По всхлипываниям, раздававшимся совсем рядом с ее лицом, она поняла, как велика его страсть.
Она задыхалась в огне его нетерпения, билась, точно птица в силке. Но вдруг краем уха различила, как хлопнула входная дверь. Прошло совсем немного времени, и дверь хлопнула снова.
Нутром Октавия почувствовала, что это Руперт — все успел сделать и теперь вернулся. Но увидел, что происходит в доме, и потихоньку ушел, потому что понял, что она делает свое дело — то самое, на которое так опрометчиво согласилась. Соблазняет его врага. А Руперту было не важно, что губы, недавно отвечавшие ему с таким жаром, теперь целует другой мужчина — человек, которого он ненавидел.
Для него это не имело никакого значения. Ведь если бы было по-другому, он не стал бы терпеть.
Октавия боролась из последних сил, и Филипп Уиндхэм наконец отстранился.
— Вы сопротивляетесь? Но секунду назад были пылки, как и я!
Лицо графа горело, глаза сверкали, зубы и подбородок алели от крови. Октавия невольно отшатнулась: в этот миг он напоминал ей зверя.
— Вы меня пугаете, милорд. Такая страсть! — кротко проговорила она и отвернулась, чтобы глаза не выдали ее отвращения. — Я не привыкла к такому. — Она потрогала нижнюю губу.
— Значит, ваш муж не так страстен! — В смехе Филиппа слышались презрение и похвальба. — Вот я, дорогая, покажу вам, на что способен мужчина. В вас есть страсть, я это чувствую. И вам нужен мужчина, способный ответить на нее.
— А вы такой мужчина и есть?
— Конечно!
Глупый, надутый индюк! Несмотря на отвращение, Октавия чуть не рассмеялась. Тщеславный человек! Неужели он считает, что способен заткнуть за пояс Руперта Уорвика во всем?
— Имейте ко мне снисхождение, милорд, — взмолилась Октавия. — И простите — сейчас мне нужно прийти в себя, перед тем как вернется муж.
— Ради Бога! — с готовностью согласился Филипп, как будто само собой разумелось, что после сногсшибательного поцелуя Филиппа Уиндхэма женщине требовалось время прийти в себя. — Вскоре увидимся. — Он погладил ее по спине, рука задержалась на ягодицах.
Октавия наконец осталась одна. Взглянув в зеркало, она увидела, что губа распухла. Тело ломило, словно своими кольцами ее обвивал питон. Внешняя хрупкость Филиппа Уиндхэма оказалась обманчивой — теперь она знала, что на самом деле граф был сильным мужчиной.
Скрип двери заставил ее обернуться — на пороге стоял Руперт. С непроницаемым выражением лица он помедлил у порога и наконец произнес:
— Значит, ты начала.
— Как видишь, — ответила она спокойно, даже равнодушно и пригубила шерри. Вино обожгло израненную губу.
. — Это хорошо. — Он потянулся к бокалу.
— Ты приходил и раньше? — Голос Октавии чуть дрогнул. Она сделала еще глоток, надеясь, что вино поможет ей справиться с водоворотом страхов, отчаяния и разочарования, вынесет наконец в спокойную воду холодного расчета.
— Да, и почел за лучшее удалиться, — ответил Руперт, не оборачиваясь.
Когда он увидел Октавию в объятиях брата, кровь ударила ему в голову. Он и сейчас никак не мог справиться с собой. А при виде ее распухшей губы и растрепанных волос испытал такой гнев, что только долгие годы мучительных тренировок позволили сохранить самообладание. Октавии незачем знать, что он чувствует на самом деле.
— Новое свидание назначили? — спросил он небрежно.
— Конкретно нет. Но готова спорить, что Уиндхэм долго не утерпит и придумает что-нибудь сам. — Октавия чувствовала себя так, точно была на экзамене, а строгий наставник проверял ее знания. — Я пыталась его ощупать, но ничего не нашла. Мне было бы легче, если бы ты сказал, что я ищу. — Она снова наполнила свой бокал.
Руперт достал из кармана маленький шелковый мешочек, открыл его и вытряхнул содержимое на стол:
— Вот это.
Октавия впилась глазами в предмет — маленькое, искусно сделанное серебряное колечко сверкнуло в солнечном луче.
— Какое крошечное! — Она сжала кольцо между пальцами. — У Уиндхэма такое же?
— Их два. Вот тут есть устройство… с помощью которого его можно открыть… спрятано в глазу птицы. — Он показал мастерски выгравированного орла. — Слишком миниатюрно для человеческих пальцев. Нужна булавка.
— Ножницы подойдут? — Октавия порылась в корзинке с работой для вышивания и достала небольшие ножницы.
Руперт осторожно вставил острый кончик в глаз. Колечко раскрылось.
— То, что у Уиндхэма, соединяется с этим, и получается кольцо, которое можно надеть на палец взрослого мужчины, — объяснил он и зачем-то прибавил:
— Нетолстый палец.
— И что это означает? — Октавия взглянула Руперту в лицо, но, только что открытое и дружелюбное, при ее вопросе оно померкло. Дверца захлопнулась.
— Этого тебе не нужно знать. — Он закрыл кольцо и спрятал его в мешочек.
— Разве я не имею права?
— Будешь иметь, если заслужишь.
В его словах прозвучало такое холодное пренебрежение, что Октавия осеклась. Она ни на что не имела права, кроме того, что он ей обещал.
— Послушай, Октавия. — Тон Руперта изменился, стал почти мягким. Он взял ее за руку. — Я не могу рассказать тебе больше, чтобы окончательно не смутить твои мысли. Если ты узнаешь, что лежит между мной и Уиндхэмом, то можешь нечаянно выдать тайну. И тогда он догадается о правде — настолько невероятной, что поначалу даже не поверит. В этом случае весь наш план пропадет. Сейчас тебе надо знать лишь то, что ты должна знать. Верь мне, Октавия, когда все окажется позади, ты узнаешь все. Это я тебе обещаю.
Тогда узнает и Октавия, и целый мир. Он зажал ее лицо меж ладонями и улыбнулся, словно его улыбка могла развеять ее разочарование и обиду, стереть следы поцелуев Филиппа.
— Доверься мне.
— Хорошо, — нехотя согласилась Октавия. — Хотя работать впотьмах очень трудно. Почему ты считаешь, что я могу проговориться, если узнаю правду?
Руперт вздохнул:
— Кроме себя, я этот секрет не доверяю никому. Но если ты хочешь расторгнуть наше соглашение, я согласен.
— Разве я могу? Мы зашли слишком далеко.
— Я тоже так думаю, — серьезно согласился Руперт. — Но пойми, Октавия, я тебя ни к чему не принуждаю.
Конечно, нет, горько думала она. Не принуждает. Но если она не выполнит свою часть сделки, он не выполнит свою. И тогда придется забирать отца и снова перебираться на грязную, убогую улицу в Шордиче. Вернется прежний ужас от сознания того, что надо лазить в толпе по карманам. И раньше это было непереносимо, а теперь — просто невозможно.
В ответ она лишь посмотрела на него, и сердце Руперта сжалось от той правды, которую он увидел в ее глазах. Он мог бы ее освободить. Одним словом. И сам расправиться с Гектором Лакроссом и Дирком Ригби. Те уже сейчас на коленях умоляют, чтобы он захлопнул за ними дверцу ловушки. Ему это ничего не будет стоить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Она задыхалась в огне его нетерпения, билась, точно птица в силке. Но вдруг краем уха различила, как хлопнула входная дверь. Прошло совсем немного времени, и дверь хлопнула снова.
Нутром Октавия почувствовала, что это Руперт — все успел сделать и теперь вернулся. Но увидел, что происходит в доме, и потихоньку ушел, потому что понял, что она делает свое дело — то самое, на которое так опрометчиво согласилась. Соблазняет его врага. А Руперту было не важно, что губы, недавно отвечавшие ему с таким жаром, теперь целует другой мужчина — человек, которого он ненавидел.
Для него это не имело никакого значения. Ведь если бы было по-другому, он не стал бы терпеть.
Октавия боролась из последних сил, и Филипп Уиндхэм наконец отстранился.
— Вы сопротивляетесь? Но секунду назад были пылки, как и я!
Лицо графа горело, глаза сверкали, зубы и подбородок алели от крови. Октавия невольно отшатнулась: в этот миг он напоминал ей зверя.
— Вы меня пугаете, милорд. Такая страсть! — кротко проговорила она и отвернулась, чтобы глаза не выдали ее отвращения. — Я не привыкла к такому. — Она потрогала нижнюю губу.
— Значит, ваш муж не так страстен! — В смехе Филиппа слышались презрение и похвальба. — Вот я, дорогая, покажу вам, на что способен мужчина. В вас есть страсть, я это чувствую. И вам нужен мужчина, способный ответить на нее.
— А вы такой мужчина и есть?
— Конечно!
Глупый, надутый индюк! Несмотря на отвращение, Октавия чуть не рассмеялась. Тщеславный человек! Неужели он считает, что способен заткнуть за пояс Руперта Уорвика во всем?
— Имейте ко мне снисхождение, милорд, — взмолилась Октавия. — И простите — сейчас мне нужно прийти в себя, перед тем как вернется муж.
— Ради Бога! — с готовностью согласился Филипп, как будто само собой разумелось, что после сногсшибательного поцелуя Филиппа Уиндхэма женщине требовалось время прийти в себя. — Вскоре увидимся. — Он погладил ее по спине, рука задержалась на ягодицах.
Октавия наконец осталась одна. Взглянув в зеркало, она увидела, что губа распухла. Тело ломило, словно своими кольцами ее обвивал питон. Внешняя хрупкость Филиппа Уиндхэма оказалась обманчивой — теперь она знала, что на самом деле граф был сильным мужчиной.
Скрип двери заставил ее обернуться — на пороге стоял Руперт. С непроницаемым выражением лица он помедлил у порога и наконец произнес:
— Значит, ты начала.
— Как видишь, — ответила она спокойно, даже равнодушно и пригубила шерри. Вино обожгло израненную губу.
. — Это хорошо. — Он потянулся к бокалу.
— Ты приходил и раньше? — Голос Октавии чуть дрогнул. Она сделала еще глоток, надеясь, что вино поможет ей справиться с водоворотом страхов, отчаяния и разочарования, вынесет наконец в спокойную воду холодного расчета.
— Да, и почел за лучшее удалиться, — ответил Руперт, не оборачиваясь.
Когда он увидел Октавию в объятиях брата, кровь ударила ему в голову. Он и сейчас никак не мог справиться с собой. А при виде ее распухшей губы и растрепанных волос испытал такой гнев, что только долгие годы мучительных тренировок позволили сохранить самообладание. Октавии незачем знать, что он чувствует на самом деле.
— Новое свидание назначили? — спросил он небрежно.
— Конкретно нет. Но готова спорить, что Уиндхэм долго не утерпит и придумает что-нибудь сам. — Октавия чувствовала себя так, точно была на экзамене, а строгий наставник проверял ее знания. — Я пыталась его ощупать, но ничего не нашла. Мне было бы легче, если бы ты сказал, что я ищу. — Она снова наполнила свой бокал.
Руперт достал из кармана маленький шелковый мешочек, открыл его и вытряхнул содержимое на стол:
— Вот это.
Октавия впилась глазами в предмет — маленькое, искусно сделанное серебряное колечко сверкнуло в солнечном луче.
— Какое крошечное! — Она сжала кольцо между пальцами. — У Уиндхэма такое же?
— Их два. Вот тут есть устройство… с помощью которого его можно открыть… спрятано в глазу птицы. — Он показал мастерски выгравированного орла. — Слишком миниатюрно для человеческих пальцев. Нужна булавка.
— Ножницы подойдут? — Октавия порылась в корзинке с работой для вышивания и достала небольшие ножницы.
Руперт осторожно вставил острый кончик в глаз. Колечко раскрылось.
— То, что у Уиндхэма, соединяется с этим, и получается кольцо, которое можно надеть на палец взрослого мужчины, — объяснил он и зачем-то прибавил:
— Нетолстый палец.
— И что это означает? — Октавия взглянула Руперту в лицо, но, только что открытое и дружелюбное, при ее вопросе оно померкло. Дверца захлопнулась.
— Этого тебе не нужно знать. — Он закрыл кольцо и спрятал его в мешочек.
— Разве я не имею права?
— Будешь иметь, если заслужишь.
В его словах прозвучало такое холодное пренебрежение, что Октавия осеклась. Она ни на что не имела права, кроме того, что он ей обещал.
— Послушай, Октавия. — Тон Руперта изменился, стал почти мягким. Он взял ее за руку. — Я не могу рассказать тебе больше, чтобы окончательно не смутить твои мысли. Если ты узнаешь, что лежит между мной и Уиндхэмом, то можешь нечаянно выдать тайну. И тогда он догадается о правде — настолько невероятной, что поначалу даже не поверит. В этом случае весь наш план пропадет. Сейчас тебе надо знать лишь то, что ты должна знать. Верь мне, Октавия, когда все окажется позади, ты узнаешь все. Это я тебе обещаю.
Тогда узнает и Октавия, и целый мир. Он зажал ее лицо меж ладонями и улыбнулся, словно его улыбка могла развеять ее разочарование и обиду, стереть следы поцелуев Филиппа.
— Доверься мне.
— Хорошо, — нехотя согласилась Октавия. — Хотя работать впотьмах очень трудно. Почему ты считаешь, что я могу проговориться, если узнаю правду?
Руперт вздохнул:
— Кроме себя, я этот секрет не доверяю никому. Но если ты хочешь расторгнуть наше соглашение, я согласен.
— Разве я могу? Мы зашли слишком далеко.
— Я тоже так думаю, — серьезно согласился Руперт. — Но пойми, Октавия, я тебя ни к чему не принуждаю.
Конечно, нет, горько думала она. Не принуждает. Но если она не выполнит свою часть сделки, он не выполнит свою. И тогда придется забирать отца и снова перебираться на грязную, убогую улицу в Шордиче. Вернется прежний ужас от сознания того, что надо лазить в толпе по карманам. И раньше это было непереносимо, а теперь — просто невозможно.
В ответ она лишь посмотрела на него, и сердце Руперта сжалось от той правды, которую он увидел в ее глазах. Он мог бы ее освободить. Одним словом. И сам расправиться с Гектором Лакроссом и Дирком Ригби. Те уже сейчас на коленях умоляют, чтобы он захлопнул за ними дверцу ловушки. Ему это ничего не будет стоить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92