– Бак стоял над ней, готовый помочь.
– Буду вам весьма признательна.
– Неужели ваша мать не научила вас шить?
– Она пыталась. Но она, до того как выйти замуж за моего отца, была профессиональной портнихой. А я была слишком медлительной, и ее учеба всегда кончалась тем, что она все доделывала за меня.
Он сел на краешек кровати, положив жакет на колени. Подняв иголку к свету, он послюнявил нитку, просунул ее в игольное ушко и медленно и аккуратно начал пришивать оставшиеся пуговицы. Не поднимая головы, он спросил:
– Сторм ведь не родной ваш брат?
Анника, не понимая, почему это его интересует, все же ответила:
– Он мой сводный брат по матери.
– Но он полукровка.
Наступило зловещее молчание. Бак поднял голову от работы.
– Тогда и я тоже, – спокойно проговорила Анника.
– Я этому не верю, вы выглядите совсем иначе.
– Я на четверть сиу. Моя мать голландка, а отец наполовину сиу.
Бак помолчал, словно обдумывая ее слова. Анника объяснила более подробно:
– Отец Кейса был настоящим индейцем сиу. Он умер до рождения Кейса.
Это были факты в том виде, в каком она их знала. Ее мать никогда не рассказывала ей об отце Кейса, сказала лишь, что ей тяжело вспоминать о нем и о том, как она жила до встречи с Калебом. Кейс, если и знал больше о своем происхождении, тоже ей ничего не рассказывал. Анника часто задавалась вопросом, почему пять лет назад Кейс внезапно уехал из дома и о чем они с Калебом ожесточенно спорили накануне его отъезда. И Калеб, и Аналиса сказали ей, что Кейс, если захочет, сам ей обо всем расскажет, и она уважала их решение.
– Значит, вы и Сторм росли вместе?
– Да, и что до меня, то я считаю его братом. Мы очень близки.
– Только он живет в окрестностях Шайенна, а вы в Бостоне.
– У него есть право жить своей жизнью.
Помолчав, Бак заметил:
– Как бы я хотел, чтобы вас не было в поезде в тот день.
Анника ответила не сразу.
– Если вы беспокоитесь из-за Кейса, не стоит. Как только мы попадем на его ранчо, я все ему объясню.
Он поднял глаза, услышав это «мы».
– Правда объясню, обещаю.
– Мне очень жаль, что все так получилось, Анника, вы мне верите?
У Анники потеплело на сердце, когда она услышала, что он назвал ее по имени.
– Да. – Она посмотрела на свои руки, потом снова подняла глаза. – Если уж мы начали извиняться, думаю, мне тоже надо извиниться за то, что я так безобразно вела себя все это время.
Он отложил ее жакет и пожал плечами. Углы рта тронула улыбка.
– Полагаю, вы вели себя так же, как повела бы себя на вашем месте любая богобоязненная женщина, если бы ее похитил такой ненормальный дикарь.
– Не клевещите на себя, Бак.
– Но это же правда.
– Похоже, вы никак не можете отказаться от этой мысли. Почему?
Он развел руками.
– Я уже говорил вам, что я из себя представляю. Охота, капканы, разделка убитых животных – все это часть меня и я часть всего этого. Кем еще я могу быть?
Наклонившись к нему, она тихо проговорила:
– Кем вы сами захотите.
Он скомкал в руках ее жакет. Взгляд ее светился искренностью, и он почти поверил ей.
Внезапно Аниика притянула его к себе и легко поцеловала в губы. Она сама не меньше Бака удивилась тому, что сделала, и чуть было не закрыла лицо руками, но пересилила себя и встретила его озадаченный взгляд, гордо вздернув подбородок.
– Не думайте ничего такого, Бак Скотт. Это благодарность за ваше извинение и ничего больше.
– Может, мне следует извиняться гораздо чаще. – Он слегка улыбнулся.
Она покачала головой.
– Не думаю.
Бак протянул ей жакет и встал. Прошло много времени, прежде чем они заговорили снова.
К вечеру Бейби стало хуже. Жар, не спадавший в течение двух дней, усилился настолько, что у девочки начались конвульсии. Бак, не теряя времени, вынес ее на улицу и опустил в снег, надеясь сбить температуру. Когда он принес Бейби назад, губы у нее были совершенно синими, а зубы выбивали дробь. Девочка была в полубессознательном состоянии и слабым голосом звала Бака, Анку, просила показать ей драгоценные пуговицы. Потом, измученная двухдневной борьбой с болезнью, затихла.
Наступил вечер, но Бак отказывался прилечь даже на минуту. Анника, как могла, приготовила тушеную лосятину. Бак, наблюдавший за Бейби, давал ей указания. К тому времени, когда она покончила со стряпней, ей и самой захотелось съесть тарелочку – ее отвращение к мясу прошло.
– Вы должны поесть, – сказала она, стоя за спиной Бака, готовая сменить его и обтирать Бейби теплой водой.
Он продолжал сидеть на бочке, которую пододвинул к кровати, склонившись над Бейби.
– Я не могу.
– Вы очень плохо выглядите.
Это замечание заставило Бака взглянуть на нее. Она кивнула.
– Да-да, чертовски плохо.
– Начали ругаться, мисс Сторм?
– Зовите меня Анникой, хорошо? А теперь идите к столу и поешьте.
– Я и в самом деле не голоден. По крайней мере сейчас.
Она опустилась на колени рядом с ним.
– Бак, вы сделали все, что могли. Вы поили ее чаем, приготовили шандровый сироп, ставили ей горчичники. Врач не смог бы сделать больше. Теперь остается лишь положиться на волю Божью.
– Раньше это никогда не срабатывало.
– Попытайтесь. И позвольте мне помочь.
Бак сдался. Передав Аннике мокрую тряпицу, которой он обтирал Бейби, он подошел к столу поесть тушеного мяса и галет, которые Анника ему положила.
Глаза Бейби были закрыты, кожа на веках была такой тонкой, что просвечивали тоненькие кровеносные сосуды. Она была чудесной малышкой, непохожей на всех, кого он знал в жизни. Невинная, очаровательная, общительная. Он и представить не мог, что с ним станет, если он потеряет ее по собственной вине.
Бак оттолкнул тарелку, положил руки на стол и, опустив на них голову, сделал то, чего не делал много лет – он стал молиться.
Холодный рассвет проник в комнату сквозь щели в ставнях, закрывавших окна. Воздух в хижине был спертым и душным, пропитанным запахом болезни. На столе у локтя Бака стояла тарелка с недоеденным мясом, подернувшимся пленкой жира. Анника, сидевшая на бочке у кровати, дремала, положив на кровать голову и плечи. Огонь в камине погас за ночь, и в комнате быстро становилось холодно.
Один из мулов, которому надоело искать траву под снегом, закричал, требуя свою порцию овса. Его крик разбудил Аннику. Она моргнула, прогоняя сон, откинула упавшие на лицо волосы, быстро повернулась посмотреть на Бейби и протянула к ней руку. Ребенок лежал так тихо и неподвижно, что она испугалась: вдруг вместо некогда теплой здоровой кожи она ощутит под пальцами холод смерти. «Пожалуйста, Господи, пусть этого не случится, – взмолилась она, – пусть ребенок останется жить». Кожа Бейби была прохладной, но далеко не холодной. Лобик был потным, золотистые кудряшки тоже повлажнели от пота. Где-то в течение ночи жар пошел на убыль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Буду вам весьма признательна.
– Неужели ваша мать не научила вас шить?
– Она пыталась. Но она, до того как выйти замуж за моего отца, была профессиональной портнихой. А я была слишком медлительной, и ее учеба всегда кончалась тем, что она все доделывала за меня.
Он сел на краешек кровати, положив жакет на колени. Подняв иголку к свету, он послюнявил нитку, просунул ее в игольное ушко и медленно и аккуратно начал пришивать оставшиеся пуговицы. Не поднимая головы, он спросил:
– Сторм ведь не родной ваш брат?
Анника, не понимая, почему это его интересует, все же ответила:
– Он мой сводный брат по матери.
– Но он полукровка.
Наступило зловещее молчание. Бак поднял голову от работы.
– Тогда и я тоже, – спокойно проговорила Анника.
– Я этому не верю, вы выглядите совсем иначе.
– Я на четверть сиу. Моя мать голландка, а отец наполовину сиу.
Бак помолчал, словно обдумывая ее слова. Анника объяснила более подробно:
– Отец Кейса был настоящим индейцем сиу. Он умер до рождения Кейса.
Это были факты в том виде, в каком она их знала. Ее мать никогда не рассказывала ей об отце Кейса, сказала лишь, что ей тяжело вспоминать о нем и о том, как она жила до встречи с Калебом. Кейс, если и знал больше о своем происхождении, тоже ей ничего не рассказывал. Анника часто задавалась вопросом, почему пять лет назад Кейс внезапно уехал из дома и о чем они с Калебом ожесточенно спорили накануне его отъезда. И Калеб, и Аналиса сказали ей, что Кейс, если захочет, сам ей обо всем расскажет, и она уважала их решение.
– Значит, вы и Сторм росли вместе?
– Да, и что до меня, то я считаю его братом. Мы очень близки.
– Только он живет в окрестностях Шайенна, а вы в Бостоне.
– У него есть право жить своей жизнью.
Помолчав, Бак заметил:
– Как бы я хотел, чтобы вас не было в поезде в тот день.
Анника ответила не сразу.
– Если вы беспокоитесь из-за Кейса, не стоит. Как только мы попадем на его ранчо, я все ему объясню.
Он поднял глаза, услышав это «мы».
– Правда объясню, обещаю.
– Мне очень жаль, что все так получилось, Анника, вы мне верите?
У Анники потеплело на сердце, когда она услышала, что он назвал ее по имени.
– Да. – Она посмотрела на свои руки, потом снова подняла глаза. – Если уж мы начали извиняться, думаю, мне тоже надо извиниться за то, что я так безобразно вела себя все это время.
Он отложил ее жакет и пожал плечами. Углы рта тронула улыбка.
– Полагаю, вы вели себя так же, как повела бы себя на вашем месте любая богобоязненная женщина, если бы ее похитил такой ненормальный дикарь.
– Не клевещите на себя, Бак.
– Но это же правда.
– Похоже, вы никак не можете отказаться от этой мысли. Почему?
Он развел руками.
– Я уже говорил вам, что я из себя представляю. Охота, капканы, разделка убитых животных – все это часть меня и я часть всего этого. Кем еще я могу быть?
Наклонившись к нему, она тихо проговорила:
– Кем вы сами захотите.
Он скомкал в руках ее жакет. Взгляд ее светился искренностью, и он почти поверил ей.
Внезапно Аниика притянула его к себе и легко поцеловала в губы. Она сама не меньше Бака удивилась тому, что сделала, и чуть было не закрыла лицо руками, но пересилила себя и встретила его озадаченный взгляд, гордо вздернув подбородок.
– Не думайте ничего такого, Бак Скотт. Это благодарность за ваше извинение и ничего больше.
– Может, мне следует извиняться гораздо чаще. – Он слегка улыбнулся.
Она покачала головой.
– Не думаю.
Бак протянул ей жакет и встал. Прошло много времени, прежде чем они заговорили снова.
К вечеру Бейби стало хуже. Жар, не спадавший в течение двух дней, усилился настолько, что у девочки начались конвульсии. Бак, не теряя времени, вынес ее на улицу и опустил в снег, надеясь сбить температуру. Когда он принес Бейби назад, губы у нее были совершенно синими, а зубы выбивали дробь. Девочка была в полубессознательном состоянии и слабым голосом звала Бака, Анку, просила показать ей драгоценные пуговицы. Потом, измученная двухдневной борьбой с болезнью, затихла.
Наступил вечер, но Бак отказывался прилечь даже на минуту. Анника, как могла, приготовила тушеную лосятину. Бак, наблюдавший за Бейби, давал ей указания. К тому времени, когда она покончила со стряпней, ей и самой захотелось съесть тарелочку – ее отвращение к мясу прошло.
– Вы должны поесть, – сказала она, стоя за спиной Бака, готовая сменить его и обтирать Бейби теплой водой.
Он продолжал сидеть на бочке, которую пододвинул к кровати, склонившись над Бейби.
– Я не могу.
– Вы очень плохо выглядите.
Это замечание заставило Бака взглянуть на нее. Она кивнула.
– Да-да, чертовски плохо.
– Начали ругаться, мисс Сторм?
– Зовите меня Анникой, хорошо? А теперь идите к столу и поешьте.
– Я и в самом деле не голоден. По крайней мере сейчас.
Она опустилась на колени рядом с ним.
– Бак, вы сделали все, что могли. Вы поили ее чаем, приготовили шандровый сироп, ставили ей горчичники. Врач не смог бы сделать больше. Теперь остается лишь положиться на волю Божью.
– Раньше это никогда не срабатывало.
– Попытайтесь. И позвольте мне помочь.
Бак сдался. Передав Аннике мокрую тряпицу, которой он обтирал Бейби, он подошел к столу поесть тушеного мяса и галет, которые Анника ему положила.
Глаза Бейби были закрыты, кожа на веках была такой тонкой, что просвечивали тоненькие кровеносные сосуды. Она была чудесной малышкой, непохожей на всех, кого он знал в жизни. Невинная, очаровательная, общительная. Он и представить не мог, что с ним станет, если он потеряет ее по собственной вине.
Бак оттолкнул тарелку, положил руки на стол и, опустив на них голову, сделал то, чего не делал много лет – он стал молиться.
Холодный рассвет проник в комнату сквозь щели в ставнях, закрывавших окна. Воздух в хижине был спертым и душным, пропитанным запахом болезни. На столе у локтя Бака стояла тарелка с недоеденным мясом, подернувшимся пленкой жира. Анника, сидевшая на бочке у кровати, дремала, положив на кровать голову и плечи. Огонь в камине погас за ночь, и в комнате быстро становилось холодно.
Один из мулов, которому надоело искать траву под снегом, закричал, требуя свою порцию овса. Его крик разбудил Аннику. Она моргнула, прогоняя сон, откинула упавшие на лицо волосы, быстро повернулась посмотреть на Бейби и протянула к ней руку. Ребенок лежал так тихо и неподвижно, что она испугалась: вдруг вместо некогда теплой здоровой кожи она ощутит под пальцами холод смерти. «Пожалуйста, Господи, пусть этого не случится, – взмолилась она, – пусть ребенок останется жить». Кожа Бейби была прохладной, но далеко не холодной. Лобик был потным, золотистые кудряшки тоже повлажнели от пота. Где-то в течение ночи жар пошел на убыль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109