Наутро я медлил, как истинный джентльмен, неторопливо запивая хлеб пинтой эля, и покинул гостиницу, только когда солнце стояло уже высоко в небе.
Так как мне нечем было занять себя, то я разыграл любопытствующего путешественника и посетил собор Святого Павла – возмутительно обезображенный каменный храм, совсем лишенный былого великолепия из-за ущерба, причиненного пуританами, и все же в своем унижении несравненно более величественный, чем аляповатое воплощение самодовольства, которое теперь возводится на его месте. Я постоял, наблюдая книгопродавцев и юрких торговцев памфлетами, приютившихся во дворе собора, и слушал, как глашатаи и констебли громогласно перечисляют преступления и обманы – урожай зла за минувшую ночь. Столько краж, нападений, мятежных нарушений порядка, что, казалось, для их совершения весь город должен был не спать до утра. Затем я пошел в Вестминстер, обозрел дворец и с благоговением взирал на то окно, из которого вышел король Карл, чтобы приять свое кровавое мученичество. Теперь окно было затянуто черным крепом в память злого деяния, и я некоторое время размышлял о карах, которые вытерпела страна в воздаяние за этот чернейший грех.
Впрочем, такие развлечения быстро меня утомили, а потому я купил у лоточника еще хлеба и направился назад через Ковент-Гарден, который был столь же малоприятен моим чувствам теперь, как и накануне. Меня мучил голод, и я взвешивал, не потратить ли внушительную сумму на пинту вина, как вдруг почувствовал легкое прикосновение к моему плечу.
Я не такая уж деревенщина, чтобы не понять, чем это могло грозить, и обернулся, уже хватаясь за кинжал, но удержал руку, увидев перед собой прекрасно одетую молодую женщину. Лицо у нее было недурное, но настолько скрытое париком, и мушками, и румянами, и белилами, что дарованная ей Господом миловидность была почти неразличима. Но больше всего меня поразил смрад духов, который настолько заглушал ее природные ароматы, что казалось, будто ты вошел в цветочную лавку.
– Сударыня? – сказал я холодно, когда она подняла бровь и улыбнулась моему испугу.
– Джек! – воскликнула эта тварь. – Не говори, что ты меня забыл.
– Боюсь, вы тут имеете преимущество передо мной.
– Ну, ты-то, может, и забыл меня, только я не могу забыть, как галантно ты защищал меня под звездным небом по дороге в Танбридж.
Тут я вспомнил. Молоденькая шлюшка! Но как она изменилась! Только, на мой взгляд, изменилась она не к лучшему, хотя ей, видимо, улыбнулась удача.
– Китти! – сказал я наконец, припомнив ее имя. – Какой прекрасной леди ты стала! Ты должна меня простить, что я не сразу тебя узнал. Перемена столь велика, что винить меня ты не должна.
– Ах, всеконечно, – сказала она, жеманно обмахиваясь веером. – Хотя из тех, кто со мной знаком поближе, никто леди меня не назовет. Была я шлюхой, а сейчас поднялась до метрессы.
– Приношу мои поздравления, – сказал я, так как она, видимо, этим гордилась.
– Благодарю. Он преотличный человек, с большими связями и очень щедрый. И притом не слишком противен с лица. Я поистине счастливица. Если все сложится хорошо, то он, прежде чем я ему надоем, наградит меня достаточно, и я смогу купить себе мужа. Но скажи мне, ты-то что тут делаешь, посередь этой улицы, разинув рот, будто деревенский олух? Это место для тебя самое неподходящее.
– Я ищу, где бы поесть.
– Харчевен тут предостаточно.
– Я не могу… не хочу потратить столько.
Она весело засмеялась.
– Зато я могу и хочу.
И с наглостью, от которой у меня дыхание сперло, она взяла меня под руку и повела назад на пьяццу в кофейню с вывеской «У Уилла», где потребовала отдельную комнату, приказав подать туда обед и напитки. Слуга не только не возмутился, но угодливо ей поклонился, будто и вправду знатной даме, и несколько минут спустя мы уже сидели в просторной комнате на третьем этаже с окнами на шумную площадь внизу.
– Никто не будет против? – спросил я с тревогой, опасаясь, как бы ее господин в припадке ревности не подослал к нам наемных убийц. Она не сразу сообразила, о чем я говорю, а тогда снова засмеялась.
– Нет-нет, – сказала она. – Он хорошо меня знает и понимает, что я никогда не пожертвую своим будущим ради маленькой неосторожной шалости.
– Могу ли я узнать имя твоего благодетеля?
– Ну конечно. Оно известно всем, кроме тебя. Он – милорд Бристоль, находчивый и обласканный фаворит короля, хотя и не молод. Я подцепила его в Танбридже, а потому, как видишь, у меня есть весомая причина быть благодарной тебе. Я там и дня не пробыла, как получила от него приглашение. Уж я постаралась его ублажить, развлекала, как могла, и думала, на том все и кончилось. И нате вам: мое общество требуется ему и в Лондоне, и приманку он предложил щедрейшую.
– Он в тебя влюблен?
– Вот уж нет! Но кровь у него горячая, а его жена – старая карга, и он смертельно боится подцепить что-нибудь. Все это она придумала: первой заметила меня на улице, да и указала ему на меня.
Она погрозила мне пальцем.
– Ты вроде бы хочешь прочесть мне проповедь, Джек Престкотт. Так воздержись, прошу тебя, или я рассержусь. Ты такой добродетельный, что способен только осуждать, но что прикажешь делать мне? Я продаю свое тело за маленькую долю богатства и роскоши. А вокруг полно священников да проповедников, которые за то же продают свои души. Значит, я в хорошем обществе, а в такой толпе еще одну грешницу никто и не заметит. Можешь мне поверить, Джек, добродетель в наши дни томится в одиночестве.
Я не знал, что ответить на такое откровенное признание в порочности. Оправдать ее я не мог, но и осуждать был не склонен, так как это положило бы конец нашему знакомству, а вопреки всему ее общество было мне приятно. И тем более потому, что она, желая похвастать своим благополучием, заказала наилучшие кушанья и вино и настояла, чтобы я съел столько, сколько способны вместить мой желудок и выдержать моя голова. И все это время она рассказывала мне столичные сплетни и болтала о головокружительном возвышении ее любовника при дворе, так что теперь (сказала она) он уже соперничает за милости короля с самим лордом Кларендоном.
– Само собой, Кларендон очень влиятелен, – объявила она, делая вид, будто посвящена во все тайны правительства. – Но всему свету известно, что его важная серьезность выводит короля из себя, тогда как веселость лорда Бристоля развлекает его величество. А этот король всегда приносил жертвы на алтарь развлечений. Вот почему лорд Кларендон уязвим; чтобы столкнуть его, много усилий не потребуется, и тогда я стану второй шлюхой королевства после леди Каслмейн. Жалко, что мой лорд – папист; это ведь большая помеха на его пути, но, может быть, и ее удастся преодолеть.
– И ты думаешь, все это может произойти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216