– рявкнул Вик и мотнул головой в сторону геологического образования, давшего название всему поместью. В скале был глубокий провал с отвесными стенами, заполненный водой из озера. Вик усадил Либерти на стул, однако по-прежнему держал ее за руку. – Ни на минуту не могу выпустить из виду эту глупую сучку.
Подобный скандал мог бы, конечно, разразиться в любой день, но случился именно сегодня, в присутствии матери. Просто фатальное невезение…
– Вик, ты же знаешь, я не люблю, когда ты так выражаешься.
– Плевать я на все хотел! Вот же идиотка. Хоть и нужна мне… Но нужна не с распухшими глазами и красным сопливым носом. Знаешь ведь, я не могу работать, когда передо мной сидит не модель, а уродина.
Либерти снова расплакалась.
Краем глаза Блисс увидела, как Киттен осторожно поднялась со стула и поспешно ретировалась, укрывшись за компьютером.
Обнаженный до пояса – рубашек художник не признавал, они мешали ему творить – Вик стоял, широко расставив ноги, обтянутые черными кожаными штанами с длинной бахромой по боковым швам. На носках черных ковбойских сапог из крокодиловой кожи красовались серебряные накладки.
– Слышишь? Слышишь, что он говорит? – всхлипнула Либерти. – Вот для чего я ему нужна. Эгоист…
– Да тебя ведь все всегда устраивало, моя маленькая нимфа, – отозвался Вик. – Ты же обожаешь рассматривать потом эти потрясающие… Тебе нравится, как я тебя пишу. Тебе все нравится в моих работах. И нравится, как я это делаю.
Блисс взмолилась в душе, чтобы Вик остановился, умолк. Если он углубится в тему и начнет распространяться о своеобразии своего художественного метода в присутствии матери, придется вызывать санитарную бригаду.
– Слушайте, ребята, – начала Блисс, перехватывая инициативу. – Прежде всего нужно думать об искусстве, творчестве. И о творчестве Либерти – тоже. Ты же занимаешься керамикой, Либерти. И это для тебя очень важно. То же самое относится и к работе Вика.
Вик просиял и закивал головой, глядя на Либерти. Среднего роста и самого заурядного телосложения, загорелый с ног до головы, он обычно старался продемонстрировать всем свое шоколадное тело.
Либерти откинула с лица роскошные каштановые локоны и опять заплакала. По крайней мере хоть она была полностью одета. Редкий случай, надо заметить.
– Либерти, – сказала Блисс, – прошу тебя, постарайся успокоиться.
Скорее бы они все убрались отсюда, пока Себастьян не решил, что ему пора появиться на сцене.
Только бы он не объявился.
– Она думает, что я кручу любовь с другой, – сказал Вик. Его пепельные волосы были стянуты на затылке черным шнурком. Серые глаза чуть светлее волос выразительно смотрели на Блисс. – Никак не могу вдолбить ей очень простую вещь, элементарную. Искусство для меня важнее всего. Оно на первом месте. Оно для меня все. У меня нет времени любить женщину, во всяком случае, так, как она, – Вик кивнул в сторону Либерти, – этого от меня хочет. Хотя, конечно, я все понимаю.
Киттен хмыкнула. Вик резко обернулся и уставился на нее.
– Доброе утро, – сказал он. – Блисс, это кто? Очередная распространительница косметики?
– Это Киттен Уинтерс. Моя мать.
Довольно скупо. Но вполне достаточно.
– Что ты говоришь?.. Кто бы мог подумать, что у тебя имеется родительница. Так вот, скажи этой… Скажи нашей милой подруге: если она убьет себя, ей всегда найдется замена.
Либерти стремительно вскочила со стула и влепила Вику пощечину.
– О! – Киттен ухватилась за холодильник. – Блисс, кто эти ужасные люди?
В этот момент на кухне появился Себастьян – босой, без рубашки, с незастегнутой верхней пуговицей на джинсах и наполовину разъехавшейся молнией. Блисс увидела его, лишь когда он переступил порог.
Либерти с изумлением посмотрела на вошедшего. Ее губки сложились в трубочку, она присвистнула:
– Виктор, посмотри-ка… Надо же, какие у Блисс знакомые, а с виду такая скромница…
Блисс поплотнее запахнула халат и потуже затянула поясок. И вдруг поймала на себе взгляд матери. Было совершенно очевидно: Киттен по-прежнему считает себя матерью школьницы, а не взрослой женщины, женщины, на которую может обратить внимание рослый мужчина, стоявший в этот момент у двери и оглядывавший собравшихся сверкающими зелеными глазами. Блисс выразительно взглянула на Себастьяна, пытаясь дать ему понять, чтобы ничего не говорил.
Он вопросительно посмотрел на Блисс. Та молча пожала плечами.
– Какая ты, однако, скрытная, Блисс, – промурлыкала Либерти, рассматривая Себастьяна с ног до головы. – Нам следует поговорить с ним, Вик. Из него получится настоящий, классический Адам. Ты так не считаешь?
Блисс не стала даже думать о том, на что именно Либерти намекает, что хочет сказать.
– Извини, мама, сейчас не слишком удачное время для разговора. Давай пообедаем вместе на следующей неделе. – Она подошла к Киттен. – Я тебе позвоню попозже, когда разберусь здесь со всеми делами.
Вонзив в линолеум изящные каблучки своих розовых туфелек, Киттен посмотрела на Себастьяна:
– Этот человек был наверху?
Вик подтолкнул Либерти, чтобы та держала язык за зубами. Затем выступил вперед и заявил:
– Он пришел с нами. – Вик заговорщически взглянул на Блисс.
– Нет, – покачала головой Киттен, – вы пришли с этой женщиной, я знаю. А этот мужчина только что спустился по лестнице, из твоей комнаты, Блисс, она единственная наверху.
Себастьян скрестил на груди руки и вопросительно посмотрел на Блисс.
– Все правильно, – сказала Блисс и решительно взяла мать за локоть. – Я потом расскажу тебе обо всем. Не волнуйся, мама, я уже взрослая.
Киттен не тронулась с места.
– Если у тебя кто-то есть, мы хотим об этом знать. Твой отец наведет справки. Для твоего же блага, Блисс, ты же понимаешь. Ты слишком небрежно относишься к некоторым вещам. Не забывай, ты богатая женщина.
– Спасибо за заботу, – сказала Блисс; она уже знала: неприятный разговор неизбежен. – Передай папе, что я загляну к вам сегодня днем.
– Так, теперь я понимаю! Ты пытаешься выпроводить меня?
Неужели она только сейчас это поняла?
– Что ты, мама, просто…
– Кто вы такой? Как вас зовут? Давно вы знакомы с моей дочерью?
И тут Блисс сдалась. Она взяла со столика чашку с кофе и поднесла к губам.
– Ну же, отвечайте, – потребовала Киттен.
– Я знаю вашу дочь пятнадцать лет, миссис Уинтерс. Мое имя Плато. Себастьян Плато.
Глава 10
С малышом Вилли трудно разговаривать, думал Рон. Развалившись в кресле в приемной Себастьяна, он рассматривал сидевшего за своим столом Уильяма Намсака, сторожевого пса.
Рон уселся поудобнее – водрузив локоть на полированный подлокотник, подпер рукой голову. Если у Уильяма и была какая-либо информация, он хорошо это скрывал.
– Он, должно быть, звонил? – спросил Рон, чтобы хоть что-нибудь сказать – непрерывное щелканье компьютерной клавиатуры казалось невыносимым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Подобный скандал мог бы, конечно, разразиться в любой день, но случился именно сегодня, в присутствии матери. Просто фатальное невезение…
– Вик, ты же знаешь, я не люблю, когда ты так выражаешься.
– Плевать я на все хотел! Вот же идиотка. Хоть и нужна мне… Но нужна не с распухшими глазами и красным сопливым носом. Знаешь ведь, я не могу работать, когда передо мной сидит не модель, а уродина.
Либерти снова расплакалась.
Краем глаза Блисс увидела, как Киттен осторожно поднялась со стула и поспешно ретировалась, укрывшись за компьютером.
Обнаженный до пояса – рубашек художник не признавал, они мешали ему творить – Вик стоял, широко расставив ноги, обтянутые черными кожаными штанами с длинной бахромой по боковым швам. На носках черных ковбойских сапог из крокодиловой кожи красовались серебряные накладки.
– Слышишь? Слышишь, что он говорит? – всхлипнула Либерти. – Вот для чего я ему нужна. Эгоист…
– Да тебя ведь все всегда устраивало, моя маленькая нимфа, – отозвался Вик. – Ты же обожаешь рассматривать потом эти потрясающие… Тебе нравится, как я тебя пишу. Тебе все нравится в моих работах. И нравится, как я это делаю.
Блисс взмолилась в душе, чтобы Вик остановился, умолк. Если он углубится в тему и начнет распространяться о своеобразии своего художественного метода в присутствии матери, придется вызывать санитарную бригаду.
– Слушайте, ребята, – начала Блисс, перехватывая инициативу. – Прежде всего нужно думать об искусстве, творчестве. И о творчестве Либерти – тоже. Ты же занимаешься керамикой, Либерти. И это для тебя очень важно. То же самое относится и к работе Вика.
Вик просиял и закивал головой, глядя на Либерти. Среднего роста и самого заурядного телосложения, загорелый с ног до головы, он обычно старался продемонстрировать всем свое шоколадное тело.
Либерти откинула с лица роскошные каштановые локоны и опять заплакала. По крайней мере хоть она была полностью одета. Редкий случай, надо заметить.
– Либерти, – сказала Блисс, – прошу тебя, постарайся успокоиться.
Скорее бы они все убрались отсюда, пока Себастьян не решил, что ему пора появиться на сцене.
Только бы он не объявился.
– Она думает, что я кручу любовь с другой, – сказал Вик. Его пепельные волосы были стянуты на затылке черным шнурком. Серые глаза чуть светлее волос выразительно смотрели на Блисс. – Никак не могу вдолбить ей очень простую вещь, элементарную. Искусство для меня важнее всего. Оно на первом месте. Оно для меня все. У меня нет времени любить женщину, во всяком случае, так, как она, – Вик кивнул в сторону Либерти, – этого от меня хочет. Хотя, конечно, я все понимаю.
Киттен хмыкнула. Вик резко обернулся и уставился на нее.
– Доброе утро, – сказал он. – Блисс, это кто? Очередная распространительница косметики?
– Это Киттен Уинтерс. Моя мать.
Довольно скупо. Но вполне достаточно.
– Что ты говоришь?.. Кто бы мог подумать, что у тебя имеется родительница. Так вот, скажи этой… Скажи нашей милой подруге: если она убьет себя, ей всегда найдется замена.
Либерти стремительно вскочила со стула и влепила Вику пощечину.
– О! – Киттен ухватилась за холодильник. – Блисс, кто эти ужасные люди?
В этот момент на кухне появился Себастьян – босой, без рубашки, с незастегнутой верхней пуговицей на джинсах и наполовину разъехавшейся молнией. Блисс увидела его, лишь когда он переступил порог.
Либерти с изумлением посмотрела на вошедшего. Ее губки сложились в трубочку, она присвистнула:
– Виктор, посмотри-ка… Надо же, какие у Блисс знакомые, а с виду такая скромница…
Блисс поплотнее запахнула халат и потуже затянула поясок. И вдруг поймала на себе взгляд матери. Было совершенно очевидно: Киттен по-прежнему считает себя матерью школьницы, а не взрослой женщины, женщины, на которую может обратить внимание рослый мужчина, стоявший в этот момент у двери и оглядывавший собравшихся сверкающими зелеными глазами. Блисс выразительно взглянула на Себастьяна, пытаясь дать ему понять, чтобы ничего не говорил.
Он вопросительно посмотрел на Блисс. Та молча пожала плечами.
– Какая ты, однако, скрытная, Блисс, – промурлыкала Либерти, рассматривая Себастьяна с ног до головы. – Нам следует поговорить с ним, Вик. Из него получится настоящий, классический Адам. Ты так не считаешь?
Блисс не стала даже думать о том, на что именно Либерти намекает, что хочет сказать.
– Извини, мама, сейчас не слишком удачное время для разговора. Давай пообедаем вместе на следующей неделе. – Она подошла к Киттен. – Я тебе позвоню попозже, когда разберусь здесь со всеми делами.
Вонзив в линолеум изящные каблучки своих розовых туфелек, Киттен посмотрела на Себастьяна:
– Этот человек был наверху?
Вик подтолкнул Либерти, чтобы та держала язык за зубами. Затем выступил вперед и заявил:
– Он пришел с нами. – Вик заговорщически взглянул на Блисс.
– Нет, – покачала головой Киттен, – вы пришли с этой женщиной, я знаю. А этот мужчина только что спустился по лестнице, из твоей комнаты, Блисс, она единственная наверху.
Себастьян скрестил на груди руки и вопросительно посмотрел на Блисс.
– Все правильно, – сказала Блисс и решительно взяла мать за локоть. – Я потом расскажу тебе обо всем. Не волнуйся, мама, я уже взрослая.
Киттен не тронулась с места.
– Если у тебя кто-то есть, мы хотим об этом знать. Твой отец наведет справки. Для твоего же блага, Блисс, ты же понимаешь. Ты слишком небрежно относишься к некоторым вещам. Не забывай, ты богатая женщина.
– Спасибо за заботу, – сказала Блисс; она уже знала: неприятный разговор неизбежен. – Передай папе, что я загляну к вам сегодня днем.
– Так, теперь я понимаю! Ты пытаешься выпроводить меня?
Неужели она только сейчас это поняла?
– Что ты, мама, просто…
– Кто вы такой? Как вас зовут? Давно вы знакомы с моей дочерью?
И тут Блисс сдалась. Она взяла со столика чашку с кофе и поднесла к губам.
– Ну же, отвечайте, – потребовала Киттен.
– Я знаю вашу дочь пятнадцать лет, миссис Уинтерс. Мое имя Плато. Себастьян Плато.
Глава 10
С малышом Вилли трудно разговаривать, думал Рон. Развалившись в кресле в приемной Себастьяна, он рассматривал сидевшего за своим столом Уильяма Намсака, сторожевого пса.
Рон уселся поудобнее – водрузив локоть на полированный подлокотник, подпер рукой голову. Если у Уильяма и была какая-либо информация, он хорошо это скрывал.
– Он, должно быть, звонил? – спросил Рон, чтобы хоть что-нибудь сказать – непрерывное щелканье компьютерной клавиатуры казалось невыносимым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98