А теперь еще пророчество Гаро!..
Определенно, сегодня его жизнь изменится. Она никогда не будет прежней.
…Сардик занял наблюдательный пост на мостике у Дома книги за сорок пять минут до условленного срока. Всю дорогу до Невского он, как последний павлин, ловил себя во всех отражающих поверхностях: будь то витрины, рекламные щиты на остановках или окна в поезде метро. Чисто вымытая голова – отлично. Гладко выбритое лицо – превосходно. Попсовые джинсы, кожаный ремень ручной работы и испанская трикотажная футболка с небрежными надписями «sex behaviour» – выше всяких похвал. Футболку забыл уехавший в Европу Женька, и Сардик даже не думал, что когда-нибудь воспользуется ею.
А вот, поди ж ты, пригодилась!
И не просто пригодилась, а выгодно подчеркнула его (слегка залаченный и приправленный восточным колоритом) мачизм. В эту субботу Сардик нравился себе: не только в качестве мачо, но и в качестве большого художника – тоже. Дух творчества в нем неистребим, от него веет уймой замыслов, от него тащит большими полотнами, от него прет способностью проникать в самую сердцевину вещей.
Красотка не устоит!..
Любовника с галереей на Крымской выборочная память Сардика отбраковала сразу: какой там мелкотравчатый галерист, если речь идет о творце?
А он, Сардик, и есть творец.
Погода тоже благоволила – и Сардику, и предстоящему свиданию (иначе как свидание Сардик встречу с Ирэн не рассматривал). Стрелы нежаркого майского солнца прошивали Невский навылет, а сам проспект был полупустым, заполненным едва ли на треть. Обычная для выходных картина: в теплое время года все городское население десантируется на дачи в пригород, а одним туристам Невский не потянуть.
Ожидая Ирэн, Сардик взгромоздился на парапет моста. И думал о том, на кого он похож больше – на собственно мачо, или на примачованного самца, или на метросексуала, или на все вместе плюс Большой Художник. Интересно, каким увидит его Ирэн?.. Он старался сосредоточиться на встрече, и обязательно бы сосредоточился, если бы не мегафонные выкрики сорвавшихся с цепи зазывал: «Приглашаем на экскурсию по рекам и каналам Петербурга! Приглашаем, приглаша-а-ем, о-о-о!» За двадцать девять минут до полудня у Сардика поинтересовались «который час?», за двадцать три – «Как пройти к Дому ленинградской торговли?», за восемнадцать попросили прикурить, а за двенадцать…
За двенадцать минут до полудня (встречи, свидания, любви и кардинальных перемен в жизни) на противоположной стороне Невского Сардик увидел Шурика.
Шурик шла мимо Казани, продвигаясь от памятника Барклаю-де-Толли к памятнику Кутузова. Нет, не шла – парила: ее летящую походку Сардик узнал бы из тысячи. А коротко стриженная голова и болтающаяся сзади буддистская концептуальная косичка? – их и вовсе ни с чем не спутаешь! Сардик протер глаза и присвистнул:
– Елы-палы, Шурик! Вот так номер, быть не может!
Этого и правда не могло быть. Ни при каких обстоятельствах, ведь в начале прошлой зимы Шурик погибла в горах на Кавказе. Каталась на лыжах по опасному склону (это было в ее духе) и сорвалась в пропасть. Сардик не помнил, что почувствовал, когда узнал о гибели Шурика. Кажется, ничего. То есть вообще ничего. В то самое мгновение его окружили тьма и пустота, и Сардик испугался – вдруг темнота продлится вечно, что он будет делать? Тьма и художник – вещи несовместные. Он пролежал в мастерской, в обществе тотальной тьмы, несколько дней, а потом снова появился свет и все встало на свои места. Вернее, сам Сардик расставил все по местам, приказал себе никогда больше не думать о Шурике. Никогда.
И ни разу за последние полгода не ослушался приказа.
Они с Шуриком познакомились несколько лет назад: в мастерскую ее привел один из друзей байкера Леопольдыча, тоже байкер.
– Меня зовут Александра. Можно – Сашка. Можно – Шурик. Как хочешь, я на всё откликаюсь, – сказала тогда Шурик, с любопытством разглядывая Сардика. И добавила, улыбнувшись: – Только, чур, не влюбляться!
Очень своевременное предупреждение, учитывая, что Шурик пробрала Сардика до самых потрохов. Сколько ей тогда было? Семнадцать? Восемнадцать? Сколько бы ни было – она обладала удивительной способностью вращать мир вокруг собственной персоны. Где бы ни появлялась Шурик – она тотчас же становилась центром внимания: все смотрели только на нее и разговаривали только с ней. Всем хотелось поразить ее в самое сердце, удержать подле себя, хотя бы ненадолго. При этом Шурик не была красивой, ни даже хорошенькой. Но…
Она была ослепительна!
Куда до нее Сардику, на которого не клевали даже среднестатистические женщины!
Со временем, немного попривыкнув к Шурикову флеру, Сардик понял: ничего бы у них не вышло – даже при самом лучезарном раскладе, а о любви лучше вообще не заикаться. И дело не в том, что Сардик так уж плох, а Шурик – так уж хороша, совсем нет. Дело в том, что Шурик в принципе не может принадлежать кому-то одному, пусть и самому выдающемуся, будь он президент Тринидада и Тобаго, латиноамериканский диктатор, нобелевский лауреат по физике или сам Михаэль Шумахер. Шурик – национальное достояние и должна принадлежать всем.
Хорошими друзьями – вот кем они стали, если в случае с Шуриком можно вообще говорить о друзьях. Шурик – натура увлекающаяся, постоянно находящаяся в поиске: новых людей, новых идей и впечатлений. Причем глубина этих людей, идей и впечатлений – вещь второстепенная, важно само их наличие. Так же важно наличие массовки, призванной оттенять приму, работать на нее. Шурик изредка появлялась в мастерской – и всегда в компании самых экзотических персонажей.
– Знаешь, кто это? – громким шепотом заявляла она Сардику. – Джим индеец чероки! Потрясный чел, на прошлый миллениум эмигрировал в Трансильванию! А на будущий собирается на острова Вануату.
Больше всего пройдоха-Джим напомнил Сардику наперсточника с Сенного рынка, зато тибетский монах (приведенный Шуриком в следующий раз) был самым настоящим. И француз-шансонье был настоящим, и два популярных диджея, и два никому не известных гомика. А один (самый-самый настоящий) философ-структуралист задалбывал Сардика своими теориями несколько часов кряду. Хорошо еще, что философ надоел Шурику в рекордные сроки и она турнула его под зад (с благословения и под одобрительные возгласы всех присутствующих).
Позабыв про спутников, Шурик подолгу болтала с Сардиком о многих вещах: на первый взгляд – незначительных. Незначительными они оказывались и на второй взгляд, и на третий. Просто Шурик… она это умела – осветить необычным внутренним светом любую вещь, любое событие. Она обожала мистификации, географическое вранье, топографические придумки и к тому же собиралась стать писательницей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94