Мужчины помогли дамам сесть на копей и снова взяли в руки поводья.
Оуэн тихо сказал принцессе:
— Дважды вы остановитесь на пути, чтобы сменить лошадей. Ехать нужно как можно быстрее. Эти люди хорошо знают дорогу и как избавиться от возможного преследования. Можете положиться на них. Уверен, все обойдется без осложнений. Да поможет нам Бог.
— И вам тоже, шевалье, — прошептала принцесса. — Поблагодарите всех, кто помогал мне. Я не забуду того, что вы для меня сделали.
Оуэн поклонился всем дамам и пошел обратно не оборачиваясь. Откуда-то из тени к нему присоединился Седрик.
— Привести коней, сэр? — спросил он.
— Когда часы пробьют половину, дружок. Ты уложил в корзины все, что я сказал?
Седрик выглядел обиженным, когда ответил:
— Конечно, сэр. Ничего не забыл. Даже детскую одежду. Последние слова прозвучали как вопрос: мальчик никак не мог взять в толк, зачем нужны эти странные вещицы в предстоящем дальнем путешествии, о котором ему сказал хозяин.
— Хорошо. Жди меня с ударом церковных часов.
Пен вздрогнула, когда из-за всколыхнувшегося гобелена показался Оуэн. Ребенок тоже поднял голову с ее груди. Ступив в часовню, Оуэн сначала приблизился к решетчатой двери, ведущей в неф, где шло богослужение, и внимательно вгляделся в молящихся. Не заметив ничего подозрительного, подошел к Пен, стоящей на коленях, опустился рядом с ней.
— Мы уезжаем через пять минут, — прошептал он.
— Я сразу поеду в Холборн, — ответила она тоже шепотом. — Нортумберленд уже знает, наверное, о моем участии в побеге принцессы и начнет…
— Нет, вы поедете со мной, — прервал ее Оуэн.
Несмотря на внешнее спокойствие, в нем все бурлило, нервы были натянуты до предела: сейчас решалось, быть может, самое важное… ставшее самым важным для него. Если он потерпит неудачу, то потеряет все.
Обоим было бы, наверное, гораздо легче сейчас кричать, но разговор продолжался шепотом.
— Куда? — спросила она.
Подняв свободной рукой густую вуаль, она пристально смотрела на него в тусклом свете алтарной свечи.
— Я хочу, — отвечал он, — чтобы вы отправились со мной, ничего не спрашивая. Без колебаний и не ожидая ответа, — повторил он.
Она поняла: это проверка с его стороны. Испытание для нее и, быть может, еще одна возможность, о чем она так мечтала… мечтает…
Что-то в ней восставало против этого испытания: ведь он требовал полной веры, безоговорочного доверия. Она, в конце концов, независимая женщина, с самостоятельным мышлением. Не какое-то ничтожество, кому ничего не стоит потерять свою волю, свою свободу.
Она продолжала смотреть ему в лицо и ощутила вдруг в самой глубине его темных глаз мольбу, отчаянную просьбу сделать так, как он говорит… И еще — робкую надежду, что она сделает это… Да, он многое поставил сейчас на карту, почувствовала она, и либо она ответит ему согласием, либо все окончательно рухнет… Но куда же он зовет ее? И для чего?..
— А ребенок?.. — сказала она. — Что будет с ним?
— Он отправится с нами.
— А мои родители? Они сойдут с ума от беспокойства.
— Вы передадите им ваши объяснения с Седриком.
— У меня нет объяснений.
— Скажете, что вы со мной. Этого достаточно.
В часовне Богородицы наступила полная тишина. Только откуда-то, совсем издалека, словно из другого мира, доносилось бормотание молящихся.
Он просит ее решиться без колебаний, но в то же время, опасаясь, что она не согласится, не давит на нее.
А она… она боится ему отказать…
Откинув прочь все смутные мысли, все колебания и сомнения, она поднялась с колен.
— Мы выйдем отсюда? — спросила она, указывая на гобелен.
Оуэн молча кивнул и приподнял ковер на двери. Он не знал, согласилась она или нет, но ни о чем не спрашивал.
Они быстро прошли по коридору, через склеп и оказались в проходе между церковью и соседним домом. Башенные часы пробили половину. Оуэн закрыл церковную дверь и направился к Седрику, который привел двух лошадей.
Соскочив со своего коня, мальчик сдернул шапку и поклонился Пен, взгляд его задержался на ребенке у нее на руках. Теперь он все понял.
Не получив согласия Пен, но и не слыша отказа, Оуэн решил действовать на собственный страх и риск.
— Седрик, — сказал он, — ты прямо сейчас отправишься в резиденцию графа Кендала в Холборне. Объяснишь, что должен говорить только лично с графом или с леди Кендал, и передашь, что леди Пен и ее сын находятся под моей защитой и что за них не следует беспокоиться. Еще скажешь, что в благоприятное время она вернется к ним вместе с ребенком.
— Нет, Седрик! — проговорила Пен.
Разве может она ограничиться таким сухим сообщением, которое, без сомнения, вызовет боль и смятение в семье? Ее сестра уже прибыла туда с другим мальчиком, с Чарлзом, а своего внука, Филиппа, ее родители увидят неизвестно когда… Нет, так нельзя… она должна немедленно ехать к ним… Должна?
Нет, если следовать истинному зову сердца, то она не может… не хочет туда ехать. И родители поймут. Придет время, они все поймут.
Она снова посмотрела на Оуэна. У него был потерянный вид: он понял ее восклицание как окончательный отказ.
Она поспешно сказала:
— Седрик, просто скажи моим родителям, что у нас с шевалье еще есть дела, которые касаются моего сына. Скажи… — голос у нее слегка дрогнул, — что я все бы отдала, чтобы сейчас быть с ними, и приеду, как только смогу. И еще скажи… то, что я делаю, происходит по моей доброй воле… — Она коснулась руки Седрика. — Эти слова обязательно передай, не забудь.
Седрик, удивленный взволнованным тоном Пен и еще больше ее прикосновением, покраснел и заверил, что передаст все в точности, у него неплохая память. А Пен подумала в это время, что, если Робин доверит родителям те же сведения о шевалье д'Арси, которые сообщил ей, это отнюдь не вселит спокойствие в их сердца. Остается надеяться, что милый Робин не сделает этого.
— Где же потом я встречусь с вами, сэр? — спросил Седрик своего хозяина.
Однако Оуэн не сразу услышал, не сразу воспринял вопрос: волна радости захлестнула его, он понял — она ответила ему согласием. И еще понял, этого почти не наблюдалось в его семье, что крепкие родственные связи, подлинная любовь — одна из основ существования. У него все сложилось иначе: его рано отторгли от матери и увезли в другую страну, поместив в совершенно иной круг людей — аристократов, к коим принадлежал отец, которого он видел чрезвычайно редко. Что же касается его собственной жены и детей…
Он услышал, как Седрик повторил свой вопрос, и, стараясь, чтобы голос звучал как можно ласковее, сказал:
— В этом путешествии я буду без тебя, дружок. А ты сообщишь посланнику, что я следую к своей путеводной звезде. Не забудешь этих слов? Он их поймет. И еще предложишь ему свои услуги. До моего возвращения… А теперь — на коней!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Оуэн тихо сказал принцессе:
— Дважды вы остановитесь на пути, чтобы сменить лошадей. Ехать нужно как можно быстрее. Эти люди хорошо знают дорогу и как избавиться от возможного преследования. Можете положиться на них. Уверен, все обойдется без осложнений. Да поможет нам Бог.
— И вам тоже, шевалье, — прошептала принцесса. — Поблагодарите всех, кто помогал мне. Я не забуду того, что вы для меня сделали.
Оуэн поклонился всем дамам и пошел обратно не оборачиваясь. Откуда-то из тени к нему присоединился Седрик.
— Привести коней, сэр? — спросил он.
— Когда часы пробьют половину, дружок. Ты уложил в корзины все, что я сказал?
Седрик выглядел обиженным, когда ответил:
— Конечно, сэр. Ничего не забыл. Даже детскую одежду. Последние слова прозвучали как вопрос: мальчик никак не мог взять в толк, зачем нужны эти странные вещицы в предстоящем дальнем путешествии, о котором ему сказал хозяин.
— Хорошо. Жди меня с ударом церковных часов.
Пен вздрогнула, когда из-за всколыхнувшегося гобелена показался Оуэн. Ребенок тоже поднял голову с ее груди. Ступив в часовню, Оуэн сначала приблизился к решетчатой двери, ведущей в неф, где шло богослужение, и внимательно вгляделся в молящихся. Не заметив ничего подозрительного, подошел к Пен, стоящей на коленях, опустился рядом с ней.
— Мы уезжаем через пять минут, — прошептал он.
— Я сразу поеду в Холборн, — ответила она тоже шепотом. — Нортумберленд уже знает, наверное, о моем участии в побеге принцессы и начнет…
— Нет, вы поедете со мной, — прервал ее Оуэн.
Несмотря на внешнее спокойствие, в нем все бурлило, нервы были натянуты до предела: сейчас решалось, быть может, самое важное… ставшее самым важным для него. Если он потерпит неудачу, то потеряет все.
Обоим было бы, наверное, гораздо легче сейчас кричать, но разговор продолжался шепотом.
— Куда? — спросила она.
Подняв свободной рукой густую вуаль, она пристально смотрела на него в тусклом свете алтарной свечи.
— Я хочу, — отвечал он, — чтобы вы отправились со мной, ничего не спрашивая. Без колебаний и не ожидая ответа, — повторил он.
Она поняла: это проверка с его стороны. Испытание для нее и, быть может, еще одна возможность, о чем она так мечтала… мечтает…
Что-то в ней восставало против этого испытания: ведь он требовал полной веры, безоговорочного доверия. Она, в конце концов, независимая женщина, с самостоятельным мышлением. Не какое-то ничтожество, кому ничего не стоит потерять свою волю, свою свободу.
Она продолжала смотреть ему в лицо и ощутила вдруг в самой глубине его темных глаз мольбу, отчаянную просьбу сделать так, как он говорит… И еще — робкую надежду, что она сделает это… Да, он многое поставил сейчас на карту, почувствовала она, и либо она ответит ему согласием, либо все окончательно рухнет… Но куда же он зовет ее? И для чего?..
— А ребенок?.. — сказала она. — Что будет с ним?
— Он отправится с нами.
— А мои родители? Они сойдут с ума от беспокойства.
— Вы передадите им ваши объяснения с Седриком.
— У меня нет объяснений.
— Скажете, что вы со мной. Этого достаточно.
В часовне Богородицы наступила полная тишина. Только откуда-то, совсем издалека, словно из другого мира, доносилось бормотание молящихся.
Он просит ее решиться без колебаний, но в то же время, опасаясь, что она не согласится, не давит на нее.
А она… она боится ему отказать…
Откинув прочь все смутные мысли, все колебания и сомнения, она поднялась с колен.
— Мы выйдем отсюда? — спросила она, указывая на гобелен.
Оуэн молча кивнул и приподнял ковер на двери. Он не знал, согласилась она или нет, но ни о чем не спрашивал.
Они быстро прошли по коридору, через склеп и оказались в проходе между церковью и соседним домом. Башенные часы пробили половину. Оуэн закрыл церковную дверь и направился к Седрику, который привел двух лошадей.
Соскочив со своего коня, мальчик сдернул шапку и поклонился Пен, взгляд его задержался на ребенке у нее на руках. Теперь он все понял.
Не получив согласия Пен, но и не слыша отказа, Оуэн решил действовать на собственный страх и риск.
— Седрик, — сказал он, — ты прямо сейчас отправишься в резиденцию графа Кендала в Холборне. Объяснишь, что должен говорить только лично с графом или с леди Кендал, и передашь, что леди Пен и ее сын находятся под моей защитой и что за них не следует беспокоиться. Еще скажешь, что в благоприятное время она вернется к ним вместе с ребенком.
— Нет, Седрик! — проговорила Пен.
Разве может она ограничиться таким сухим сообщением, которое, без сомнения, вызовет боль и смятение в семье? Ее сестра уже прибыла туда с другим мальчиком, с Чарлзом, а своего внука, Филиппа, ее родители увидят неизвестно когда… Нет, так нельзя… она должна немедленно ехать к ним… Должна?
Нет, если следовать истинному зову сердца, то она не может… не хочет туда ехать. И родители поймут. Придет время, они все поймут.
Она снова посмотрела на Оуэна. У него был потерянный вид: он понял ее восклицание как окончательный отказ.
Она поспешно сказала:
— Седрик, просто скажи моим родителям, что у нас с шевалье еще есть дела, которые касаются моего сына. Скажи… — голос у нее слегка дрогнул, — что я все бы отдала, чтобы сейчас быть с ними, и приеду, как только смогу. И еще скажи… то, что я делаю, происходит по моей доброй воле… — Она коснулась руки Седрика. — Эти слова обязательно передай, не забудь.
Седрик, удивленный взволнованным тоном Пен и еще больше ее прикосновением, покраснел и заверил, что передаст все в точности, у него неплохая память. А Пен подумала в это время, что, если Робин доверит родителям те же сведения о шевалье д'Арси, которые сообщил ей, это отнюдь не вселит спокойствие в их сердца. Остается надеяться, что милый Робин не сделает этого.
— Где же потом я встречусь с вами, сэр? — спросил Седрик своего хозяина.
Однако Оуэн не сразу услышал, не сразу воспринял вопрос: волна радости захлестнула его, он понял — она ответила ему согласием. И еще понял, этого почти не наблюдалось в его семье, что крепкие родственные связи, подлинная любовь — одна из основ существования. У него все сложилось иначе: его рано отторгли от матери и увезли в другую страну, поместив в совершенно иной круг людей — аристократов, к коим принадлежал отец, которого он видел чрезвычайно редко. Что же касается его собственной жены и детей…
Он услышал, как Седрик повторил свой вопрос, и, стараясь, чтобы голос звучал как можно ласковее, сказал:
— В этом путешествии я буду без тебя, дружок. А ты сообщишь посланнику, что я следую к своей путеводной звезде. Не забудешь этих слов? Он их поймет. И еще предложишь ему свои услуги. До моего возвращения… А теперь — на коней!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99