- Здрасьте, - сказал я.
- Это необязательно, - ответила она. - Тебе кого надо?
Я сказал, что хочу видеть человека по имени Коротышка Нэйлор. У меня для него записка. Девица поинтересовалась, о чем она. Я ей отдал бумажку, она прочла.
- Господи ты боже мой, - произнесла она, а затем велела мне подождать. Встала и вышла. В дверях обернулась и сказала: - Только ничего, пожалуйста, не трогай.
Я пообещал, что не буду. Но, оглядевшись, увидел, что здесь и трогать-то нечего. В углу на полу стояла банка с сардинами - неоткрытая. Вот и все, что можно было увидеть в комнате, не считая стола со стулом. Маньячка, подумал я; у нее дементия прекокс.
Но даже здесь я кое-что почувствовал. В желудок тотчас начала всасываться вонь. Она подтягивала его к горлу. Откинувшись на спинку стула, я ощущал, как она меня сосет. Мне стало страшно. Как в лифте, который спускается слишком быстро.
Потом девица вернулась. Она была одна. Нет - не одна. У нее за спиной прятался маленький человечек - я его увидел, лишь когда девица отошла. Это и был Коротышка Нэйлор. Гораздо меньше меня. Очень худой. Аж ключицы выпирают. О зубах и говорить не стоит: торчала во рту парочка - хуже, чем ничего. Глаза - как лежалые устрицы на газетном развороте. В уголках губ шоколадной коркой засохла табачная жвачка. Походил он, в общем, на притаившуюся крысу. Лицо такое серое, будто он никогда солнечного света не видит. И смотрел он не в лицо мне, а на живот. Интересно, что он там увидел? Я опустил глаза. Ничего там не было, живот как живот, не толще обычного и пристального внимания не заслуживает. Коротышка принял у меня из рук бумажку. Ногти у него были обгрызены до самых корней. Он озлобленно прочел записку, смял ее и сунул в карман.
- Оплата двадцать пять центов в час, - сказал он.
- Это абсурдно и нечестиво.
- Как бы оно там ни было, так оно и есть. Девица уселась на стол и стала нас разглядывать.
Коротышке она улыбалась. Будто он удачно сострил. Ничего смешного. Я пожал плечами. Коротышка уже примеривался исчезнуть там, откуда возник.
- Оплата большой роли не играет, - сказал я. - Факты дела меняют всю ситуацию. Я - писатель. Я интерпретирую американскую сцену. Цель моя здесь - собирать не денежные знаки, а материал для моей грядущей книги о рыболовстве Калифорнии. Доход мой, разумеется, гораздо больше, чем я смогу получить тут. Но это, я полагаю, не имеет большого значения в данный момент, совершенно не имеет.
- Не имеет, - согласился он. - Оплата - двадцать пять центов в час.
- Не важно. Пять центов или двадцать пять. В данных обстоятельствах это не играет ни малейшей роли. Никакой. Я, как уже было сказано, - писатель. Я интерпретирую американскую сцену. Я здесь для того, чтобы собрать материал для своей новой работы.
- Ох, да ради бога! - промолвила девица, поворачиваясь ко мне спиной. - Ради всего святого, убери его отсюда.
- Мне в моей бригаде американцы не нравятся, - сказал Коротышка. - Работают не так хорошо, как другие парни.
- Ах, - ответил я. - Вот тут вы ошибаетесь, сэр. Мой патриотизм универсален. Я никакому флагу не присягал.
- Господи, - произнесла девица.
Ну и уродина. Пусть говорит что угодно - мне до лампочки. Страхолюдина.
- Американцы не выдерживают темпа, - сказал Коротышка. - Чуть только брюхо себе набьют - сразу бросают.
- Интересно, мистер Нэйлор. - Я сложил на животе руки и покачался с носка на пятку. - Крайне интересно то, что вы тут говорите. Чарующий социологический аспект ситуации в консервной промышленности. Моя книга осветит это с большими подробностями и примечаниями. Да, в самом деле.
Девица изрекла что-то непечатное. Коротышка отскреб крошки карманных отложений от плитки табака и откусил шмат. Хорошенько откусил, забил себе весь рот. Он меня едва слушал - судя по тому, с каким тщанием жевал он табак. Девица уселась за стол, выложив перед собою руки. Мы оба повернулись и посмотрели друг на друга. Она поднесла пальни к носу и сжала ими кончик. Но жест ее меня совершенно не расстроил. Слишком уродлива.
- Тебе работа нужна? - спросил Коротышка.
- Да. В данных обстоятельствах.
- Запомни: работа тяжелая, и к тому же никаких поблажек от меня не жди. Если б не твой дядя, я б тебя и брать не стал, но это - все, на что я согласился. Вы, американцы, мне не нравитесь. Вы лодыри. Когда устаете - бросаете. И слишком много валяете дурака.
- Совершенно с вами согласен, мистер Нэйлор. Согласен с вами целиком и полностью. Леность, если мне будет позволено бросить реплику, леность - выдающаяся характеристика американской сцены. Вы следите за ходом моей мысли?
- Не нужно называть меня мистером. Зови меня Коротышкой. Меня так зовут.
- Разумеется, сэр! Всенепременнейше, конечно же! И, Коротышка, я бы сказал, - какое колоритное прозвище, типичный американизм. Мы, писатели, постоянно с ним сталкиваемся.
Этой реплике не удалось ни ублажить его, ни впечатлить. Губа его скривилась. Девица за столом что-то бормотала.
- И сэром меня не называй, - сказал Коротышка. - Не люблю я этой церемонной чуши.
- Забери его отсюда, - проговорила девица.
Но меня замечания такой каракатицы не волновали ни в малейшей степени. Они меня развлекали. Ну и рожа! Чересчур забавная, чтоб описать словами. Я рассмеялся и похлопал Коротышку по спине. Я и сам небольшого роста, но просто нависал над этим малявкой. Я чувствовал себя великолепно - будто великан.
- Весьма забавно, Коротышка. Мне нравится ваше урожденное чувство юмора. Весьма забавно. В самом деле, весьма и весьма забавно. - И я снова рассмеялся. - Очень забавно. Хо-хо-хо. Очень и очень забавно.
- Не вижу ничего смешного, - произнес он.
- Но это же смешно. Если вы следуете за ходом моих мыслей.
- К черту. Следовать за мной сейчас будешь ты.
- О, я и так следую за вами. Следую-следую.
- Нет, - сказал он. - Я имею в виду, что ты сейчас пойдешь за мной. Я поставлю тебя в этикеточную бригаду.
Когда мы выходили в заднюю дверь, девица обернулась посмотреть.
- И держись отсюда подальше! - бросила она мне вслед. Но я не обратил совершенно никакого внимания. Уж очень она страшна.
Мы вошли в консервную фабрику. Строение из гофрированного железа изнутри напоминало темное жаркое подземелье. С балок капало. Повсюду вздувались глыбы пара, белого и бурого. Зеленый пол - скользкий от рыбьего жира. Мы шли через длинный цех, где мексиканки и японки потрошили рыбными ножами скумбрию на длинных столах. Все обернуты в тяжелую клеенку, ноги утоплены в резиновые сапоги по щиколотку в потрохах.
Вонь была чересчур. Меня тут же затошнило, как бывает, когда напьешься кипятка с горчицей. Еще десяток шагов - и я почувствовал, как он вздымается, мой завтрак, согнулся пополам и выпустил его наружу. Кишки мои вывалились одним куском. Коротышка захохотал. Он колотил меня по спине и ржал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43