В октябре 1662 года этот человек написал мне (подозреваю, более ради того, чтобы оправдать получаемое золото, чем из иных соображений) сообщил всего лишь что в Лейден прибыл некий венецианец по фамилии Кола, который проводит время в обществе изгнанников.
Вот и все. Разумеется, в то время не было никакой причины полагать, будто этот человек вовсе не странствующий школяр. Я не уделил ему особого внимания, только написал торговцу, отправившемуся в Венецию покупать картины для тех англичан, у кого было более денег, нежели здравого смысла, и попросил его удостоверить существование этого венецианца. Могу заметить на полях, что из торговцев картинами (которые сегодня, когда закон позволил ввозить подобную мазню в страну, сильно приумножились числом) выходят превосходные шпионы, ибо они приезжают и уезжают, когда захотят, ни у кого не вызывая подозрений. Их ремесло сводит их с влиятельными людьми, но сами они столь низки и нелепы в своих притязаниях на родовитость и образованность, что мало кто принимает их всерьез.
Ответ я получил лишь в начале 1663 года: необязательность моего корреспондента и зимняя почта объединились против меня. Но и запоздалое письмо не принесло ничего значительного, и, дабы никто не счел меня небрежным, ниже привожу послание мистера Джексона.
Преподобный и высокоученый сэр!
В ответ на Вашу просьбу я, среди своих дел по приобретению в Венеции произведений искусства для лорда Сандерленда и прочих господ, выбрал время расспросить об интересующем вас лице. Этот Кола, по всей видимости, сын купца и учился несколько лет в Падуанском университете. Ему около тридцати лет, он среднего роста, хорошо сложен. Я мало что сумел разузнать о нем, ибо он так давно покинул Венецианскую Республику, что многие почитают его умершим. Oн, однако, снискал себе славу меткого стрелка и отменного фехтовальщика. По слухам, торговый агент его отца в Лондоне, Джовани ди Пьетро, поставляет сведения об английских делах Венецианскому послу в Париже, а старший брат – Андреа – священник и духовник Кардинала Флавио Чиги, племянника папы Александра. Если вы полагаете, чтобы я продолжил мои расспросы, буду счастлив.
Письмо завершалось обнадеживающими заверениями, дескать, если я пожелаю приобрести картины, Томас Джексон, эсквайр (будучи простым художником, он не имел права присваивать себе этот титул), почтет за честь оказать мне такую услугу По получении письма я без промедления написал мистеру Беннету про этого Джованни ди Пьетро: раз у венецианцев имелся в Лондоне свой корреспондент, о его личности следовало известить правительство. К некоторому моему удивлению в ответ я получил немногословную записку дескать, этот ди Пьетро им уже известен и опасности для правительства не представляет, и мистер Беннет уверен, что у меня есть более полезные занятия. Он напомнил мне, что мое дело чинить препоны сектантам, остальное же – не моя забота.
Я был так занят, что принял это напоминание с искренней благодарностью, ибо в кругах смутьянов вновь слышался негромкий пока ропот, и забот у меня было вполне достаточно. Ко мне стекались донесения об оружии, развозимом по стране, и о тайных молельных собраниях сектантов. И самое тревожное мне пришло надежное донесение о том, что Эдмунд Лудлоу, самый опасный и даровитый из еще оставленных на свободе генералов Республики, принимает у себя в доме в Шотландии, куда он был сослан, необычайно большое число посетителей. «Левиафан поднимается из недр, но это все равно что мерить воду рукой» (Исайя, 40:12) Смута назревала во многих областях страны, только вот почему и кто стоял за ней?
Не следует думать, будто я все время проводил только в Оксфорде. Разумеется, несколько недель в семестр я должен был исполнять мои обязанности в университете, но большую часть года волен был располагать своим временем и помногу месяцев жил в Лондоне, так как это не только упрощало мои сношения с государственным секретарем (мистер Беннет удостоился этого поста в ноябре), но в столицу тогда стекались ученые со всей страны, и, естественно, я желал наслаждаться обществом столь великих умов. Великий труд по созданию Королевского Общества еще не был завершен, и архиважно было, чтобы создавалось оно по достойным принципам, принимая лишь достойных кандидатов и не допуская тех, кто из нечестивых побуждений тщился извратить его: папистов, с одной стороны, и безбожников – с другой.
Вскоре после одного такого заседания ко мне явился Мэтью, мой слуга, пусть и был он для меня много большим. В своем повествовании я много стану говорить об этом юноше, ибо он был дорог мне как сын, а вернее, даже дороже. Когда я думаю об этих недалеких фиглярах, моих сыновьях, я отчаиваюсь и горько сетую на мое несчастье. «Глупый сын – сокрушение отца своего» (Книга притчей Соломоновых, 19:13); сколько я размышлял над мудростью этого изречения, ведь мое сокрушение – двое подобных глупцов. Однажды я попытался посвятить старшего в тайны разгадывания шифров, но с равным успехом мог бы пытаться преподать павиану теории мистера Ньютона. Малыми детьми они были оставлены на попечение моей супруги – я тогда был слишком занят на службе правительства и в университете, – и она воспитала их по своему образу и подобию. Она – добродетельная женщина и в точности такова, какой подобает быть жене, и принесла мне в приданое поместье, и все же я сожалею, что вообще принужден был жениться. Услуги, какие способна оказать женщина, ни в коей мере не восполняют неудобств от ее общества и ограничения свободы, неизбежные в браке.
В прошлом я много времени и стараний уделял трудам на ниве образования юношей, я работал с самым неподатливым материалом, убеждал молчаливых заговорить и старался вывести общие принципы внешних воздействий на младенческий ум. Я бы хотел, чтобы к мальчикам, лет с шести, женщины, а тем паче матери, не допускались вовсе, дабы умы их были заняты возвышенными беседами и благородными идеями. Чтением, образованием и самими их играми должно руководить разумному человеку – и я не подразумеваю тех неучей, что сходят за школьных учителей, – дабы побудить их подражать великому и чураться низменного.
Встреться мне мальчик, подобный Мэтью, немногими годами ранее, думаю, я сделал бы из него великого человека. Едва я его увидел, как меня охватило невыразимое сожаление, ибо в его манерах и взгляде я почувствовал сотоварища, о каком всегда молил Господа. Едва образованный и еще менее обученный, он был более человек, нежели мои кровные дети, чьи жалкие умы я всегда окружал всевозможной заботой и которые тем не менее не имели устремлений иных, нежели упрочить собственное благополучие. Мэтью был высок ростом и чист лицом, и в манерах его сквозили совершеннейшие уступчивость и повиновение, так что он завоевывал расположение всех, с кем сводила его судьба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216
Вот и все. Разумеется, в то время не было никакой причины полагать, будто этот человек вовсе не странствующий школяр. Я не уделил ему особого внимания, только написал торговцу, отправившемуся в Венецию покупать картины для тех англичан, у кого было более денег, нежели здравого смысла, и попросил его удостоверить существование этого венецианца. Могу заметить на полях, что из торговцев картинами (которые сегодня, когда закон позволил ввозить подобную мазню в страну, сильно приумножились числом) выходят превосходные шпионы, ибо они приезжают и уезжают, когда захотят, ни у кого не вызывая подозрений. Их ремесло сводит их с влиятельными людьми, но сами они столь низки и нелепы в своих притязаниях на родовитость и образованность, что мало кто принимает их всерьез.
Ответ я получил лишь в начале 1663 года: необязательность моего корреспондента и зимняя почта объединились против меня. Но и запоздалое письмо не принесло ничего значительного, и, дабы никто не счел меня небрежным, ниже привожу послание мистера Джексона.
Преподобный и высокоученый сэр!
В ответ на Вашу просьбу я, среди своих дел по приобретению в Венеции произведений искусства для лорда Сандерленда и прочих господ, выбрал время расспросить об интересующем вас лице. Этот Кола, по всей видимости, сын купца и учился несколько лет в Падуанском университете. Ему около тридцати лет, он среднего роста, хорошо сложен. Я мало что сумел разузнать о нем, ибо он так давно покинул Венецианскую Республику, что многие почитают его умершим. Oн, однако, снискал себе славу меткого стрелка и отменного фехтовальщика. По слухам, торговый агент его отца в Лондоне, Джовани ди Пьетро, поставляет сведения об английских делах Венецианскому послу в Париже, а старший брат – Андреа – священник и духовник Кардинала Флавио Чиги, племянника папы Александра. Если вы полагаете, чтобы я продолжил мои расспросы, буду счастлив.
Письмо завершалось обнадеживающими заверениями, дескать, если я пожелаю приобрести картины, Томас Джексон, эсквайр (будучи простым художником, он не имел права присваивать себе этот титул), почтет за честь оказать мне такую услугу По получении письма я без промедления написал мистеру Беннету про этого Джованни ди Пьетро: раз у венецианцев имелся в Лондоне свой корреспондент, о его личности следовало известить правительство. К некоторому моему удивлению в ответ я получил немногословную записку дескать, этот ди Пьетро им уже известен и опасности для правительства не представляет, и мистер Беннет уверен, что у меня есть более полезные занятия. Он напомнил мне, что мое дело чинить препоны сектантам, остальное же – не моя забота.
Я был так занят, что принял это напоминание с искренней благодарностью, ибо в кругах смутьянов вновь слышался негромкий пока ропот, и забот у меня было вполне достаточно. Ко мне стекались донесения об оружии, развозимом по стране, и о тайных молельных собраниях сектантов. И самое тревожное мне пришло надежное донесение о том, что Эдмунд Лудлоу, самый опасный и даровитый из еще оставленных на свободе генералов Республики, принимает у себя в доме в Шотландии, куда он был сослан, необычайно большое число посетителей. «Левиафан поднимается из недр, но это все равно что мерить воду рукой» (Исайя, 40:12) Смута назревала во многих областях страны, только вот почему и кто стоял за ней?
Не следует думать, будто я все время проводил только в Оксфорде. Разумеется, несколько недель в семестр я должен был исполнять мои обязанности в университете, но большую часть года волен был располагать своим временем и помногу месяцев жил в Лондоне, так как это не только упрощало мои сношения с государственным секретарем (мистер Беннет удостоился этого поста в ноябре), но в столицу тогда стекались ученые со всей страны, и, естественно, я желал наслаждаться обществом столь великих умов. Великий труд по созданию Королевского Общества еще не был завершен, и архиважно было, чтобы создавалось оно по достойным принципам, принимая лишь достойных кандидатов и не допуская тех, кто из нечестивых побуждений тщился извратить его: папистов, с одной стороны, и безбожников – с другой.
Вскоре после одного такого заседания ко мне явился Мэтью, мой слуга, пусть и был он для меня много большим. В своем повествовании я много стану говорить об этом юноше, ибо он был дорог мне как сын, а вернее, даже дороже. Когда я думаю об этих недалеких фиглярах, моих сыновьях, я отчаиваюсь и горько сетую на мое несчастье. «Глупый сын – сокрушение отца своего» (Книга притчей Соломоновых, 19:13); сколько я размышлял над мудростью этого изречения, ведь мое сокрушение – двое подобных глупцов. Однажды я попытался посвятить старшего в тайны разгадывания шифров, но с равным успехом мог бы пытаться преподать павиану теории мистера Ньютона. Малыми детьми они были оставлены на попечение моей супруги – я тогда был слишком занят на службе правительства и в университете, – и она воспитала их по своему образу и подобию. Она – добродетельная женщина и в точности такова, какой подобает быть жене, и принесла мне в приданое поместье, и все же я сожалею, что вообще принужден был жениться. Услуги, какие способна оказать женщина, ни в коей мере не восполняют неудобств от ее общества и ограничения свободы, неизбежные в браке.
В прошлом я много времени и стараний уделял трудам на ниве образования юношей, я работал с самым неподатливым материалом, убеждал молчаливых заговорить и старался вывести общие принципы внешних воздействий на младенческий ум. Я бы хотел, чтобы к мальчикам, лет с шести, женщины, а тем паче матери, не допускались вовсе, дабы умы их были заняты возвышенными беседами и благородными идеями. Чтением, образованием и самими их играми должно руководить разумному человеку – и я не подразумеваю тех неучей, что сходят за школьных учителей, – дабы побудить их подражать великому и чураться низменного.
Встреться мне мальчик, подобный Мэтью, немногими годами ранее, думаю, я сделал бы из него великого человека. Едва я его увидел, как меня охватило невыразимое сожаление, ибо в его манерах и взгляде я почувствовал сотоварища, о каком всегда молил Господа. Едва образованный и еще менее обученный, он был более человек, нежели мои кровные дети, чьи жалкие умы я всегда окружал всевозможной заботой и которые тем не менее не имели устремлений иных, нежели упрочить собственное благополучие. Мэтью был высок ростом и чист лицом, и в манерах его сквозили совершеннейшие уступчивость и повиновение, так что он завоевывал расположение всех, с кем сводила его судьба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216