Иногда удавалось разобрать кое-что… и то, что удавалось разобрать, удивляло Андрея… на большее слуха не хватало. Но никогда Андрей не думал спускаться вниз, в подвал. Никогда.
Ни одного из нижних соседей он не видел в глаза, сколько ни старался и сколько ни дежурил у окна — всегда пропускал их появление. Бомжи прокрадывались в подвал с темнотой. Он догадывался об этом по хлопанью входной двери. Это была уже вторая партия бомжей, поселившихся в их подвале. Первые прожили всего три месяца.
Сосед со второго этажа, «новый русский», которого все почтительно звали Николай Иванович, однажды, взяв пистолет, фонарик, спустился в подвал навести порядок. Не было его часа два, жена даже в милицию звонить собралась, думала, бомжи его скушали. Но по прошествии этого времени вылез Николай Иванович из подвала и никому ничего не сказал.
На следующий день снова взял Николай Иванович фонарик и снова в подвал спустился. Опять не было его часа два, а как выбрался, снова никому ничего не сказал.
На третий день повторилось то же самое, и снова никому ничего не сказал.
А дня через два приехала машина-грузовик, грузчики покидали все бомжовские пожитки в кузов, кузов набрался полный: коробок пустых, сидений от автомобилей, тряпья разного… Когда натаскали столько, никто и не заметил. А покидав все это в грузовик, увезли в неизвестном направлении. Потом за бомжами автобус приехал. Выводили их под ручки молодцы здоровенные, а сами бомжи такой вид при этом имели, что жалко на них смотреть было, думали: уничтожать их везут. А что тут странного — у «новых русских» свои законы, плевать они хотели на государство, государство по их законам живет.
Больше о бомжах не слышал никто. Думали уже — и не услышат. Но спустя некоторое время поползли слухи по дому странные, будто живехоньки и здоровехоньки те бомжи, насильно с обжитого места увезенные, словно имеют они каждый свою комнату, и, спустившись тогда к бомжам в подвал, чтобы их перестрелять, «новый русский» настолько проникся их трогательными историями о житье-бытье, что, закручинившись и опечалившись, купил каждому по комнате, осчастливив горемык на всю оставшуюся жизнь. И все довольны вроде оказались… Тут и истории конец.
Долго ли, коротко ли, да через некоторое время снова завелись в подвале жильцы робкие, приходили всегда как стемнеет, дверью хлопали. Отчего завелись бомжи именно в этом подвале — кругом таких подвалов уйма, — никто толком не знает. Может, от сырости, может, те, уехавшие, какую бактерию оставили, о том слухи умалчивают. Или прослышали о счастье-везении своих предшественников и тоже решили улучшить жилищные условия — никто не ведает. Но завелись и жили-поживали.
Папа Андрея, бывший алкоголик, когда к концу жизни внутри у него заболело все, что могло болеть, бросил пить окончательно, и сделал это вовремя, потому что получил наследство от своего брата из Швеции. Всю жизнь бедствовавшая от пьянства главы семья вдруг заимела немалые деньги, и теперь Андрей, имевший незначительные потребности для жизни, мог прилично существовать на банковские проценты. Иногда, когда в нем появлялась нужда, ему звонили с телевидения с предложением написать сценарий для какой-нибудь дурацкой малооплачиваемой передачи. Он никогда не отказывался.
Однажды вечером ему позвонили и предложили написать несколько сценариев для телевизионной игры, хотя Андрею не хотелось заниматься подобной дрянью: он считал, что такие передачки рассчитаны на слабоумных, — но все же на студию поехал.
В вагоне метро народу было немного. На одной из станций въехала инвалидная коляска, в ней сидел мужчина в форме защитного цвета, без ноги, с лицом законченного алкоголика.
— Подайте, люди добрые, на протез!! — зычно прокричал он, так, что задремавший было Андрей вздрогнул и, открыв глаза, уставился в книгу Мелихана, над которой заснул.
Крутя колеса руками, инвалид двинулся по вагону. Ехал он неровно, отчего постоянно натыкался на ноги спящих или читающих, словно бы невзначай, но было заметно, что таким образом привлекая к себе особое внимание. Но от инвалидных хитростей денег в его карманах прибавлялось мало. Инвалиды в колясках уже всем осточертели, и откуда их столько взялось?
Наехал он и на ногу читающего Андрея, но он лишь мимолетным взглядом удостоил попрошайку, вновь заставив себя читать.
Андрей оторвался от чтения, только когда дверь на остановке открылась, и он заметил выезжавшего из вагона инвалида. На боку коляски большими буквами было написано: SUPER. Андрей сразу сообразил, что это старухина коляска, но это было все равно, потому что дверь уже закрылась.
На следующей остановке Андрей вышел на перрон. Народу здесь скопилось много, он не сразу приметил заезжающую в вагон коляску. Андрей бросился за увечным, но не успел догнать, в последний момент вскочив в другой вагон.
«Не уйдешь!.. — думал он с азартом охотника, приникнув к стеклу и пожирая глазами инвалида. — Не уйдешь…»
Тот обнаружил чрезмерное внимание к своей персоне, то и дело поглядывая через плечо на прилипшего к стеклу Андрея, закрутил колеса в противоположную от него сторону. Милостыню он уже не просил, единственной его заботой было уйти от преследования.
Как только дверь открылась, Андрей выскочил на перрон. «Не уйдешь! Не уйдешь, гад!!» — злобно цедил он про себя. Инвалида он заметил, когда тот, повернув голову в его сторону, с огромной скоростью вылетел из вагона, стараясь спрятаться за мраморной колонной. Теперь-то Андрей знал, что увечному действительно не уйти. За колонной его уже не оказалось, инвалид поднимался по эскалатору. Андрей ухмыльнулся и неторопливо направился к движущейся лестнице.
Он медленно поднимался к застывшему на коляске человеку, зная, что теперь-то ему некуда удирать, и, своей неспешностью желая подразнить беглеца, Андрей остановился за ступеньку от него.
— Чего убегал-то? — проговорил Андрей негромко.
Инвалид повернул к нему потное лицо.
— А я и не убегал. Чего мне убегать-то. Да и бегать я не могу, инвалид войны.
— Вот и я думаю, чего убегать.
Помолчали.
— У меня к тебе, мужик, дело, — начал Андрей, решив действовать издалека, чтобы не спугнуть увечного, он и без того нервный.
— Да я уж догадался, — как-то обреченно проговорил он. — Ну, забыл я сегодня документ. А так он у меня в порядке, все квитанции оплачены.
— Это хорошо, что оплачены. Какой документ-то?
— Да! Какой! — инвалид саркастически улыбнулся и погрозил Андрею пальцем, пальцы у него были неприятного вида, толстые, словно бы опухшие, с большими грязными выпуклыми ногтями. — Сам знаешь какой, нищенское удостоверение, конечно. Ну, хочешь, я с тобой деньгами поделюсь, — он сунул руку за пазуху и погремел там мелочью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Ни одного из нижних соседей он не видел в глаза, сколько ни старался и сколько ни дежурил у окна — всегда пропускал их появление. Бомжи прокрадывались в подвал с темнотой. Он догадывался об этом по хлопанью входной двери. Это была уже вторая партия бомжей, поселившихся в их подвале. Первые прожили всего три месяца.
Сосед со второго этажа, «новый русский», которого все почтительно звали Николай Иванович, однажды, взяв пистолет, фонарик, спустился в подвал навести порядок. Не было его часа два, жена даже в милицию звонить собралась, думала, бомжи его скушали. Но по прошествии этого времени вылез Николай Иванович из подвала и никому ничего не сказал.
На следующий день снова взял Николай Иванович фонарик и снова в подвал спустился. Опять не было его часа два, а как выбрался, снова никому ничего не сказал.
На третий день повторилось то же самое, и снова никому ничего не сказал.
А дня через два приехала машина-грузовик, грузчики покидали все бомжовские пожитки в кузов, кузов набрался полный: коробок пустых, сидений от автомобилей, тряпья разного… Когда натаскали столько, никто и не заметил. А покидав все это в грузовик, увезли в неизвестном направлении. Потом за бомжами автобус приехал. Выводили их под ручки молодцы здоровенные, а сами бомжи такой вид при этом имели, что жалко на них смотреть было, думали: уничтожать их везут. А что тут странного — у «новых русских» свои законы, плевать они хотели на государство, государство по их законам живет.
Больше о бомжах не слышал никто. Думали уже — и не услышат. Но спустя некоторое время поползли слухи по дому странные, будто живехоньки и здоровехоньки те бомжи, насильно с обжитого места увезенные, словно имеют они каждый свою комнату, и, спустившись тогда к бомжам в подвал, чтобы их перестрелять, «новый русский» настолько проникся их трогательными историями о житье-бытье, что, закручинившись и опечалившись, купил каждому по комнате, осчастливив горемык на всю оставшуюся жизнь. И все довольны вроде оказались… Тут и истории конец.
Долго ли, коротко ли, да через некоторое время снова завелись в подвале жильцы робкие, приходили всегда как стемнеет, дверью хлопали. Отчего завелись бомжи именно в этом подвале — кругом таких подвалов уйма, — никто толком не знает. Может, от сырости, может, те, уехавшие, какую бактерию оставили, о том слухи умалчивают. Или прослышали о счастье-везении своих предшественников и тоже решили улучшить жилищные условия — никто не ведает. Но завелись и жили-поживали.
Папа Андрея, бывший алкоголик, когда к концу жизни внутри у него заболело все, что могло болеть, бросил пить окончательно, и сделал это вовремя, потому что получил наследство от своего брата из Швеции. Всю жизнь бедствовавшая от пьянства главы семья вдруг заимела немалые деньги, и теперь Андрей, имевший незначительные потребности для жизни, мог прилично существовать на банковские проценты. Иногда, когда в нем появлялась нужда, ему звонили с телевидения с предложением написать сценарий для какой-нибудь дурацкой малооплачиваемой передачи. Он никогда не отказывался.
Однажды вечером ему позвонили и предложили написать несколько сценариев для телевизионной игры, хотя Андрею не хотелось заниматься подобной дрянью: он считал, что такие передачки рассчитаны на слабоумных, — но все же на студию поехал.
В вагоне метро народу было немного. На одной из станций въехала инвалидная коляска, в ней сидел мужчина в форме защитного цвета, без ноги, с лицом законченного алкоголика.
— Подайте, люди добрые, на протез!! — зычно прокричал он, так, что задремавший было Андрей вздрогнул и, открыв глаза, уставился в книгу Мелихана, над которой заснул.
Крутя колеса руками, инвалид двинулся по вагону. Ехал он неровно, отчего постоянно натыкался на ноги спящих или читающих, словно бы невзначай, но было заметно, что таким образом привлекая к себе особое внимание. Но от инвалидных хитростей денег в его карманах прибавлялось мало. Инвалиды в колясках уже всем осточертели, и откуда их столько взялось?
Наехал он и на ногу читающего Андрея, но он лишь мимолетным взглядом удостоил попрошайку, вновь заставив себя читать.
Андрей оторвался от чтения, только когда дверь на остановке открылась, и он заметил выезжавшего из вагона инвалида. На боку коляски большими буквами было написано: SUPER. Андрей сразу сообразил, что это старухина коляска, но это было все равно, потому что дверь уже закрылась.
На следующей остановке Андрей вышел на перрон. Народу здесь скопилось много, он не сразу приметил заезжающую в вагон коляску. Андрей бросился за увечным, но не успел догнать, в последний момент вскочив в другой вагон.
«Не уйдешь!.. — думал он с азартом охотника, приникнув к стеклу и пожирая глазами инвалида. — Не уйдешь…»
Тот обнаружил чрезмерное внимание к своей персоне, то и дело поглядывая через плечо на прилипшего к стеклу Андрея, закрутил колеса в противоположную от него сторону. Милостыню он уже не просил, единственной его заботой было уйти от преследования.
Как только дверь открылась, Андрей выскочил на перрон. «Не уйдешь! Не уйдешь, гад!!» — злобно цедил он про себя. Инвалида он заметил, когда тот, повернув голову в его сторону, с огромной скоростью вылетел из вагона, стараясь спрятаться за мраморной колонной. Теперь-то Андрей знал, что увечному действительно не уйти. За колонной его уже не оказалось, инвалид поднимался по эскалатору. Андрей ухмыльнулся и неторопливо направился к движущейся лестнице.
Он медленно поднимался к застывшему на коляске человеку, зная, что теперь-то ему некуда удирать, и, своей неспешностью желая подразнить беглеца, Андрей остановился за ступеньку от него.
— Чего убегал-то? — проговорил Андрей негромко.
Инвалид повернул к нему потное лицо.
— А я и не убегал. Чего мне убегать-то. Да и бегать я не могу, инвалид войны.
— Вот и я думаю, чего убегать.
Помолчали.
— У меня к тебе, мужик, дело, — начал Андрей, решив действовать издалека, чтобы не спугнуть увечного, он и без того нервный.
— Да я уж догадался, — как-то обреченно проговорил он. — Ну, забыл я сегодня документ. А так он у меня в порядке, все квитанции оплачены.
— Это хорошо, что оплачены. Какой документ-то?
— Да! Какой! — инвалид саркастически улыбнулся и погрозил Андрею пальцем, пальцы у него были неприятного вида, толстые, словно бы опухшие, с большими грязными выпуклыми ногтями. — Сам знаешь какой, нищенское удостоверение, конечно. Ну, хочешь, я с тобой деньгами поделюсь, — он сунул руку за пазуху и погремел там мелочью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49