«БУДУ ЗАВТРА К ВЕЧЕРУ». Завтрашний вечер стал вчерашним, а он и носа не кажет. А может…
Звягинцев затряс головой, отгоняя от себя преступную мысль о виновности Васьки. И, так ник чему и не придя, заснул.
Кошмаров ему не снилось. Вот только пухлая пачка долларов, разросшаяся во сне до фантастических размеров, преследовала его.
…Звягинцев вспомнил об Ольге и обо всех неприятных событиях прошедшей ночи сразу же, как только проснулся.
Ледяной городок мало волновал его, Пал Палыч был глух ко всем проявлениям искусства, и все его пугающее разнообразие не трогало Звягинцева. Он почти всю жизнь прожил в Питере, но в Эрмитаже был только один раз: водил туда двух племянников, приехавших погостить из города Бийска на летние каникулы. «Это чудовищно, папа», — любил говорить ему Володя. Звягинцев вздыхал, но поделать ничего не мог. По-настоящему ему нравилась только одна картина — «Опять двойка», и то только потому, что мальчик, изображенный на ней, был страшно похож на него самого, стриженого шалопая из послевоенного детства.
Но все остальное…
Черт с ним, с этим городком, но если Запесоцкая передумает и начнет массированную кампанию против Ольги? Эта мысль почему-то взволновала Звягинцева, и он, даже не сполоснув опухшую от сна физиономию, отправился к ней.
…Запесоцкая занимала номер двадцать три на втором этаже (в отеле имела место странная нумерация, которая начиналась с верхнего, третьего этажа). Подойдя к нему, Звягинцев деликатно постучал, так деликатно, что даже не был услышан. Помявшись у двери, он уже собрался уходить, когда заметил, что дверь в номер приоткрыта. Даже не задумываясь над тем, насколько правомочен его поступок, Звягинцев легонько толкнул дверь, зашел в номер и сразу же услышал приглушенные голоса, раздающиеся из соседней комнаты: мужской и женский. Это несколько удивило Звягинцева, если учесть, как картинно страдала Запесоцкая по поводу пропавшего Кирилла Позднякова. И вот теперь, пожалуйста… Верь после этого в вечную любовь!
Звягинцев почувствовал себя неловко. Но двинулся ко входной двери как раз в тот самый момент, когда голоса приблизились. Настолько, что можно было услышать самый финал разговора:
— ..надеюсь, что никто и никогда об этом не узнает, — сказал мужчина, и дверь из комнаты распахнулась.
В ее проеме показались сама Запесоцкая и… Марк.
Звягинцев почувствовал себя неудобно.
— Здравствуйте, — сказал он хриплым покаянным голосом. — У вас не заперто…
— Что… Что вы здесь делаете?! — от возмущения у Запесоцкой перехватило дыхание.
— Вот… Пришел… Засвидетельствовать почтение, — брякнул Звягинцев первое, что пришло на ум, и честными глазами обвел присутствующих.
Запесоцкая была в махровом халате с мокрыми после душа волосами. Марк, одетый точно так же, как и накануне в баре, когда он расстался со Звягинцевым, неожиданно смутился.
— Почтение! — Запесоцкая нервно засмеялась. — В девять утра! Вые ума сошли.
Она перевела взгляд со Звягинцева на Марка и медленно, чеканя слова, произнесла:
— Сначала один, потом другой… Я же пообещала, что не буду раздувать это дело… Неужели вам было этого не достаточно?
— Простите! — теперь пришла очередь Марка извиняться, он уже оправился от смущения и приобрел свой обычный лоск.
— Бог простит! И присматривайте за своей женой.
— Я, собственно, тоже по этому поводу, — вставил Звягинцев, чтобы уж совсем не выглядеть недотепой-домушником.
— Тема закрыта. До свидания!
Она почти вытолкала обоих мужчин за дверь. Звягинцев и Марк, перед тем как разойтись в разные стороны, немного постояли в коридоре.
— Опять деньги предлагали за шалости жены? — Проницательно спросил Звягинцев.
— Не без этого.
— Опять отказалась?
— Да.
— Я бы не отказался на ее месте, — невольно вырвалось у Звягинцева.
Марк пропустил это замечание мимо ушей.
— А вы?.. — спросил он.
— Тоже… Не хочу предавать эту историю огласке.
— Спасибо.
Пожав друг другу руки, они разошлись.
* * *
Все кончено.
Ей остается только медленно угасать, ходить в своей клетке из угла в угол и взирать на оставшуюся за прутьями нормальную жизнь нормального человека. А психически здоровые матери будут подводить к ее вольеру психически здоровых детей и указывать на табличку: «Сумасшедшая».
Сегодня ночью она уже увидела этот блеск любопытства в глазах — Инка, ее лучшая подруга, с каким вожделением она расспрашивала о том, чего Ольга напрочь не помнила.
— Странно, Лелишна, ты выглядишь совершенно нормально, — в устах непосредственной Инки это прозвучало как приговор.
Да, пока она выглядит совершенно нормально — только круги под глазами выдают внутреннее напряжение. Но сколько продлится эта нормальность?
Как они на нее смотрели! Даже полуслепая Наташа придала своим полуслепым глазам выражение снисходительного благородства. А толстый детектив — или как там его? — он тоже пожалел ее: «Не повезло тебе, девонька, так что выпьем за твое возможное выздоровление. А также за лечение в какой-нибудь закрытой клинике с обитыми мягкими панелями стенами. В другую тебя не поместят. Потому что ты опасна. Ты ударила ни в чем не повинную женщину».
Ольга сжала забинтованную руку — странное дело, рука не помнила удара, нанесенного Запесоцкой. Зачем она это сделала?
Инку сменил Марк (конечно же, теперь ее нужно сторожить, как какую-нибудь взбесившуюся породистую собаку).
Ольга видела, как, почти не скрываясь, он прячет все колющие и режущие предметы — маникюрные ножницы, пилочку для ногтей, свой собственный швейцарский перочинный нож и даже совершенно невинную бритву «Жиллетт» с двойным лезвием. Точно так же, как это делал когда-то отец, сходство пугающее… А Марк оперативно работает, он знает толк в подготовительной работе с сумасшедшими…
— Марк! — позвала она мужа в тот самый момент, когда он распихивал по тайным углам все эти потенциальные орудия убийства. — Ты забыл лыжные палки, Марк. Ими вполне можно выколоть глаза невинным людям.
— О чем ты говоришь, кара! — Марк страшно смутился, даже спрятал руки за спину.
— Я хочу поговорить с тобой.
— Да, конечно…
Марк сел в кресло, он даже не подумал приблизиться к кровати: мозг Ольги, растерянный и ожесточившийся, с болезненным сладострастием фиксировал все эти детали.
— Ты боишься меня, Марк? Меня, своей жены?
— О чем ты говоришь! Как ты могла подумать такое, кара?
— Тогда объясни мне, что со мной происходит?
— Я не знаю. Я правда не знаю.
— Я впервые в жизни не помню, что со мной произошло.
Ты веришь мне?
— Конечно.
— Но сейчас я — это я. Я могу рассказать тебе про нашу Венецию — со всеми подробностями. Про то, как ты перенес в прошлом году грипп на ногах. И я страшно боялась осложнений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Звягинцев затряс головой, отгоняя от себя преступную мысль о виновности Васьки. И, так ник чему и не придя, заснул.
Кошмаров ему не снилось. Вот только пухлая пачка долларов, разросшаяся во сне до фантастических размеров, преследовала его.
…Звягинцев вспомнил об Ольге и обо всех неприятных событиях прошедшей ночи сразу же, как только проснулся.
Ледяной городок мало волновал его, Пал Палыч был глух ко всем проявлениям искусства, и все его пугающее разнообразие не трогало Звягинцева. Он почти всю жизнь прожил в Питере, но в Эрмитаже был только один раз: водил туда двух племянников, приехавших погостить из города Бийска на летние каникулы. «Это чудовищно, папа», — любил говорить ему Володя. Звягинцев вздыхал, но поделать ничего не мог. По-настоящему ему нравилась только одна картина — «Опять двойка», и то только потому, что мальчик, изображенный на ней, был страшно похож на него самого, стриженого шалопая из послевоенного детства.
Но все остальное…
Черт с ним, с этим городком, но если Запесоцкая передумает и начнет массированную кампанию против Ольги? Эта мысль почему-то взволновала Звягинцева, и он, даже не сполоснув опухшую от сна физиономию, отправился к ней.
…Запесоцкая занимала номер двадцать три на втором этаже (в отеле имела место странная нумерация, которая начиналась с верхнего, третьего этажа). Подойдя к нему, Звягинцев деликатно постучал, так деликатно, что даже не был услышан. Помявшись у двери, он уже собрался уходить, когда заметил, что дверь в номер приоткрыта. Даже не задумываясь над тем, насколько правомочен его поступок, Звягинцев легонько толкнул дверь, зашел в номер и сразу же услышал приглушенные голоса, раздающиеся из соседней комнаты: мужской и женский. Это несколько удивило Звягинцева, если учесть, как картинно страдала Запесоцкая по поводу пропавшего Кирилла Позднякова. И вот теперь, пожалуйста… Верь после этого в вечную любовь!
Звягинцев почувствовал себя неловко. Но двинулся ко входной двери как раз в тот самый момент, когда голоса приблизились. Настолько, что можно было услышать самый финал разговора:
— ..надеюсь, что никто и никогда об этом не узнает, — сказал мужчина, и дверь из комнаты распахнулась.
В ее проеме показались сама Запесоцкая и… Марк.
Звягинцев почувствовал себя неудобно.
— Здравствуйте, — сказал он хриплым покаянным голосом. — У вас не заперто…
— Что… Что вы здесь делаете?! — от возмущения у Запесоцкой перехватило дыхание.
— Вот… Пришел… Засвидетельствовать почтение, — брякнул Звягинцев первое, что пришло на ум, и честными глазами обвел присутствующих.
Запесоцкая была в махровом халате с мокрыми после душа волосами. Марк, одетый точно так же, как и накануне в баре, когда он расстался со Звягинцевым, неожиданно смутился.
— Почтение! — Запесоцкая нервно засмеялась. — В девять утра! Вые ума сошли.
Она перевела взгляд со Звягинцева на Марка и медленно, чеканя слова, произнесла:
— Сначала один, потом другой… Я же пообещала, что не буду раздувать это дело… Неужели вам было этого не достаточно?
— Простите! — теперь пришла очередь Марка извиняться, он уже оправился от смущения и приобрел свой обычный лоск.
— Бог простит! И присматривайте за своей женой.
— Я, собственно, тоже по этому поводу, — вставил Звягинцев, чтобы уж совсем не выглядеть недотепой-домушником.
— Тема закрыта. До свидания!
Она почти вытолкала обоих мужчин за дверь. Звягинцев и Марк, перед тем как разойтись в разные стороны, немного постояли в коридоре.
— Опять деньги предлагали за шалости жены? — Проницательно спросил Звягинцев.
— Не без этого.
— Опять отказалась?
— Да.
— Я бы не отказался на ее месте, — невольно вырвалось у Звягинцева.
Марк пропустил это замечание мимо ушей.
— А вы?.. — спросил он.
— Тоже… Не хочу предавать эту историю огласке.
— Спасибо.
Пожав друг другу руки, они разошлись.
* * *
Все кончено.
Ей остается только медленно угасать, ходить в своей клетке из угла в угол и взирать на оставшуюся за прутьями нормальную жизнь нормального человека. А психически здоровые матери будут подводить к ее вольеру психически здоровых детей и указывать на табличку: «Сумасшедшая».
Сегодня ночью она уже увидела этот блеск любопытства в глазах — Инка, ее лучшая подруга, с каким вожделением она расспрашивала о том, чего Ольга напрочь не помнила.
— Странно, Лелишна, ты выглядишь совершенно нормально, — в устах непосредственной Инки это прозвучало как приговор.
Да, пока она выглядит совершенно нормально — только круги под глазами выдают внутреннее напряжение. Но сколько продлится эта нормальность?
Как они на нее смотрели! Даже полуслепая Наташа придала своим полуслепым глазам выражение снисходительного благородства. А толстый детектив — или как там его? — он тоже пожалел ее: «Не повезло тебе, девонька, так что выпьем за твое возможное выздоровление. А также за лечение в какой-нибудь закрытой клинике с обитыми мягкими панелями стенами. В другую тебя не поместят. Потому что ты опасна. Ты ударила ни в чем не повинную женщину».
Ольга сжала забинтованную руку — странное дело, рука не помнила удара, нанесенного Запесоцкой. Зачем она это сделала?
Инку сменил Марк (конечно же, теперь ее нужно сторожить, как какую-нибудь взбесившуюся породистую собаку).
Ольга видела, как, почти не скрываясь, он прячет все колющие и режущие предметы — маникюрные ножницы, пилочку для ногтей, свой собственный швейцарский перочинный нож и даже совершенно невинную бритву «Жиллетт» с двойным лезвием. Точно так же, как это делал когда-то отец, сходство пугающее… А Марк оперативно работает, он знает толк в подготовительной работе с сумасшедшими…
— Марк! — позвала она мужа в тот самый момент, когда он распихивал по тайным углам все эти потенциальные орудия убийства. — Ты забыл лыжные палки, Марк. Ими вполне можно выколоть глаза невинным людям.
— О чем ты говоришь, кара! — Марк страшно смутился, даже спрятал руки за спину.
— Я хочу поговорить с тобой.
— Да, конечно…
Марк сел в кресло, он даже не подумал приблизиться к кровати: мозг Ольги, растерянный и ожесточившийся, с болезненным сладострастием фиксировал все эти детали.
— Ты боишься меня, Марк? Меня, своей жены?
— О чем ты говоришь! Как ты могла подумать такое, кара?
— Тогда объясни мне, что со мной происходит?
— Я не знаю. Я правда не знаю.
— Я впервые в жизни не помню, что со мной произошло.
Ты веришь мне?
— Конечно.
— Но сейчас я — это я. Я могу рассказать тебе про нашу Венецию — со всеми подробностями. Про то, как ты перенес в прошлом году грипп на ногах. И я страшно боялась осложнений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107