у меня неподалеку отсюда жил друг, который утверждал, что вы с едой принимаете в себя часть души съеденного животного или растения, которая становится частью вашей собственной души. И этим объяснял все болезни.
– Очень поэтично, – отозвался я, – но далеко от истины.
– Точно так же, как и ваши мнения. У вас просто различные представления о том, что такое поэзия и что такое истина.
– Ладно. Так расскажите мне, как вы это делаете.
– Я не имею об этом ни малейшего представления. Я появился на свет с этим умением, точно так же, как вы рождаетесь со способностью к обмену веществ. Мой друг Тимукуан тоже был способен к обмену веществ в организме, хотя и описывал его по-другому.
– И вы за девять тысяч лет не попытались выяснить, как работает ваш организм?
– Не всем же быть естествоиспытателями. – Он превратился из Джона Уэйна в отдаленное подобие человека, облик которого я смутно помнил со школьных времен: скульптора, прославившегося памятниками в полный рост. Правда, у этого было четыре и шесть пальцев на руках и термочувствительный глаз посреди лба. – Можно сказать, что я историк.
– Вы жили рядом с людьми, начиная с доисторических времен, – сказала Мэригей, – и никто из них так ничего и не заподозрил?
– Мы не ведем подробных записей, – ответил он, – но думаю, что на первых порах мы жили в своем естественном состоянии и сосуществовали с вами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Переночевать мы решили в «Придорожной Гостинице Молли Мэлон». Мы с Мэригей с изумлением увидели возле стойки портье прейскурант на сексуальные услуги, но Кэт сказала, что партнеры, которых можно было здесь получить, являются роботами. Самыми натуральными роботами.
Ну а вслед за этим наш собственный робот – многоногий транспортер – преподнес нам куда больший сюрприз. Мы вышли из «Молли Мэлон», чтобы забрать свои вещи, и увидели, что они аккуратно выставлены на дощатый тротуар.
А рядом с ними, вместо машины, стоял грубовато-красивый ковбой. Он не напоминал потрепанных роботов, но и не казался очень уж похожим на человека. Он был слишком высок, более семи футов ростом. Его ноги оставляли глубокие следы в пыли, а когда он вступил на дощатый тротуар, настил тревожно заскрипел.
– Я действительно не транспортер, – сказал ковбой. – И вообще, не машина. Просто на космодроме я счел более удобным выглядеть и действовать, как одна из них.
Он говорил медленно, растягивая слова, и эта манера речи показалась мне смутно знакомой. Казалось, что я помнил ее с детства. А потом в мозгу что-то щелкнуло: так говорил актер Джон Уэйн. Мой отец любил фильмы, в которых он снимался, а мать его просто презирала.
Разговаривая, он скручивал из табака толстую самокрутку.
– Я могу снова превратиться в транспортер или любой другой предмет или организм сходных масштабов.
– Пожалуйста, продемонстрируйте, – произнес тельцианин.
Тот пожал плечами, извлек из ниоткуда большую деревянную спичку и чиркнул ею о подошву ботинка. Настоящая серная спичка, которых не существовало даже в моем детстве; когда же он раскурил свою самокрутку, послышался резкий сильный запах табака. Я не обонял его уже тридцать или тринадцать сотен лет. Когда-то это называлось сигаретами.
Затем ковбой отступил на три гигантских шага и в считанные мгновения перетек в форму транспортера. Но теперь машина была окрашена в цвета голубых джинсов и смуглой человеческой кожи, а из ее крыши торчала человеческая рука с тлеющей сигаретой.
Затем он снова изменился, став чрезмерно огромным тельцианином и все так же не выпуская сигареты. Быстро сказал Антаресу-906 что-то на его языке, после чего опять стал Джоном Уэйном. Сделал еще одну затяжку, выпустил изо рта большое облако дыма и отщелкнул окурок прочь большим и указательным пальцами.
Никто из нас явно не мог придумать ничего умного, и поэтому я решил высказать самое очевидное предположение:
– Вы, наверно, пришелец из другого мира?
– Нет, нет, ничего подобного. Я родился на Земле, приблизительно девять тысяч лет назад. Это вы, парни, пришельцы с другой планеты.
– Он может менять облик, – прошептала мне на ухо Мэригей.
– Точно так же, как вы меняете одежду. С моей точки зрения, я всегда нахожусь в своем собственном облике. – Он вывернул ногу так, что у человека при этом неминуемо сломалась бы голень, и внимательно осмотрел подошву ботинка. – У вас нет имени для нас, но вы могли бы называть нас Омни. То есть Всё.
– А сколько вас? – осведомился По.
– А сколько вам нужно? Сотню, тысячу? Я могу превратиться в отряд девочек-скаутов, общим весом в две тонны. Или в стаю саранчи. Но это чертовски трудное дело, ведь нужно будет как-то удерживать их всех в одной куче.
– Значит, вы те люди, которые жили на Земле в течение девяти тысяч лет… – начал Макс.
– Скажите лучше, сто пятьдесят тысяч; и мы не люди. Как правило, мы даже не похожи на людей. Несколько столетий я был скульптурой Родена в музее. Потом никто не мог понять, как ворам удалось протащить меня в дверь. – Джон Уэйн раскололся пополам и превратился в двух одетых в форменные куртки смотрителей музея миниатюрную молодую женщину и толстого старика. – Когда я делаю нечто подобное, – в унисон заговорили они, – я фактически являюсь «групповым сознанием», наподобие того, каким стремятся стать тельциане и Человек. Это может быть полезно, но может и сбить с толку. – Две фигуры вдруг рассыпались в кучу тараканов, которые тут же кинулись в разные стороны. К ним устремились два робота Микки-Мауса, и тараканы поспешно слились в Джона Уэйна, а тот пинком закинул одного из маленьких уборщиков на крышу «Молли Мэлон».
– Как вы это делаете? – спросил я.
– Просто вопрос практики. Координация глаза и движений ноги.
– Нет, я говорю о ваших превращениях в то и другое. Вы же не можете взять молекулы металла и превратить их в органическое вещество.
– Полагаю, что и вы это можете, – ответил он. – Лично я делаю это постоянно.
– Я хочу сказать, что это противоречит физическим законам.
– Ни в коей мере. Эта ваша версия физики противоречит действительности.
Я начал отчетливо понимать, что чувствовала и думала Алиса, попавшая в страну чудес. Возможно, Льюис Кэрролл был одним из них?
– Позвольте мне подойти к вопросу с другой стороны, – продолжал наш собеседник. – Как вы превращаете продовольствие в свою плоть? Поедая его, не так ли?
Я на секунду задумался.
– В организме поступающее продовольствие разлагается на более простые компоненты. Аминокислоты, жиры, углеводы. Те компоненты, которые не сгорают, образуя энергию, могут превращаться в плоть.
– Это вы так считаете, – сказал он. – Несколько тысяч лет назад у меня неподалеку отсюда жил друг, который утверждал, что вы с едой принимаете в себя часть души съеденного животного или растения, которая становится частью вашей собственной души. И этим объяснял все болезни.
– Очень поэтично, – отозвался я, – но далеко от истины.
– Точно так же, как и ваши мнения. У вас просто различные представления о том, что такое поэзия и что такое истина.
– Ладно. Так расскажите мне, как вы это делаете.
– Я не имею об этом ни малейшего представления. Я появился на свет с этим умением, точно так же, как вы рождаетесь со способностью к обмену веществ. Мой друг Тимукуан тоже был способен к обмену веществ в организме, хотя и описывал его по-другому.
– И вы за девять тысяч лет не попытались выяснить, как работает ваш организм?
– Не всем же быть естествоиспытателями. – Он превратился из Джона Уэйна в отдаленное подобие человека, облик которого я смутно помнил со школьных времен: скульптора, прославившегося памятниками в полный рост. Правда, у этого было четыре и шесть пальцев на руках и термочувствительный глаз посреди лба. – Можно сказать, что я историк.
– Вы жили рядом с людьми, начиная с доисторических времен, – сказала Мэригей, – и никто из них так ничего и не заподозрил?
– Мы не ведем подробных записей, – ответил он, – но думаю, что на первых порах мы жили в своем естественном состоянии и сосуществовали с вами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66