ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

) Так, primum partum заключала несчастье с моим отцом. Secundum заключала мою бедность, так как меня лишили моего наследства. Tertium заключала заклятие, на меня наложенное. Задача логика, указал он, состоит в решении проблемы и объединении частей в единое положение, которое затем может быть выделено и подвергнуто исследованию.
– А посему, – сказал он, – рассмотрите все заново. Возьмите первую и вторую части своего аргументума. Какие общие нити их связывают?
– Мой батюшка, – сказал я, – обвиненный и лишившийся своей земли.
Гров кивнул, довольный, что я помню основы логики и оказался готов изложить элементы положенным образом.
– Затем я, как страдающий сын. Затем сэр Уильям Комптон, управляющий нашим имением и товарищ моего отца по Запечатленному Узлу. Больше пока мне ничего на ум не приходит.
Гров наклонил голову.
– Недурно, – сказал он. – Но вы должны взглянуть глубже, ибо утверждали, что без обвинения – первая часть – ваша земля не была бы потеряна – вторая часть. Разве не так?
– Да, так.
– Ну а это прямая причинность или косвенная?
– Я что-то не понял.
– Вы постулируете второстепенный случай и исходите из того, что второе явилось косвенным следствием первого, но не исследовали возможности, не была ли связь обратной. Разумеется, вы не можете утверждать, что потеря земли вызвала опорочивание вашего отца, ибо это невозможно по времени и, следовательно, абсурд. Однако вы могли бы заключить, что предположительная потеря земли привела к обвинениям, а они, в свою очередь, стали причиной ее действительной потери: идея отчуждения породила реальность через посредство обвинений.
Я уставился на него в ошеломлении, так как его слова попали точно в цель: он выразил вслух подозрение, грызущее меня с той ночи, которую я провел в кабинете моего дяди. Возможно ли, что все обстояло именно так? Возможно ли, что обвинения, погубившие моего отца, были всего лишь порождением алчности?
– Вы говорите…
– Я ничего не говорю, – сказал доктор Гров. – А лишь указываю, что вам следует тщательнее обдумывать свои аргументы.
– Вы меня обманываете, – сказал я. – Вы, очевидно, знаете об этом деле что-то, чего не знаю я. Вы бы не направили мои мысли в это русло, если бы у вас не было на то веской причины. Я хорошо вас знаю, доктор. И ваши рассуждения, кроме того, подразумевают, что мне следует взвесить и другую возможность.
– Какую же?
– Такую, что звеном, соединяющим обвинение с отчуждением, была действительная виновность моего отца.
Гров просиял.
– Превосходно, молодой человек. Я весьма вами доволен. Вы мыслите с беспристрастностью истинного логика. Но не найдете ли вы еще чего-то? Мы, полагаю, можем исключить случайность несчастья – обычный довод атеистов.
Я размышлял долго и старательно, так как был доволен, что мной довольны, и хотел заслужить новые похвалы; на уроках они редко доставались на мою долю, и я испытал непривычную теплую радость.
– Нет, – сказал я наконец. – Это две главные категории, которые необходимо рассмотреть. Все остальное подчиняется двум альтернативным положениям. – Я немного помолчал. – У меня нет желания умалить возвышенность этой беседы, однако самые веские аргументы требуют фактов, как балласта. И у меня нет сомнений: рано или поздно вы укажете на их отсутствие в важнейших построениях.
– Вы начинаете говорить как адвокат, сударь, – заметил Гров, – а не как философ.
– Однако к этому случаю закон вполне приложим. Логика может продвинуть нас лишь на столько-то. И должен существовать способ сопоставить два указанные предположения – виновен мой отец или нет. А достичь этого с помощью одной лишь метафизики невозможно. Поэтому расскажите мне. Вам ведь известны какие-то обстоятельства.
– Ничего подобного, – ответил он. – Тут я должен вас разочаровать. Я видел вашего батюшку всего один раз, и хотя нашел его красивым и крепким человеком, но этого мало, чтобы судить его или хотя бы составить мнение о нем. И об обвинениях против него я услышал совершенно случайно, когда невольно подслушал, как сэр Уильям сказал своей супруге, что считает своим долгом сообщить известное ему.
– Что? – вскричал я, с такой яростью наклонившись в кресле, что, мне кажется, Гров перепугался. – Что вы слышали?
Гров посмотрел на меня с видом искреннего недоумения.
– Но ведь вы же, конечно, должны это знать? – сказал он. – Что сэр Уильям был тем, кто первым выступил с этими обвинениями? Вы же в то время жили в его доме. И должны были что-то слышать о происшедшем.
– Ни единого слова. А когда это случилось?
Он покачал головой:
– В начале тысяча шестьсот шестидесятого года, если не ошибаюсь. С большей точностью я вспомнить не могу.
– Что же произошло?
– Я в библиотеке искал нужный мне том, так как сэр Уильям разрешил мне свободно пользоваться книгами, пока я жил там. Библиотека не из лучших, но мне она представлялась маленьким оазисом в пустыне, и я часто пил там. Вы, разумеется, помните эту комнату. Она почти всеми окнами выходит на восток, но в глубине образует угол, где помещался кабинет, в котором сэр Уильям занимался делами имения. Я никогда его там не тревожил, так как, занимаясь денежными расчетами, он всегда приходил в неистовый гнев – слишком уж болезненно они напоминали ему, в какую нищету он впал. Все домашние еще много часов после этого остерегались попадаться ему на глаза. Однако в тот раз его супруга нарушила это правило, и вот почему я сейчас могу вам что-то рассказать. Видел я очень мало, а слышал далеко не все, однако дверь оставалась чуть приоткрытой, и в щель я увидел, что благородная дама стоит на коленях перед супругом и умоляет его тщательно обдумать то, что он собирается сделать.
«Мое решение принято, – ответил он вовсе не сердито, хотя и не привык отчитываться в своих поступках. – Мое доверие обманули, мою жизнь продали. Даже вообразить трудно, что человек мог так поступить, а что это сделал друг, и вовсе нестерпимо. Оставить это безнаказанным нельзя».
«Но ты уверен? – спросила миледи. – Нельзя в заблуждении бросить подобное обвинение такому человеку, как сэр Джеймс, вот уже двадцать лет твоему другу, чьего сына ты воспитывал почти как собственного. И ты должен помнить, что он непременно… что он должен будет вызвать тебя. И побежденным окажешься ты».
«Я не буду с ним драться, – ответил сэр Уильям, на этот раз с мягкостью, видя, как встревожена его супруга. – Я признаю, что оружием владею хуже. Но у меня нет ни малейшего сомнения в истинности моих обвинений. Предостережение сэра Джона Рассела не оставляет для них места. Письма, документы, записи о встречах он получал от Морленда; и подлинность многих я могу удостоверить сам. Я знаю его почерк и его шифр».
Тут дверь закрылась, – продолжал Гров, – и я больше ничего не слышал, но следующие несколько дней миледи пребывала в большом расстройстве, а сэр Уильям был занят более обыкновенного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216