– спросил он изменившимся голосом. – Мы искали его тогда и никак не могли найти. На другой день я случайно наступил на что-то твердое. Я нагнулся и увидел… потерянный алмаз. То, что ускользнуло от такого благородного органа, как глаз, нашла мозолистая, презренная подошва, и, может быть, рабу, маленькому Нему, не знающему, что такое честь, удастся придумать спасительное средство, которого не находит высокий ум его госпожи.
– Что же ты придумал? – спросила Катути.
– Путь к спасению! – ответил карлик. – Правда ли, что твоя сестра Сетхем была у тебя и вы помирились?
– Да. Она протянула мне руку, и я ответила ей тем же.
– Тогда иди к ней. Люди никогда не оказывают услугу с такой готовностью, как после примирения. Былая вражда кажется им только что зажившей раной, прикасаться к которой нужно бережно. Ведь Сетхем одной крови с тобой, и у нее нежное сердце.
– Но она не богата, – сказала Катути. – Каждая пальма в ее саду досталась ей от мужа и принадлежит ее детям.
– А Паакер тоже был у тебя?
– Да, но, разумеется, он пришел по просьбе матери. Он ведь ненавидит моего зятя.
– Это-то я хорошо знаю, – пробормотал карлик. – А что, если Неферт попросит его помочь?
Гордая вдова возмущенно выпрямилась. Она вдруг почувствовала, что позволяет карлику слишком много, и велела ему уйти.
Нему, поцеловав край ее одежды, робко спросил:
– Должен ли я забыть то, что ты мне доверила, или ты позволяешь мне еще подумать о спасении твоего сына?
Мгновение Катути колебалась, затем сказала:
– Ты разумно указал, чего мне не следует делать; может быть, боги внушат тебе, что я должна делать. А теперь оставь меня!
– Понадоблюсь ли я тебе завтра утром? – спросил карлик.
– Нет!
– Тогда я побываю в некрополе и принесу там жертву богам.
– Что ж, пожалуй, – промолвила Катути и пошла к дому, держа в руке злополучное письмо.
Нему остался один. Задумчиво устремив взгляд в землю, он бормотал про себя:
– Они не должны пасть жертвой бесчестья – сейчас это невозможно, иначе все пропало. А что такое честь? Все рождаются без нее и, в большинстве своем, даже не подозревая о ней, сходят в могилу достойными людьми. Лишь немногие – богатые да праздные – опутывают ею свои души. Они поступают, подобно эфиопам, которые стараются так обильно умастить жиром и бальзамом свои волосы, что превращают их в войлочный колпак. Этот колпак обезображивает их, но они так гордятся им, что скорее дадут отрезать себе уши, чем пожертвуют этим отвратительным грязным войлоком. Я чувствую… мне кажется… но нет, прежде чем снова открыть рот, схожу-ка я к своей матери, она одна знает больше, чем двадцать пророков вместе взятых.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
На другое утро, еще до восхода солнца Нему переправился через Нил вместе с маленьким белым осликом, подаренным ему много лет назад еще покойным отцом возничего Мена. Для своего путешествия по некрополю он решил воспользоваться прохладой ранних часов, предшествующих появлению дневного светила.
Хорошо зная все закоулки Города Мертвых, он не поехал по главной дороге, которая вела прямо к цели, и его ослик бойкой рысцой трусил к горе, отделявшей берег Нила от долины гробниц фараонов.
Перед ним открылся величественный амфитеатр, образованный высокими известковыми утесами, а на его фоне – грандиозный храм на горных уступах. Храм этот был построен в честь богини Хатор гордой соправительницей двух фараонов свергнутой династии – великой Хатшепсут, дабы служить памятником ее величию.
Обогнув храм справа, Нему направил своего ослика по крутой горной тропке. Это был самый близкий путь в долину, к гробницам фараонов.
Внизу раскинулся храм Хатшепсут, левее мирно дремал в утренней прохладе некрополь со своими домами, храмами и колоссами; еще левее, сквозь дымку утреннего тумана, виднелась сверкающая гладь Нила, усеянная белыми парусами. А дальше, на востоке, лежали Фивы, где громады храмов уже слегка розовели под лучами восходящего солнца.
Но карлик не обращал внимания на чудесный пейзаж, расстилавшийся перед ним. Погруженный в свои мысли, низко склонившись к шее ослика, он предоставил ему по собственному разумению то карабкаться в гору, то отдыхать, стоя на месте. Одолев таким образом половину горы, карлик услыхал позади себя приближающиеся шаги. И вскоре торопливый путник, догнав Нему, весело пожелал ему доброго утра. Карлик радушно ответил на приветствие.
Горная тропинка была узка, и Нему, заметив, что нагнавший его человек – жрец, придержал своего ослика и почтительно сказал:
– Проходи вперед, святой отец, – твои две ноги шагают быстрее, чем наши четыре копытца.
– Я спешу помочь больной, – сказал врач Небсехт, друг Пентаура; он опять торопился к дочери парасхита и потому стремился обогнать неторопливого всадника.
В этот миг над алевшим горизонтом поднялся пылающий диск солнца, и из храма, лежавшего у ног путников, раздалось торжественное пение многоголосого мужского хора.
Нему соскользнул с ослика и, встав на колени, воздел руки к небу. Жрец последовал его примеру. Однако если взор карлика был с благоговением обращен на восток, где совершалось таинство возрождения бога солнца, то глаза Небсехта блуждали по земле. Вот он опустил одну руку и поднял лежавшую на тропинке редкую окаменевшую раковину.
Прошло несколько минут, и Небсехт поднялся, а за ним встал и Нему.
– Чудесное утро, – сказал карлик. – Сегодня святые отцы там, внизу, что-то поднялись раньше обычного.
Врач с улыбкой кивнул головой.
– Неужели ты живешь в некрополе? – спросил он. – Кто же это держит здесь карликов?
– Никто, – отвечал Нему. – Но разреши и мне задать тебе вопрос: кто же из людей, живущих за этой горой, столь знатен, что врач из Дома Сети жертвует ради него сладким утренним сном?
– Та, которую я посещаю, не из великих, но велики ее страдания, – ответил Небсехт.
Нему удивленно взглянул на него и пробормотал:
– Это благородно…– Но, не договорив, он вдруг хлопнул себя по лбу и воскликнул:
– Ты идешь по приказу царевны Бент-Анат к внучке парасхита, попавшей под ее колесницу. Я так и знал! Должна же трапеза, ради которой врач встает в такую рань, иметь хотя бы привкус знатности. Как здоровье несчастной девочки?
В последних словах карлика неожиданно прозвучали нотки такого неподдельного участия, что врач, которому упрек, брошенный карликом, показался справедливым, приветливо отвечал:
– Ей лучше. Надеюсь, она выживет.
– Хвала богам! – воскликнул карлик, а врач тем временем поспешил вперед.
Торопливо поднялся Небсехт на гору, сбежал вниз и давно уже сидел в хижине парасхита возле Уарды, когда Нему, наконец, добрался до жилища своей матери – той самой Хект, что дала Паакеру любовное зелье.
Старуха, как обычно, сидела у входа в пещеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
– Что же ты придумал? – спросила Катути.
– Путь к спасению! – ответил карлик. – Правда ли, что твоя сестра Сетхем была у тебя и вы помирились?
– Да. Она протянула мне руку, и я ответила ей тем же.
– Тогда иди к ней. Люди никогда не оказывают услугу с такой готовностью, как после примирения. Былая вражда кажется им только что зажившей раной, прикасаться к которой нужно бережно. Ведь Сетхем одной крови с тобой, и у нее нежное сердце.
– Но она не богата, – сказала Катути. – Каждая пальма в ее саду досталась ей от мужа и принадлежит ее детям.
– А Паакер тоже был у тебя?
– Да, но, разумеется, он пришел по просьбе матери. Он ведь ненавидит моего зятя.
– Это-то я хорошо знаю, – пробормотал карлик. – А что, если Неферт попросит его помочь?
Гордая вдова возмущенно выпрямилась. Она вдруг почувствовала, что позволяет карлику слишком много, и велела ему уйти.
Нему, поцеловав край ее одежды, робко спросил:
– Должен ли я забыть то, что ты мне доверила, или ты позволяешь мне еще подумать о спасении твоего сына?
Мгновение Катути колебалась, затем сказала:
– Ты разумно указал, чего мне не следует делать; может быть, боги внушат тебе, что я должна делать. А теперь оставь меня!
– Понадоблюсь ли я тебе завтра утром? – спросил карлик.
– Нет!
– Тогда я побываю в некрополе и принесу там жертву богам.
– Что ж, пожалуй, – промолвила Катути и пошла к дому, держа в руке злополучное письмо.
Нему остался один. Задумчиво устремив взгляд в землю, он бормотал про себя:
– Они не должны пасть жертвой бесчестья – сейчас это невозможно, иначе все пропало. А что такое честь? Все рождаются без нее и, в большинстве своем, даже не подозревая о ней, сходят в могилу достойными людьми. Лишь немногие – богатые да праздные – опутывают ею свои души. Они поступают, подобно эфиопам, которые стараются так обильно умастить жиром и бальзамом свои волосы, что превращают их в войлочный колпак. Этот колпак обезображивает их, но они так гордятся им, что скорее дадут отрезать себе уши, чем пожертвуют этим отвратительным грязным войлоком. Я чувствую… мне кажется… но нет, прежде чем снова открыть рот, схожу-ка я к своей матери, она одна знает больше, чем двадцать пророков вместе взятых.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
На другое утро, еще до восхода солнца Нему переправился через Нил вместе с маленьким белым осликом, подаренным ему много лет назад еще покойным отцом возничего Мена. Для своего путешествия по некрополю он решил воспользоваться прохладой ранних часов, предшествующих появлению дневного светила.
Хорошо зная все закоулки Города Мертвых, он не поехал по главной дороге, которая вела прямо к цели, и его ослик бойкой рысцой трусил к горе, отделявшей берег Нила от долины гробниц фараонов.
Перед ним открылся величественный амфитеатр, образованный высокими известковыми утесами, а на его фоне – грандиозный храм на горных уступах. Храм этот был построен в честь богини Хатор гордой соправительницей двух фараонов свергнутой династии – великой Хатшепсут, дабы служить памятником ее величию.
Обогнув храм справа, Нему направил своего ослика по крутой горной тропке. Это был самый близкий путь в долину, к гробницам фараонов.
Внизу раскинулся храм Хатшепсут, левее мирно дремал в утренней прохладе некрополь со своими домами, храмами и колоссами; еще левее, сквозь дымку утреннего тумана, виднелась сверкающая гладь Нила, усеянная белыми парусами. А дальше, на востоке, лежали Фивы, где громады храмов уже слегка розовели под лучами восходящего солнца.
Но карлик не обращал внимания на чудесный пейзаж, расстилавшийся перед ним. Погруженный в свои мысли, низко склонившись к шее ослика, он предоставил ему по собственному разумению то карабкаться в гору, то отдыхать, стоя на месте. Одолев таким образом половину горы, карлик услыхал позади себя приближающиеся шаги. И вскоре торопливый путник, догнав Нему, весело пожелал ему доброго утра. Карлик радушно ответил на приветствие.
Горная тропинка была узка, и Нему, заметив, что нагнавший его человек – жрец, придержал своего ослика и почтительно сказал:
– Проходи вперед, святой отец, – твои две ноги шагают быстрее, чем наши четыре копытца.
– Я спешу помочь больной, – сказал врач Небсехт, друг Пентаура; он опять торопился к дочери парасхита и потому стремился обогнать неторопливого всадника.
В этот миг над алевшим горизонтом поднялся пылающий диск солнца, и из храма, лежавшего у ног путников, раздалось торжественное пение многоголосого мужского хора.
Нему соскользнул с ослика и, встав на колени, воздел руки к небу. Жрец последовал его примеру. Однако если взор карлика был с благоговением обращен на восток, где совершалось таинство возрождения бога солнца, то глаза Небсехта блуждали по земле. Вот он опустил одну руку и поднял лежавшую на тропинке редкую окаменевшую раковину.
Прошло несколько минут, и Небсехт поднялся, а за ним встал и Нему.
– Чудесное утро, – сказал карлик. – Сегодня святые отцы там, внизу, что-то поднялись раньше обычного.
Врач с улыбкой кивнул головой.
– Неужели ты живешь в некрополе? – спросил он. – Кто же это держит здесь карликов?
– Никто, – отвечал Нему. – Но разреши и мне задать тебе вопрос: кто же из людей, живущих за этой горой, столь знатен, что врач из Дома Сети жертвует ради него сладким утренним сном?
– Та, которую я посещаю, не из великих, но велики ее страдания, – ответил Небсехт.
Нему удивленно взглянул на него и пробормотал:
– Это благородно…– Но, не договорив, он вдруг хлопнул себя по лбу и воскликнул:
– Ты идешь по приказу царевны Бент-Анат к внучке парасхита, попавшей под ее колесницу. Я так и знал! Должна же трапеза, ради которой врач встает в такую рань, иметь хотя бы привкус знатности. Как здоровье несчастной девочки?
В последних словах карлика неожиданно прозвучали нотки такого неподдельного участия, что врач, которому упрек, брошенный карликом, показался справедливым, приветливо отвечал:
– Ей лучше. Надеюсь, она выживет.
– Хвала богам! – воскликнул карлик, а врач тем временем поспешил вперед.
Торопливо поднялся Небсехт на гору, сбежал вниз и давно уже сидел в хижине парасхита возле Уарды, когда Нему, наконец, добрался до жилища своей матери – той самой Хект, что дала Паакеру любовное зелье.
Старуха, как обычно, сидела у входа в пещеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146