Входя через тяжелую парадную дверь, я хлопнул в ладоши, призывая слугу, который доложил бы обо мне. Сделал я это с гордой смелостью, хотя был полон страха, так как не знал, какой прием будет мне оказан. Я все еще таил воспоминания о том, как меня встретил сэр Джон Рассел, и не вынес бы, если бы сэр Уильям тоже меня выгнал.
Однако я скоро успокоился, он сам спустился поздороваться со мной и радостно приветствовал меня в своем доме. Какое бы дурное чувство ни вызывало у него мое имя, оно осталось скрытым.
– Я удивлен, увидев тебя, Джек, – сказал он сердечно. – Что привело тебя сюда? Ведь семестр в университете еще не кончился, а ты же по-прежнему студент? Я удивлен, что тебе разрешили покинуть город. В мое время о подобном попустительстве и помыслить было нельзя.
– Разрешение особое, – сказал я. – У меня снисходительный наставник.
– Ну, я рад, что ты пришел, – сказал он. – Мы не виделись слишком уж давно. В парадной комнате разведен добрый огонь, так поскорее иди туда и согрейся. Прихожая холодна, как милостыня.
Такой радушный прием совсем меня ошеломил, и я упрекнул себя за сомнения в доброте сэра Уильяма. Его натуре были свойственны благодушие и гостеприимство. В этом смысле он был истинным деревенским жителем. Плотного сложения, румяный, он отличался безыскусственной прямотой и был бесконечно предан тому делу и тем людям, которым отдал свое сердце.
Я слишком замерз и устал, чтобы сразу же начать расспросы, а потому позволил ему проводить меня к пылающему пламени и усадить в пределах благостного тепла, которое составляло восхитительный контраст с холодом, царившим в комнате повсюду, куда не достигал жар огня. Слуга подал мне горячее вино и еду, и я остался наслаждаться ими в одиночестве. Сэр Уильям извинился, сказав, что ему надо отлучиться на полчаса, чтобы завершить небольшое дельце.
Когда он возвратился, я уже совсем засыпал. Не то чтобы он отсутствовал так уж долго, но теплота и вино затуманили мои мысли, показав мне, насколько велико мое утомление. И пока я сидел там согретый, исполненный покоя, мною овладела печаль. Не так уж давно это был мой дом, и оказалось, что вопреки всему, что произошло, он по-прежнему остался для меня родным. Я дольше прожил в кругу его семьи, чем с моими родными, и дом этот я знал много лучше, чем тот, который более не был моим даже по названию. В дремотном борении чувств я тихо сидел у огня, попивал вино и размышлял над всеми этими странностями до тех пор, пока возвращение сэра Уильяма не понудило меня хотя бы немного собраться с мыслями.
Вот тут-то мне и следует вернуться к одной из главных целей моего повествования или по меньшей мере к тому делу, которое заставило меня взяться за перо. Мне следует рассмотреть мое знакомство с синьором Марко да Кола и правдивость его манускрипта. Как я упомянул много раньше, его память представляется мне поистине странной, ибо он подробно излагает всякие пустяки и вовсе не упоминает о делах несравненно большей важности. Я не знаю причины, да за давностью лет она меня и не интересует, и моя задача здесь заключается лишь в том, чтобы внести исправления в те места его рассказа, которые прямо касаются меня.
И первое – тот вечер в доме сэра Уильяма, так как к огню он вернулся в сопровождении Марко да Кола.
Полагаю, у него была какая-то веская причина исказить историю своего приезда в Англию, ибо я могу свидетельствовать о том, что она неверна. Все обстояло не так, как он утверждает: он не прибыл в Лондон и не отправился оттуда более или менее прямо в Оксфорд. Он до этого уже прожил в стране много дней. И он показался мне довольно-таки нелепым коротышкой. Бледно-зеленая и лиловая одежда глупейшего покроя не могла не привлекать к себе внимания, а аромат духов, разливавшийся по комнате еще до того, как он в нее входил, был поистине незабываемым. Позднее, когда он навестил меня в тюрьме вместе с Лоуэром, я мог бы назвать моего посетителя еще перед тем, как тюремщик открыл дверь, такой силы исходил от него запах.
Однако при всех его странностях он мне понравился, и лишь позднее я открыл, что первое впечатление далеко не соответствовало истине. А тогда я увидел невысокого толстяка с веселыми глазами и непринужденным смехом. Все-то его забавляло и все вызывало в нем интерес. Говорил он мало, так как недостаточно хорошо владел английским (хотя и много лучше, чем мне показалось тогда), а сидел тихо, кивал и одобрительно посмеивался нашим словам, будто слышал замечательнейшие шутки и остроумнейшую беседу.
Только один раз во время этой первой встречи я мог бы заподозрить, что он не совсем тот, кем кажется. Один раз, пока мы с сэром Уильямом вели наш разговор, я вдруг заметил вспышку в его глазах, и по его пухленькой, такой безобидной на вид физиономии скользнуло хитрое выражение. Но кто обращает внимание на столь мимолетные впечатления, когда все остальное свидетельствует об обратном? Просто игра света, отблеск огня в сумраке комнаты – и ничего больше.
Так как он не хотел или не мог принимать равного участия в разговоре, мы с сэром Уильямом беседовали между собой и постепенно почти позабыли о присутствии рядом с нами иностранца. Сэр Уильям представил его как человека, с которым вел торговые дела – будучи начальником артиллерийского управления (жалчайшая награда ему за его усердную службу королю), он должен был встречаться со многими иностранными купцами, а отец Кола, насколько я понял, принадлежал к самым видным из них. К тому же, объяснил сэр Уильям, он и его семья много лет поддерживали великое дело, и теперь, натурально, он хотел стать поставщиком некоторых потребных его величеству товаров.
Я от души пожелал им обоим всего наилучшего и уповал, что они оба извлекут выгоду из совместных дел, так как пост сэра Уильяма хотя и не был высоким, тем не менее сулил немалые богатства. Усердный начальник артиллерийского управления, получая всяческие положенные ему взятки и куртажи, может, заведуя поставками для армии, приобрести за краткий срок вполне приличное состояние, и сэр Уильям особо не сетовал на свое положение. Правду сказать, он тогда нуждался больше в деньгах, чем в почестях.
Полагаю, нетрудно догадаться, почему сношения с таким человеком необходимо было держать в тайне, хотя сдержанность Кола, почевшего нужным умолчать о них по прошествии стольких лет, и кажется мне чрезмерной. Ведь сэр Уильям (как я уже упоминал) был не в ладах с лордом Кларендоном, а всякий человек, навлекший на себя гнев лорда-канцлера, вынужден был соблюдать величайшую осторожность в исполнении своих обязанностей. И не важно, что сам Кларендон столь упоенно грабил казну с того часа, как вернулся король, его врагам следовало остерегаться, ибо то, что нисколько не возбранялось друзьям Кларендона, служило способом уничтожения его врагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216
Однако я скоро успокоился, он сам спустился поздороваться со мной и радостно приветствовал меня в своем доме. Какое бы дурное чувство ни вызывало у него мое имя, оно осталось скрытым.
– Я удивлен, увидев тебя, Джек, – сказал он сердечно. – Что привело тебя сюда? Ведь семестр в университете еще не кончился, а ты же по-прежнему студент? Я удивлен, что тебе разрешили покинуть город. В мое время о подобном попустительстве и помыслить было нельзя.
– Разрешение особое, – сказал я. – У меня снисходительный наставник.
– Ну, я рад, что ты пришел, – сказал он. – Мы не виделись слишком уж давно. В парадной комнате разведен добрый огонь, так поскорее иди туда и согрейся. Прихожая холодна, как милостыня.
Такой радушный прием совсем меня ошеломил, и я упрекнул себя за сомнения в доброте сэра Уильяма. Его натуре были свойственны благодушие и гостеприимство. В этом смысле он был истинным деревенским жителем. Плотного сложения, румяный, он отличался безыскусственной прямотой и был бесконечно предан тому делу и тем людям, которым отдал свое сердце.
Я слишком замерз и устал, чтобы сразу же начать расспросы, а потому позволил ему проводить меня к пылающему пламени и усадить в пределах благостного тепла, которое составляло восхитительный контраст с холодом, царившим в комнате повсюду, куда не достигал жар огня. Слуга подал мне горячее вино и еду, и я остался наслаждаться ими в одиночестве. Сэр Уильям извинился, сказав, что ему надо отлучиться на полчаса, чтобы завершить небольшое дельце.
Когда он возвратился, я уже совсем засыпал. Не то чтобы он отсутствовал так уж долго, но теплота и вино затуманили мои мысли, показав мне, насколько велико мое утомление. И пока я сидел там согретый, исполненный покоя, мною овладела печаль. Не так уж давно это был мой дом, и оказалось, что вопреки всему, что произошло, он по-прежнему остался для меня родным. Я дольше прожил в кругу его семьи, чем с моими родными, и дом этот я знал много лучше, чем тот, который более не был моим даже по названию. В дремотном борении чувств я тихо сидел у огня, попивал вино и размышлял над всеми этими странностями до тех пор, пока возвращение сэра Уильяма не понудило меня хотя бы немного собраться с мыслями.
Вот тут-то мне и следует вернуться к одной из главных целей моего повествования или по меньшей мере к тому делу, которое заставило меня взяться за перо. Мне следует рассмотреть мое знакомство с синьором Марко да Кола и правдивость его манускрипта. Как я упомянул много раньше, его память представляется мне поистине странной, ибо он подробно излагает всякие пустяки и вовсе не упоминает о делах несравненно большей важности. Я не знаю причины, да за давностью лет она меня и не интересует, и моя задача здесь заключается лишь в том, чтобы внести исправления в те места его рассказа, которые прямо касаются меня.
И первое – тот вечер в доме сэра Уильяма, так как к огню он вернулся в сопровождении Марко да Кола.
Полагаю, у него была какая-то веская причина исказить историю своего приезда в Англию, ибо я могу свидетельствовать о том, что она неверна. Все обстояло не так, как он утверждает: он не прибыл в Лондон и не отправился оттуда более или менее прямо в Оксфорд. Он до этого уже прожил в стране много дней. И он показался мне довольно-таки нелепым коротышкой. Бледно-зеленая и лиловая одежда глупейшего покроя не могла не привлекать к себе внимания, а аромат духов, разливавшийся по комнате еще до того, как он в нее входил, был поистине незабываемым. Позднее, когда он навестил меня в тюрьме вместе с Лоуэром, я мог бы назвать моего посетителя еще перед тем, как тюремщик открыл дверь, такой силы исходил от него запах.
Однако при всех его странностях он мне понравился, и лишь позднее я открыл, что первое впечатление далеко не соответствовало истине. А тогда я увидел невысокого толстяка с веселыми глазами и непринужденным смехом. Все-то его забавляло и все вызывало в нем интерес. Говорил он мало, так как недостаточно хорошо владел английским (хотя и много лучше, чем мне показалось тогда), а сидел тихо, кивал и одобрительно посмеивался нашим словам, будто слышал замечательнейшие шутки и остроумнейшую беседу.
Только один раз во время этой первой встречи я мог бы заподозрить, что он не совсем тот, кем кажется. Один раз, пока мы с сэром Уильямом вели наш разговор, я вдруг заметил вспышку в его глазах, и по его пухленькой, такой безобидной на вид физиономии скользнуло хитрое выражение. Но кто обращает внимание на столь мимолетные впечатления, когда все остальное свидетельствует об обратном? Просто игра света, отблеск огня в сумраке комнаты – и ничего больше.
Так как он не хотел или не мог принимать равного участия в разговоре, мы с сэром Уильямом беседовали между собой и постепенно почти позабыли о присутствии рядом с нами иностранца. Сэр Уильям представил его как человека, с которым вел торговые дела – будучи начальником артиллерийского управления (жалчайшая награда ему за его усердную службу королю), он должен был встречаться со многими иностранными купцами, а отец Кола, насколько я понял, принадлежал к самым видным из них. К тому же, объяснил сэр Уильям, он и его семья много лет поддерживали великое дело, и теперь, натурально, он хотел стать поставщиком некоторых потребных его величеству товаров.
Я от души пожелал им обоим всего наилучшего и уповал, что они оба извлекут выгоду из совместных дел, так как пост сэра Уильяма хотя и не был высоким, тем не менее сулил немалые богатства. Усердный начальник артиллерийского управления, получая всяческие положенные ему взятки и куртажи, может, заведуя поставками для армии, приобрести за краткий срок вполне приличное состояние, и сэр Уильям особо не сетовал на свое положение. Правду сказать, он тогда нуждался больше в деньгах, чем в почестях.
Полагаю, нетрудно догадаться, почему сношения с таким человеком необходимо было держать в тайне, хотя сдержанность Кола, почевшего нужным умолчать о них по прошествии стольких лет, и кажется мне чрезмерной. Ведь сэр Уильям (как я уже упоминал) был не в ладах с лордом Кларендоном, а всякий человек, навлекший на себя гнев лорда-канцлера, вынужден был соблюдать величайшую осторожность в исполнении своих обязанностей. И не важно, что сам Кларендон столь упоенно грабил казну с того часа, как вернулся король, его врагам следовало остерегаться, ибо то, что нисколько не возбранялось друзьям Кларендона, служило способом уничтожения его врагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216