В гостиной диван стоял разложенным, постель моя расстелена, подушка взбита. Я разделся и нырнул под одеяло. Минуты шли. Я не мог заснуть. Ощупал свою спину, затем бок. Попробовал живот. Минуты текли. Я слышал, как они тикают в часах у матери в комнате. Прошло полчаса. Сна ни в одном глазу. Я ворочался и чувствовал, как саднит мой разум. Что-то не так. Час. Я уже начал злиться, что не могу заснуть; я весь вспотел. Скинул ногами одеяло и просто лежал, пытаясь что-нибудь придумать. Утром вставать рано. На фабрике из меня ничего путного не выйдет, если я хорошенько не высплюсь. Однако глаза у меня слипались и их пекло, когда я пытался зажмуриться.
Эта женщина. Как изгибались ее формы на улице, как мелькнуло ее белое болезненное лицо. Постель стала невыносимой. Я включил свет и закурил. Первая же затяжка обожгла мне горло. Я выбросил сигарету и поклялся бросить курить навсегда.
Обратно в постель. И снова - с боку на бок. Вот женщина. Как же я любил ее! Изгибы ее бедер, голод в затравленных глазах, мех возле шеи, стрелка на чулке, ощущение у меня в груди, цвет ее пальто, проблеск ее лица, зуд у меня в пальцах, дрейф за нею по улице, холод мерцавших звезд, глупая щепка теплого месяца, вкус спички, запах моря, мягкость ночи, грузчики, щелчки бильярда, бусинки музыки, изгибы ее бедер, музыка ее каблуков, упрямство походки, старик с книгой, женщина, женщина, женщина.
У меня родилась мысль. Я скинул одеяло и соскочил с дивана. Ах, что за идея! Она обрушилась на меня лавиной, будто рухнул дом, будто стекло вдребезги. Меня охватили огонь и безумие. В ящике - бумага и карандаши. Я сгреб их и поспешил на кухню. Там было холодно. Я зажег печь и открыл дверцу духовки. Сидя голышом, я начал писать.
Любовь вековечная,
или
Женщина для мужской любви,
или
Omnia Vincit Amor
Роман
Артуро Габриэля Бандини
Три заглавия.
Превосходно! Великолепное начало. Три заглавия, во как! Поразительно! Невероятно! Гений! В самом деле гений!
Да еще это имя. Ах, выглядело оно величественно.
Артуро Габриэль Бандини.
Такое имя требует тщательного изучения по мере того, как будут катиться века за бессмертными веками: это имя - для бесконечных эпох. Артуро Габриэль Бандини. Звучит даже лучше, чем Данте Габриэль Россетти. Да и он к тому же итальянцем был. Принадлежал к моей расе.
Я писал:
«Артур Баннинг, мультимиллионер-нефтеторговец, tourdeforce , primafacie , petitmaitre и tabled'hote , большой любитель восхитительных, прекрасных, экзотических, сахариновых и созвездноподобных женщин во всех частях света, в каждом уголке земного шара, женщин в Бомбее, Индия, в земле Тадж-Махала, Ганди и Будды; женщин в Неаполе, земле итальянского искусства и итальянской фантазии; женщин на Ривьере; женщин с озера Банфф; женщин с озера Луиза; в Швейцарских Альпах; в Посольской Кокосовой Роще Лос-Анджелеса, Калифорния; женщин со знаменитого PonsAsinorun в Европе; тот самый Артур Баннинг, отпрыск древнего вирджинского семейства, с земли Джорджа Вашингтона и великих традиций Америки; тот самый Артур Баннинг, по-мужски красивый и высокий, шести футов и четырех дюймов в носках, distingue с зубами как жемчуг и определенным, проворным, расторопным, outre качеством, на которое все женщины падки по большому счету, вот этот Артур Баннинг стоял у фальшборта своей могучей, всемирно известной, горячо любимой американской яхты, «Ларчмонт VIII», и наблюдал пагубным взором, мужеподобающими, вирильными, мощными глазами карминные, красные, прекрасные лучи Старого Соле, шире известного под названием солнца, что погружало себя во мрачные, фантасмагорически черные воды Средиземноморского Океана, где-то к Югу от Европы, в год Господа нашего тысяча девятьсот и тридцать пятый. И вот стоял он, отпрыск зажиточного, знаменитого, могущественного, велеречивого семейства, галантный homo , со всем миром у его ног и великим, мощным, изумительным, баннинговским, состоянием в распоряжении; и все же, пока он стоял там, что-то тревожило Артура Баннинга, сухого, высокопарого, потемневшего в лице, по-мужски привлекательного, загорелого, под лучами Старого Соле: ведь то, что не давало ему покоя, заключалось в том, что, хоть он и путешествовал сквозь многие земли и моря, и к тому же реки, и хотя любил он и имел адюльтеры, о которых наслышан весь мир, через посредство средств прессы, могущественной, всепоглощающей прессы, он, Артур Баннинг, этот отпрыск, был несчастлив, и, будучи богатым, знаменитым, могущественным, он был одинок и невостребован для любви. И, стоя там, столь язвительно, на борту своего «Ларчмонта VIII», утонченнейшей, прекраснейшей, наимощнейшей яхты, когда-либо выстроенной, он задавался вопросом, будет ли девушка его мечты, встретит ли он ее вскоре, будет ли она, эта девушка его мечты, походить хоть в чем-нибудь на девушку из его мальчишеских снов, снов его детства, там, тогда, когда он был лишь мальчишкой, мечтая на брегах реки Потомак, в баснословно богатом, зажиточном поместье его отца, или будет она бедна?
Артур Баннинг зажег свою дорогую, по-мужски привлекательную вересковую трубку и воззвал к одному из своих подчиненных, простому второму помощнику, и спросил у подчиненного спичку. Этот достойный, знаменитый, хорошо известный и знающий персонаж в мире морских судов и вообще в военно-морском мире, человек интернациональной репутации в мире кораблей и сургуча, не оспаривал, но предупредительно предложил спичку, с почтительным поклоном подобострастия, раболепия, и молодой Баннинг, по-мужски красивый, высокопарый, поблагодарил его вежливо, однако чуть gauche , а затем возобновил свои донкихотствующие мечтания об удачливой девушке, которая придет день, и станет его суженой невестой и женщиной его самых необузданных снов.
Вот в тот момент, в то приглушенное мгновение, раздался вдруг внезапный, пронзительный, отвратительный крик из омерзительного лабиринта морского рассола, крик, мешавшийся с хлопаньем фригидных волн об ахтерштевень гордого, дорогого, знаменитого «Ларчмонта VIII», крик бедствия, женский крик! Крик женщины! Призывный клич горькой агонии и бессмертности! Вопль о помощи! На помощь! Помогите! С мимолетным взглядом на обуянные штормом воды молодой Артур Баннинг проскочил сквозь интенсивный фотосинтез регламентации, его острые, прекрасные, по-мужски красивые, голубые глаза смотрели вдаль, пока он выскальзывал из своего дорогостоящего вечернего жакета, жакета, стоившего 100 долларов, и встал там во всем великолепии своей молодости, его юное, по-мужски привлекательное, атлетически сложенное тело, знавшее спортивные баталии в Йеле, а также футбол в Оксфорде, Англия, и, подобно греческому богу, оно силуэтом выступало на фоне красных лучей Старого Соле, пока то опускало себя в воды синего Средиземноморья. Помогите!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Эта женщина. Как изгибались ее формы на улице, как мелькнуло ее белое болезненное лицо. Постель стала невыносимой. Я включил свет и закурил. Первая же затяжка обожгла мне горло. Я выбросил сигарету и поклялся бросить курить навсегда.
Обратно в постель. И снова - с боку на бок. Вот женщина. Как же я любил ее! Изгибы ее бедер, голод в затравленных глазах, мех возле шеи, стрелка на чулке, ощущение у меня в груди, цвет ее пальто, проблеск ее лица, зуд у меня в пальцах, дрейф за нею по улице, холод мерцавших звезд, глупая щепка теплого месяца, вкус спички, запах моря, мягкость ночи, грузчики, щелчки бильярда, бусинки музыки, изгибы ее бедер, музыка ее каблуков, упрямство походки, старик с книгой, женщина, женщина, женщина.
У меня родилась мысль. Я скинул одеяло и соскочил с дивана. Ах, что за идея! Она обрушилась на меня лавиной, будто рухнул дом, будто стекло вдребезги. Меня охватили огонь и безумие. В ящике - бумага и карандаши. Я сгреб их и поспешил на кухню. Там было холодно. Я зажег печь и открыл дверцу духовки. Сидя голышом, я начал писать.
Любовь вековечная,
или
Женщина для мужской любви,
или
Omnia Vincit Amor
Роман
Артуро Габриэля Бандини
Три заглавия.
Превосходно! Великолепное начало. Три заглавия, во как! Поразительно! Невероятно! Гений! В самом деле гений!
Да еще это имя. Ах, выглядело оно величественно.
Артуро Габриэль Бандини.
Такое имя требует тщательного изучения по мере того, как будут катиться века за бессмертными веками: это имя - для бесконечных эпох. Артуро Габриэль Бандини. Звучит даже лучше, чем Данте Габриэль Россетти. Да и он к тому же итальянцем был. Принадлежал к моей расе.
Я писал:
«Артур Баннинг, мультимиллионер-нефтеторговец, tourdeforce , primafacie , petitmaitre и tabled'hote , большой любитель восхитительных, прекрасных, экзотических, сахариновых и созвездноподобных женщин во всех частях света, в каждом уголке земного шара, женщин в Бомбее, Индия, в земле Тадж-Махала, Ганди и Будды; женщин в Неаполе, земле итальянского искусства и итальянской фантазии; женщин на Ривьере; женщин с озера Банфф; женщин с озера Луиза; в Швейцарских Альпах; в Посольской Кокосовой Роще Лос-Анджелеса, Калифорния; женщин со знаменитого PonsAsinorun в Европе; тот самый Артур Баннинг, отпрыск древнего вирджинского семейства, с земли Джорджа Вашингтона и великих традиций Америки; тот самый Артур Баннинг, по-мужски красивый и высокий, шести футов и четырех дюймов в носках, distingue с зубами как жемчуг и определенным, проворным, расторопным, outre качеством, на которое все женщины падки по большому счету, вот этот Артур Баннинг стоял у фальшборта своей могучей, всемирно известной, горячо любимой американской яхты, «Ларчмонт VIII», и наблюдал пагубным взором, мужеподобающими, вирильными, мощными глазами карминные, красные, прекрасные лучи Старого Соле, шире известного под названием солнца, что погружало себя во мрачные, фантасмагорически черные воды Средиземноморского Океана, где-то к Югу от Европы, в год Господа нашего тысяча девятьсот и тридцать пятый. И вот стоял он, отпрыск зажиточного, знаменитого, могущественного, велеречивого семейства, галантный homo , со всем миром у его ног и великим, мощным, изумительным, баннинговским, состоянием в распоряжении; и все же, пока он стоял там, что-то тревожило Артура Баннинга, сухого, высокопарого, потемневшего в лице, по-мужски привлекательного, загорелого, под лучами Старого Соле: ведь то, что не давало ему покоя, заключалось в том, что, хоть он и путешествовал сквозь многие земли и моря, и к тому же реки, и хотя любил он и имел адюльтеры, о которых наслышан весь мир, через посредство средств прессы, могущественной, всепоглощающей прессы, он, Артур Баннинг, этот отпрыск, был несчастлив, и, будучи богатым, знаменитым, могущественным, он был одинок и невостребован для любви. И, стоя там, столь язвительно, на борту своего «Ларчмонта VIII», утонченнейшей, прекраснейшей, наимощнейшей яхты, когда-либо выстроенной, он задавался вопросом, будет ли девушка его мечты, встретит ли он ее вскоре, будет ли она, эта девушка его мечты, походить хоть в чем-нибудь на девушку из его мальчишеских снов, снов его детства, там, тогда, когда он был лишь мальчишкой, мечтая на брегах реки Потомак, в баснословно богатом, зажиточном поместье его отца, или будет она бедна?
Артур Баннинг зажег свою дорогую, по-мужски привлекательную вересковую трубку и воззвал к одному из своих подчиненных, простому второму помощнику, и спросил у подчиненного спичку. Этот достойный, знаменитый, хорошо известный и знающий персонаж в мире морских судов и вообще в военно-морском мире, человек интернациональной репутации в мире кораблей и сургуча, не оспаривал, но предупредительно предложил спичку, с почтительным поклоном подобострастия, раболепия, и молодой Баннинг, по-мужски красивый, высокопарый, поблагодарил его вежливо, однако чуть gauche , а затем возобновил свои донкихотствующие мечтания об удачливой девушке, которая придет день, и станет его суженой невестой и женщиной его самых необузданных снов.
Вот в тот момент, в то приглушенное мгновение, раздался вдруг внезапный, пронзительный, отвратительный крик из омерзительного лабиринта морского рассола, крик, мешавшийся с хлопаньем фригидных волн об ахтерштевень гордого, дорогого, знаменитого «Ларчмонта VIII», крик бедствия, женский крик! Крик женщины! Призывный клич горькой агонии и бессмертности! Вопль о помощи! На помощь! Помогите! С мимолетным взглядом на обуянные штормом воды молодой Артур Баннинг проскочил сквозь интенсивный фотосинтез регламентации, его острые, прекрасные, по-мужски красивые, голубые глаза смотрели вдаль, пока он выскальзывал из своего дорогостоящего вечернего жакета, жакета, стоившего 100 долларов, и встал там во всем великолепии своей молодости, его юное, по-мужски привлекательное, атлетически сложенное тело, знавшее спортивные баталии в Йеле, а также футбол в Оксфорде, Англия, и, подобно греческому богу, оно силуэтом выступало на фоне красных лучей Старого Соле, пока то опускало себя в воды синего Средиземноморья. Помогите!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43