Она так и заявила Сардику:
– Пишу роман.
– Здорово, – с энтузиазмом откликнулся Сардик. – Про что?
– Про все. Ты там тоже в наличии. Сделаю из тебя торговца героином.
– А другой вакансии нет?
– Не будь занудой! Торговец героином – почтенная профессия.
– Я так не думаю…
– Ладно, присовокупим к торговле героином еще и сутенерство. Так лучше?
– Сомневаюсь…
– По-моему, это вообще крутняк!..
Сардик только рукой махнул: все равно Шурика не переубедить.
Шурик могла пропасть на полгода, а потом снова появиться и сделать вид, что не прошло и суток с тех пор, как они расстались. Сердиться на нее было невозможно: она – Шурик, и этим все сказано. А фотограф Женька, в распоряжении которого были лучшие ноги, лучшие зубы и лучшие груди Санкт-Петербурга, – так тот и вовсе бредил Шуриком. При первой встрече он не нашел ничего умнее, чем грохнуться перед Шуриком на колени.
– Богиня! – воскликнул он.
– Допустим. – Шурик прищурилась.
– Королева!
– Допустим.
– Прекрасный лотос! Камень драгоценный! Утренняя звезда!..
– Допустим, допустим, допустим.
– Только один снимок, и вы меня осчастливите до конца дней!
– Увы. Придется вам до конца дней быть несчастным и умереть в муках. Но пива я с вами выпью.
Сколько бы ни уламывал ее потом Женька, потрясая многочисленными публикациями, портфолио и дипломами с фотовыставок, Шурик так ни разу и не согласилась встать под лучи софитов. И Женька, и Сардик не понимали – почему.
– Мне бы только на час ее заполучить, – скрежетал зубами фотограф. – Я бы озолотился, ей-богу! Все обложки были бы наши… И не только в этой стране! «Вог», «Элль», «Вэнити Фэа» – они бы меня на части порвали, приятель!.. В очередь бы встали, аукционные торги бы устроили! Такие лица природа раз в столетие стряпает! Ну объясни, почему Шурик такая сука, а? Жалко ей, что ли?..
У Сардика не было никакого мнения на этот счет, никакого ответа. Разгадывать Шурика – занятие бесперспективное, но просто думать о ней… не как о женщине, нет, – а как о природном явлении… этого Сардику не мог запретить никто. Иногда он пытался представить, какой Шурик станет через пять лет. А через десять? А в год, когда ей исполнится сорок?
Ничего из подобных мыслей не получалось.
В воображении Сардика Шурик решительно не хотела стареть, и тогда он понял: возраст ее не коснется. Ей всегда будет около двадцати. Или двадцать. Никак не больше, ни надень. И сама Шурик – не что иное, как настоящее, без всяких глупых примесей прошлого и будущего.
Такое себе вещество. Чистый эфир.
И в нелепой гибели Шурика (если подумать о ней здраво) наблюдалась своя закономерность, опять же – связанная с возрастом. И с сегодняшним днем, который она олицетворяла. И еще с тем, что между словом «совершенство» и именем «Шурик» легко умещался знак равенства.
Так куда, скажите на милость, ей было двигаться? Правильно, только на опасный склон, только в пропасть.
Конечно, размышления о Шурике требовали гораздо более основательного, почти научного подхода. И Сардик обязательно бы выработал этот подход, если бы в приказном порядке не запретил себе думать о Шурике.
И вот после полугода небытия, после смерти в горах Шурик вернулась!
Идет (вернее – парит) по противоположной стороне Невского, как ни в чем не бывало, и буддистская косичка при ней.
Сардик сорвался с парапета и ринулся к проезжей части, напрочь забыв, что вполне цивильный пешеходный переход находится в каких-то пятидесяти метрах от него. На ходу он успел взглянуть на часы: без десяти двенадцать, он все успеет, абсолютно все! Нагнать Шурика, заключить ее в объятия, посмеяться над недостоверностью слухов о ее гибели и договориться о встрече с ней в самое ближайшее время, забить стрелу. После чего Сардик спросит у Шурика, куда она направляется, а Шурик отколет что-то вроде иду брать банковский кредит на имплантацию силикона в сиськи, и они вместе поржут над этой Шуриковой затеей. Минуты две. А потом он вернется обратно к Дому книги, где его будет ждать женщина, призванная сделать Сардика другим. Иным.
Не похожим на себя прежнего.
Опаздывать нельзя, но он и не опоздает!
Лавируя в потоке машин и шарахаясь от возмущенных автомобильных гудков, Сардик вдруг подумал о Гаро. Гаро и его сумасшедшие истории о Люцерне и префектуре Фукуока обязательно бы понравились Шурику, она была бы от них без ума. Она бы не отходила от Гаро ни на шаг, изучая и препарируя странного нелегала, вытягивая из него все новые и новые фантастические подробности. Шурик – вот кому Гаро слил бы начало истории. И рассказал бы о коте, до сих пор остававшемся в тени времен. Жаль, что у самого Сардика нет в запасе ничего подобного. Да и черт с ними, с байками, все равно его жизнь изменится сегодня в полдень. Не может не измениться.
***
…Это была вовсе не Шурик.
Хотя все составляющие Шурика оказались на месте: косичка, стриженая голова и летящая походка. Хорошо еще, что Сардик не налетел на незнакомку с распростертыми руками и громкими возгласами – то-то получился бы конфуз! Но Сардик не налетел, поскольку вырулил на тротуар в нескольких десятках метров от девушки и двинулся ей навстречу. И по мере того как они сближались, Сардик все яснее понимал:
это не Шурик. Шурик погибла в горах в начале прошлой зимы, и ничего тут не изменишь. Чудес не бывает. Не бывает. Нет.
И как только ему могло вступить в голову, что это Шурик? Ведь Шурик никогда не оставалась одна, она ни минуты не проводила в одиночестве. Если бы это была Шурик, то вокруг нее бурлил бы водоворот людей, экзотических и не очень; не исключено, что и Кутузов с Барклаем сползли бы со своих постаментов и влились в общий хор.
Это не Шурик, это какая-то другая девушка.
Впрочем, «какая-то» было не самым лучшим определением. А приблизившись еще на пару метров, Сардик решил, что оно к тому же и несправедливо. Потому что девушка, шедшая навстречу Сардику, была потрясающей. Изумительной, великолепной, единственной в своем роде. Фантастически красивой и чертовски обаятельной. Настоящее сокровище, ничего не скажешь!.. «Девушка на миллион долларов», – так любила говорить о себе Шурик, а вот валюта, в которой могли быть измерены достоинства этой девушки…
Такая валюта еще не изобретена. И вряд ли когда-либо будет изобретена.
На девушке был совершенно немыслимый джинсовый комбинезон и черная майка, выгодно подчеркивающая не только сухость и силу рук, но и нежную слабость ключиц. На плече девушки висел холщовый рюкзак цвета хаки с пропущенной через его лямку легкой курткой. Сардика умилили – и этот комбинезон, и эта куртка, и эти ключицы.
А ее лицо…
Оно моментально отпечаталось в памяти Сардика и в его сознании. Легло татуировкой на кожу, забилось под ногти, луной закатилось в сердечную сумку;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
– Пишу роман.
– Здорово, – с энтузиазмом откликнулся Сардик. – Про что?
– Про все. Ты там тоже в наличии. Сделаю из тебя торговца героином.
– А другой вакансии нет?
– Не будь занудой! Торговец героином – почтенная профессия.
– Я так не думаю…
– Ладно, присовокупим к торговле героином еще и сутенерство. Так лучше?
– Сомневаюсь…
– По-моему, это вообще крутняк!..
Сардик только рукой махнул: все равно Шурика не переубедить.
Шурик могла пропасть на полгода, а потом снова появиться и сделать вид, что не прошло и суток с тех пор, как они расстались. Сердиться на нее было невозможно: она – Шурик, и этим все сказано. А фотограф Женька, в распоряжении которого были лучшие ноги, лучшие зубы и лучшие груди Санкт-Петербурга, – так тот и вовсе бредил Шуриком. При первой встрече он не нашел ничего умнее, чем грохнуться перед Шуриком на колени.
– Богиня! – воскликнул он.
– Допустим. – Шурик прищурилась.
– Королева!
– Допустим.
– Прекрасный лотос! Камень драгоценный! Утренняя звезда!..
– Допустим, допустим, допустим.
– Только один снимок, и вы меня осчастливите до конца дней!
– Увы. Придется вам до конца дней быть несчастным и умереть в муках. Но пива я с вами выпью.
Сколько бы ни уламывал ее потом Женька, потрясая многочисленными публикациями, портфолио и дипломами с фотовыставок, Шурик так ни разу и не согласилась встать под лучи софитов. И Женька, и Сардик не понимали – почему.
– Мне бы только на час ее заполучить, – скрежетал зубами фотограф. – Я бы озолотился, ей-богу! Все обложки были бы наши… И не только в этой стране! «Вог», «Элль», «Вэнити Фэа» – они бы меня на части порвали, приятель!.. В очередь бы встали, аукционные торги бы устроили! Такие лица природа раз в столетие стряпает! Ну объясни, почему Шурик такая сука, а? Жалко ей, что ли?..
У Сардика не было никакого мнения на этот счет, никакого ответа. Разгадывать Шурика – занятие бесперспективное, но просто думать о ней… не как о женщине, нет, – а как о природном явлении… этого Сардику не мог запретить никто. Иногда он пытался представить, какой Шурик станет через пять лет. А через десять? А в год, когда ей исполнится сорок?
Ничего из подобных мыслей не получалось.
В воображении Сардика Шурик решительно не хотела стареть, и тогда он понял: возраст ее не коснется. Ей всегда будет около двадцати. Или двадцать. Никак не больше, ни надень. И сама Шурик – не что иное, как настоящее, без всяких глупых примесей прошлого и будущего.
Такое себе вещество. Чистый эфир.
И в нелепой гибели Шурика (если подумать о ней здраво) наблюдалась своя закономерность, опять же – связанная с возрастом. И с сегодняшним днем, который она олицетворяла. И еще с тем, что между словом «совершенство» и именем «Шурик» легко умещался знак равенства.
Так куда, скажите на милость, ей было двигаться? Правильно, только на опасный склон, только в пропасть.
Конечно, размышления о Шурике требовали гораздо более основательного, почти научного подхода. И Сардик обязательно бы выработал этот подход, если бы в приказном порядке не запретил себе думать о Шурике.
И вот после полугода небытия, после смерти в горах Шурик вернулась!
Идет (вернее – парит) по противоположной стороне Невского, как ни в чем не бывало, и буддистская косичка при ней.
Сардик сорвался с парапета и ринулся к проезжей части, напрочь забыв, что вполне цивильный пешеходный переход находится в каких-то пятидесяти метрах от него. На ходу он успел взглянуть на часы: без десяти двенадцать, он все успеет, абсолютно все! Нагнать Шурика, заключить ее в объятия, посмеяться над недостоверностью слухов о ее гибели и договориться о встрече с ней в самое ближайшее время, забить стрелу. После чего Сардик спросит у Шурика, куда она направляется, а Шурик отколет что-то вроде иду брать банковский кредит на имплантацию силикона в сиськи, и они вместе поржут над этой Шуриковой затеей. Минуты две. А потом он вернется обратно к Дому книги, где его будет ждать женщина, призванная сделать Сардика другим. Иным.
Не похожим на себя прежнего.
Опаздывать нельзя, но он и не опоздает!
Лавируя в потоке машин и шарахаясь от возмущенных автомобильных гудков, Сардик вдруг подумал о Гаро. Гаро и его сумасшедшие истории о Люцерне и префектуре Фукуока обязательно бы понравились Шурику, она была бы от них без ума. Она бы не отходила от Гаро ни на шаг, изучая и препарируя странного нелегала, вытягивая из него все новые и новые фантастические подробности. Шурик – вот кому Гаро слил бы начало истории. И рассказал бы о коте, до сих пор остававшемся в тени времен. Жаль, что у самого Сардика нет в запасе ничего подобного. Да и черт с ними, с байками, все равно его жизнь изменится сегодня в полдень. Не может не измениться.
***
…Это была вовсе не Шурик.
Хотя все составляющие Шурика оказались на месте: косичка, стриженая голова и летящая походка. Хорошо еще, что Сардик не налетел на незнакомку с распростертыми руками и громкими возгласами – то-то получился бы конфуз! Но Сардик не налетел, поскольку вырулил на тротуар в нескольких десятках метров от девушки и двинулся ей навстречу. И по мере того как они сближались, Сардик все яснее понимал:
это не Шурик. Шурик погибла в горах в начале прошлой зимы, и ничего тут не изменишь. Чудес не бывает. Не бывает. Нет.
И как только ему могло вступить в голову, что это Шурик? Ведь Шурик никогда не оставалась одна, она ни минуты не проводила в одиночестве. Если бы это была Шурик, то вокруг нее бурлил бы водоворот людей, экзотических и не очень; не исключено, что и Кутузов с Барклаем сползли бы со своих постаментов и влились в общий хор.
Это не Шурик, это какая-то другая девушка.
Впрочем, «какая-то» было не самым лучшим определением. А приблизившись еще на пару метров, Сардик решил, что оно к тому же и несправедливо. Потому что девушка, шедшая навстречу Сардику, была потрясающей. Изумительной, великолепной, единственной в своем роде. Фантастически красивой и чертовски обаятельной. Настоящее сокровище, ничего не скажешь!.. «Девушка на миллион долларов», – так любила говорить о себе Шурик, а вот валюта, в которой могли быть измерены достоинства этой девушки…
Такая валюта еще не изобретена. И вряд ли когда-либо будет изобретена.
На девушке был совершенно немыслимый джинсовый комбинезон и черная майка, выгодно подчеркивающая не только сухость и силу рук, но и нежную слабость ключиц. На плече девушки висел холщовый рюкзак цвета хаки с пропущенной через его лямку легкой курткой. Сардика умилили – и этот комбинезон, и эта куртка, и эти ключицы.
А ее лицо…
Оно моментально отпечаталось в памяти Сардика и в его сознании. Легло татуировкой на кожу, забилось под ногти, луной закатилось в сердечную сумку;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94