– Прикажи пробуравить дно барки, и она, прежде чем добраться до Хенну, пойдет ко дну со всеми узниками.
– Нет, нет! Об этом я и сам думал, да и Нему мне это советовал! – воскликнул Ани. – Так делали уже сотни раз. Но я не хочу, чтобы Амени счел меня нарушившим клятву, – я ведь обещал ему не покушаться на жизнь Пентаура.
– Ах да! Ты поклялся, а мужчина держит слово, данное другому мужчине, – ехидно заметила старуха. – Ну, ладно, погоди, а если сделать так: ты отправляешь барку с преступниками в Хенну, а капитану даешь тайный приказ проскочить ночью мимо каменоломен и как можно быстрее плыть дальше до Эфиопии. Из Суана ты прикажешь прогнать узников через пустыню на золотые рудники. Пройдут четыре, нет, даже восемь недель, прежде чем здесь станет известно о случившемся. Если же Амени придет к тебе с жалобой, ты сделаешь вид, будто страшно разгневан таким ослушанием или ошибкой, можешь даже поклясться при этом всеми богами неба и преисподней, что ты и не думал покушаться на жизнь Пентаура. Пока будут наводить справки – пройдет еще не одна неделя. Тем временем Паакер, пожалуй, сделает свое дело, а ты – свое, и ты станешь фараоном. А со скипетром в руках, думается мне, нетрудно нарушить любую клятву; ну, а если ты все же захочешь сдержать слово, тебе придется всего-навсего оставить Пентаура на золотых рудниках. Оттуда еще никто не возвращался! Кости моего отца и моих братьев тоже побелели там на солнце.
– Но Амени никогда не поверит, что произошла ошибка, – испуганно перебил везир колдунью.
– Ну, так признайся, что это ты велел капитану плыть до Эфиопии! – раздраженно воскликнула старуха. – Объясни ему, что ты узнал, как они намерены поступить с Пентауром в Хенну, а поэтому хоть и сдержал слово, но не мог допустить, чтобы преступник остался без наказания. Тогда они начнут наводить справки, и, если найдут еще внука Асса живым, ты как-нибудь перед ним оправдаешься. Последуй-ка моему совету, если хочешь стать дельным домоправителем и хозяином в своих владениях.
– Нет, это не годится, – решительно заявил везир. – Помощь Амени нужна мне не только сегодня, но и завтра. Я не хочу быть слепым орудием в его руках, но до поры до времени он должен считать меня именно таким орудием.
Старуха пожала плечами, вошла к себе в пещеру и вынесла оттуда какой-то флакончик.
– Возьми вот это, – сказала она. – Четыре капли в чашу с вином – и тот, кто ее выпьет, неминуемо лишится рассудка. Испытай-ка это зелье на каком-нибудь рабе, и ты убедишься, как оно отменно действует.
– А зачем оно мне? – спросил недоумевающий везир.
– Чтобы оправдаться перед Амени! – расхохоталась колдунья. – Как только капитан барки возвратится, ты прикажешь ему явиться к тебе, угостишь его вином и… Амени, увидав перед собой безумного, должен будет поверить тебе, что он несомненно проплыл мимо Хенну в припадке умопомрачения.
– Это хитро! Это просто замечательно! – вскричал Ани. – Необыкновенный человек при любых обстоятельствах остается необыкновенным! Ты была величайшей певицей, теперь же ты – мудрейшая из женщин, дорогая Беки!
– Я уже больше не Беки, меня зовут Хект, – грубо остановила его старуха.
– Ну, как хочешь! Разумеется, если бы я мог услышать еще и пение Беки, то был бы обязан отблагодарить тебя щедрее, чем одну только Хект, – со своей неизменной улыбкой заметил Ани. – Но мне не хотелось бы покинуть умнейшую женщину Фив, прежде чем я не задам ей еще один очень важный вопрос. Обладаешь ли ты даром предвидения? Есть ли у тебя средства, позволяющие узнать, удастся или обречено не провал огромное и рискованное предприятие, – ты догадываешься, о чем я говорю?
Хект опустила глаза и после краткого раздумья ответила:
– Ничего определенного я на этот счет пока сказать не могу, но дело твое идет неплохо. Взгляни на тех двух ястребов с цепочками на лапах: они берут пищу только из моих рук. Вон тот, что линяет, а сейчас сидит, прикрыв глаза, – Рамсес, а этот – нарядный и гладкий, со сверкающими глазами – ты! Все дело в том, кто из них будет жить дольше. Пока же, как ты сам видишь, преимущество на твоей стороне.
Ани метнул злобный взгляд на больного ястреба-фараона, а Хект продолжала:
– С ними обоими нужно одинаково обращаться, ибо судьба не позволяет себя насиловать.
– Корми их хорошенько! – сказал везир и, бросив на колени старухи мешочек с золотом, добавил: – Если с одной из этих птиц что-нибудь случится, своевременно дай мне знать через Нему.
После этого Ани спустился в долину и направился к гробнице своих предков. А колдунья Хект смеялась ему вслед, бормоча себе под нос:
– Теперь-то этот глупец будет защищать меня уже ради своей птички. И этот ухмыляющийся, малодушный, бездарный человек собирается править Египтом! Неужто я и впрямь мудрее всех, или просто к старой Хект приходят за советом одни лишь дураки? Но ведь сам Рамсес избрал этого Ани своим везиром. Может быть, он сделал это потому, что не очень умный человек показался ему менее опасным? Если он действительно так думал, то это не слишком мудро, потому что никто не бывает так самоуверен и дерзок, как глупцы!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
А через час везир, выйдя из гробницы своих предков, уже в роскошных одеждах проезжал на блестящей колеснице мимо пещеры старухи Хект и хижины Уарды.
Нему пристроился на обычном для карликов месте – на подножке. Этот маленький человечек взглянул в сторону хижины и заскрежетал зубами, когда увидал возле Уарды какого-то мужчину, чья белая одежда была отчетливо видна сквозь изгородь.
А гостем Уарды был не кто иной, как царевич Рамери. В белой одежде казначейского писца он рано утром переправился через Нил, чтобы разузнать о Пентауре и… украсить волосы Уарды чудесной розой.
Последнее было, пожалуй, для него важнее, уже хотя бы потому, что к первому делу следовало приступить позже. Он даже попытался оправдать такой порядок перед самим собой весьма убедительными причинами. Во-первых, роза, заботливо спрятанная в складках его одежды, могла завянуть, если бы он стал ждать своих товарищей возле Дома Сети; кроме того, после разговора с ними ему, быть может, пришлось бы спешно возвращаться в Фивы, и, наконец, он не был уверен в том, что Бент-Анат не пошлет за ним своего царедворца, а поэтому всякое промедление грозило разрушить все его планы.
Сердце юноши сильно билось не только из-за близости девушки, но также от сознания того, что он совершает тяжкий проступок.
Место, куда он собирался ступить, считалось нечистым. Кроме того, он сказал Уарде неправду, а это была его первая в жизни ложь. Он выдал себя за писца из свиты Бент-Анат, и поскольку, солгав один раз, человек неизбежно должен продолжать лгать, то на вопросы о том, из какой он семьи, Рамери наплел ей множество всяких басен о своих родителях и о своей жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146