«Хонда». – Он снова не удержался от дешевого вранья, вот скотство!..
– Почему был? Он уже умер?
– Вроде того. Я его продал. Срочно нужны были деньги. А у тебя что за тачка?
– Эта?
– Что, есть какие-то другие? – Наконец-то он сказал что-то забавное. Что-то такое, что сорвало с лица девушки мимолетную и едва заметную улыбку.
– Нет. Других нет. Пока. А это – «Мазда RX-8». Купе.
– Да-а… Круто. Зверь, а не машина.
– Положим, не зверь, а зверушка. И цвет подкачал, не люблю красные тачки. Так же, как Бетти Буп.
– То есть свидетельницей на свадьбу ты эту тачку тоже не пригласишь?
– Ни за что! В какую сторону направляемся?
– На набережную Карповки. Знаешь, как ехать?
– Не заблужусь.
До самой Петроградки Сардик молчал, снова и снова мучаясь вопросом: а правильно ли он поступил, пригласив ангела в более чем скромное бунгало на Карповке? Полное отсутствие евростандарта и увеселительной программы с одной стороны. Картины – с другой. Сардик изнывал от жгучего желания показать девушке по имени Ёлка свои картины. «Воркующего рыцаря» – в особенности. Всему виной была наивная вера, культивируемая с самого начала их знакомства: то, что увидит Ёлка, скажет о нем много больше, чем если бы он сам принялся бы распинаться о себе. Какой он тонкий, много переживший, смешной и серьезный одновременно. Какой он философ, какой он алхимик, и в глубине души – авиатор, и в глубине души – погонщик воздушных змеев, и повелитель воды – тоже. Про повелителя воды он придумал уже давно, как только переселился в Питер. Вот только все не подворачивался подходящий сюжет про повелителя. Та-акой забойный сюжет, чтобы всем стало ясно: вот история про повелителя воды, управляющего всем в этом городе – каналами, реками, Заливом и тем, что падает с небес. Сардик сделал сотни эскизов, но выходила история не про воду, а про ее отсутствие. С авиатором и погонщиком воздушных змеев дела обстояли проще, а вода…
Слишком ненадежная, слишком изменчивая субстанция.
Очень похожая на женщину.
Идея новой картины забрезжила в Сардике внезапно, но он снова приказал себе не думать об этой потрясающей идее (для этого у него еще найдется время) – и переключился на ангела.
Повелителя тачек.
Ангел – большая капризуля и ведет себе довольно странно по отношению к румяной и вылизанной «Мазде». То и дело отпускает в сторону авто нелицеприятные замечания. Зачем, спрашивается, ездить на машине, которая тебе не нравится? И зачем вешать на лобовое стекло несчастную старушку Бетти, если ты ее терпеть не можешь?.. А впрочем, он не вправе судить ангела. Кого угодно – только не его.
Гаро.
Вот о ком Сардик не подумал! О словах Гаро, сказанных сегодня утром, он думал постоянно, а о самом Гаро – даже не удосужился. А ведь если они появятся в мастерской с Ёлкой – обязательно придется знакомить ее с дурачком-соседом. И неизвестно, что выйдет из этого знакомства. Вдруг Гаро распустит язык и начнет рассказывать Ёлке свою историю? Или – что хуже – раскроет чемодан (чего никогда не делал прежде) и покажет ей фотографию кота?
У ангела есть кот (Сардик хорошо это помнит), и у Гаро был кот, а всякие мелкие умилительные твари сближают людей, как ничто другое. Вдруг Гаро и ангел понравятся друг другу и Сардик окажется третьим лишним, как уже случалось миллион раз?.. Да нет же, Гаро выглядит не слишком полноценным нелегалом, косноязычным и тупым: уборщик офиса – он и в Африке уборщик; и интеллекту него ниже табуретки, что правда, то правда… Хорошо бы, чтоб он продолжал дрыхнуть и носа не казал из своего семнадцатиметрового закутка. А если Ёлка заглянет в комнату и увидит чудесные метаморфозы, происходящие с Гаро во время сна?.. Сардик снова может оказаться третьим лишним. Да нет же, нет! Шансы, что Гаро понравится Ёлке, равны… равны… ноль целых одна десятая процента. Или нет – одна тысячная. А каковы были шансы самого Сардика, учитывая весь его предшествующий опыт? Точно такие же. А между тем он сидит здесь, в ее машине…
Вот что сделает Сардик: откажет Гаро от угла. Прямо сегодня. Только не было бы поздно…
Сардик так терзался, что не заметил, как Ёлка остановила машину. Но не в окрестностях Карповки, а чуть ближе к Каменноостровскому, на улице Рентгена.
– Все, – сказала Ёлка, заглушив мотор. – Приехали.
– Вообще-то не совсем… Кварталов пять недотянули.
– Да нет, приехали. Дальше пойдем пешком.
– С машиной непорядок?
– Что-то вроде того. – Ответ выглядел слишком расплывчато, но Сардик не придал этому значения. – Не люблю ошибаться, но в ней, кажется, ошиблась…
– Оставишь ее прямо здесь?
– Конечно.
– А… ничего с ней не случится? Вдруг угонят?
– Все, что могло с ней случиться, – уже случилось. Да не заморачивайся ты!.. Давай, вылезай живее…
– А ты? – Сардик подозрительно посмотрел на ангела, который даже не думал двигаться с места.
– И я… Ты выходи, а я тебя догоню.
Он ни разу не обернулся, но шел медленнее обычного, вернее – еле ноги волочил. Он слишком хорошо помнил, как опасно отдаляться от ангела на расстояние большее, чем ®, хватанешь пару раз воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег, – и привет. Но пока с дыхательной системой все было в порядке, и в самом деле – зачем было напрягаться и везти его на Петроградку, тратя бензин и время? Наверняка медля того, чтобы бросить, не попрощавшись.
Ёлка, как и обещала, догнала Сардика минуты через две и пошла рядом.
Пять кварталов – не такое уж маленькое расстояние, как может кому-то показаться. За пять кварталов Сардик успел рассказать Ёлке, что когда-то занимался фотографией и снимал моделей для модных московских журналов. Московские журналы менее опасны, чем питерские, справедливо рассудил Сардик, московских журналов – пруд пруди, за всем этим поганым столичным гламуром не уследишь, сколько ни старайся. Так что не будет ничего удивительного, если Ёлка не признает в нем великого фотографа с высокооплачиваемым долларовым копирайтом. Все это было там, в Москве, которая не имеет к Питеру никакого отношения. А потом ему остобрыдла фотография, вещал Сардик, и он пробовал себя как джазовый саксофонист. А потом надоело и это, и он вернулся к тому, от чего уходил, – к живописи.
– И как живопись? – поинтересовалась Ёлка. – Кормит?
– Я не кормлюсь от живописи. Нельзя рассматривать искусство как способ зарабатывания денег.
– А как его можно рассматривать?
– Как удовольствие. Как возможность прояснить отношения с миром. Как один из вариантов быть честным с собой. Как способ попасть в вечность… -
в этом месте Сардик подумал, что может показаться Ёлке скучным и пафосным неудачником, непризнанным гением, от которого всех с души воротит; ему не хватает легкости и иронического отношения к жизни, что так ценится всеми, независимо от пола и возраста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
– Почему был? Он уже умер?
– Вроде того. Я его продал. Срочно нужны были деньги. А у тебя что за тачка?
– Эта?
– Что, есть какие-то другие? – Наконец-то он сказал что-то забавное. Что-то такое, что сорвало с лица девушки мимолетную и едва заметную улыбку.
– Нет. Других нет. Пока. А это – «Мазда RX-8». Купе.
– Да-а… Круто. Зверь, а не машина.
– Положим, не зверь, а зверушка. И цвет подкачал, не люблю красные тачки. Так же, как Бетти Буп.
– То есть свидетельницей на свадьбу ты эту тачку тоже не пригласишь?
– Ни за что! В какую сторону направляемся?
– На набережную Карповки. Знаешь, как ехать?
– Не заблужусь.
До самой Петроградки Сардик молчал, снова и снова мучаясь вопросом: а правильно ли он поступил, пригласив ангела в более чем скромное бунгало на Карповке? Полное отсутствие евростандарта и увеселительной программы с одной стороны. Картины – с другой. Сардик изнывал от жгучего желания показать девушке по имени Ёлка свои картины. «Воркующего рыцаря» – в особенности. Всему виной была наивная вера, культивируемая с самого начала их знакомства: то, что увидит Ёлка, скажет о нем много больше, чем если бы он сам принялся бы распинаться о себе. Какой он тонкий, много переживший, смешной и серьезный одновременно. Какой он философ, какой он алхимик, и в глубине души – авиатор, и в глубине души – погонщик воздушных змеев, и повелитель воды – тоже. Про повелителя воды он придумал уже давно, как только переселился в Питер. Вот только все не подворачивался подходящий сюжет про повелителя. Та-акой забойный сюжет, чтобы всем стало ясно: вот история про повелителя воды, управляющего всем в этом городе – каналами, реками, Заливом и тем, что падает с небес. Сардик сделал сотни эскизов, но выходила история не про воду, а про ее отсутствие. С авиатором и погонщиком воздушных змеев дела обстояли проще, а вода…
Слишком ненадежная, слишком изменчивая субстанция.
Очень похожая на женщину.
Идея новой картины забрезжила в Сардике внезапно, но он снова приказал себе не думать об этой потрясающей идее (для этого у него еще найдется время) – и переключился на ангела.
Повелителя тачек.
Ангел – большая капризуля и ведет себе довольно странно по отношению к румяной и вылизанной «Мазде». То и дело отпускает в сторону авто нелицеприятные замечания. Зачем, спрашивается, ездить на машине, которая тебе не нравится? И зачем вешать на лобовое стекло несчастную старушку Бетти, если ты ее терпеть не можешь?.. А впрочем, он не вправе судить ангела. Кого угодно – только не его.
Гаро.
Вот о ком Сардик не подумал! О словах Гаро, сказанных сегодня утром, он думал постоянно, а о самом Гаро – даже не удосужился. А ведь если они появятся в мастерской с Ёлкой – обязательно придется знакомить ее с дурачком-соседом. И неизвестно, что выйдет из этого знакомства. Вдруг Гаро распустит язык и начнет рассказывать Ёлке свою историю? Или – что хуже – раскроет чемодан (чего никогда не делал прежде) и покажет ей фотографию кота?
У ангела есть кот (Сардик хорошо это помнит), и у Гаро был кот, а всякие мелкие умилительные твари сближают людей, как ничто другое. Вдруг Гаро и ангел понравятся друг другу и Сардик окажется третьим лишним, как уже случалось миллион раз?.. Да нет же, Гаро выглядит не слишком полноценным нелегалом, косноязычным и тупым: уборщик офиса – он и в Африке уборщик; и интеллекту него ниже табуретки, что правда, то правда… Хорошо бы, чтоб он продолжал дрыхнуть и носа не казал из своего семнадцатиметрового закутка. А если Ёлка заглянет в комнату и увидит чудесные метаморфозы, происходящие с Гаро во время сна?.. Сардик снова может оказаться третьим лишним. Да нет же, нет! Шансы, что Гаро понравится Ёлке, равны… равны… ноль целых одна десятая процента. Или нет – одна тысячная. А каковы были шансы самого Сардика, учитывая весь его предшествующий опыт? Точно такие же. А между тем он сидит здесь, в ее машине…
Вот что сделает Сардик: откажет Гаро от угла. Прямо сегодня. Только не было бы поздно…
Сардик так терзался, что не заметил, как Ёлка остановила машину. Но не в окрестностях Карповки, а чуть ближе к Каменноостровскому, на улице Рентгена.
– Все, – сказала Ёлка, заглушив мотор. – Приехали.
– Вообще-то не совсем… Кварталов пять недотянули.
– Да нет, приехали. Дальше пойдем пешком.
– С машиной непорядок?
– Что-то вроде того. – Ответ выглядел слишком расплывчато, но Сардик не придал этому значения. – Не люблю ошибаться, но в ней, кажется, ошиблась…
– Оставишь ее прямо здесь?
– Конечно.
– А… ничего с ней не случится? Вдруг угонят?
– Все, что могло с ней случиться, – уже случилось. Да не заморачивайся ты!.. Давай, вылезай живее…
– А ты? – Сардик подозрительно посмотрел на ангела, который даже не думал двигаться с места.
– И я… Ты выходи, а я тебя догоню.
Он ни разу не обернулся, но шел медленнее обычного, вернее – еле ноги волочил. Он слишком хорошо помнил, как опасно отдаляться от ангела на расстояние большее, чем ®, хватанешь пару раз воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег, – и привет. Но пока с дыхательной системой все было в порядке, и в самом деле – зачем было напрягаться и везти его на Петроградку, тратя бензин и время? Наверняка медля того, чтобы бросить, не попрощавшись.
Ёлка, как и обещала, догнала Сардика минуты через две и пошла рядом.
Пять кварталов – не такое уж маленькое расстояние, как может кому-то показаться. За пять кварталов Сардик успел рассказать Ёлке, что когда-то занимался фотографией и снимал моделей для модных московских журналов. Московские журналы менее опасны, чем питерские, справедливо рассудил Сардик, московских журналов – пруд пруди, за всем этим поганым столичным гламуром не уследишь, сколько ни старайся. Так что не будет ничего удивительного, если Ёлка не признает в нем великого фотографа с высокооплачиваемым долларовым копирайтом. Все это было там, в Москве, которая не имеет к Питеру никакого отношения. А потом ему остобрыдла фотография, вещал Сардик, и он пробовал себя как джазовый саксофонист. А потом надоело и это, и он вернулся к тому, от чего уходил, – к живописи.
– И как живопись? – поинтересовалась Ёлка. – Кормит?
– Я не кормлюсь от живописи. Нельзя рассматривать искусство как способ зарабатывания денег.
– А как его можно рассматривать?
– Как удовольствие. Как возможность прояснить отношения с миром. Как один из вариантов быть честным с собой. Как способ попасть в вечность… -
в этом месте Сардик подумал, что может показаться Ёлке скучным и пафосным неудачником, непризнанным гением, от которого всех с души воротит; ему не хватает легкости и иронического отношения к жизни, что так ценится всеми, независимо от пола и возраста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94