- Я поговорил с Ромеро, - сказал он. - Я знаю, что ты натворил.
- Предупреждаю вас, - сказал я. - В недвусмысленных терминах предупреждаю: впредь воздержитесь называть меня сукиным сыном.
- Ты спер у Ромеро десять долларов.
- Ваша презумпция колоссальна, непревзойденна. Мне не удается увидеть, почему вы позволяете себе вольность оскорблять меня, называя сукиным сыном.
Он ответил:
- Красть у своего нанимателя! Хорошенькое дело.
- Повторяю вам еще раз, и притом - с крайней прямотой, что, невзирая на ваше старшинство и наши кровные узы, я положительно запрещаю вам использовать такие уничижительные имена, как сукин сын, относительно меня.
- Не племянник, а лоботряс и вор! Мерзко!
- Прошу принять к сведению, дорогой дядюшка, что, раз вы предпочли поносить меня сукиным сыном, у меня нет другой альтернативы, кроме как указать на кровный факт вашей собственной непристойности. Короче говоря, если я сукин сын, то так случилось, что вы - сукин брат. Посмотрим, как вы теперь посмеетесь.
- Ромеро мог бы тебя арестовать. Жалко, что он этого не сделал.
- Ромеро - монстр, гигантская фальшивка, угрожающий всему свету олух. Его обвинения в пиратстве развлекают меня. Я не могу быть тронутым его стерильными нападками. Но должен напомнить вам еще раз: отставьте в сторону бойкость своих непристойностей. Я не обладаю привычкой сносить оскорбления - даже от своих родственников.
Он ответил:
- Да закрой ты свой рот, маленький придурок! Я про другое. Что ты теперь будешь делать?
- Есть мириады возможностей.
Он фыркнул:
- Мириады возможностей! Эк сказанул! Что ты, к чертовой матери, мелешь? Мириады возможностей!
Я несколько раз затянулся сигаретой и ответил:
- Предполагаю сейчас пуститься в свою литературную карьеру, ибо я уже покончил с ромеровской породой пролетариата.
- Что тысобираешься сделать?
- Мои литературные планы. Моя проза. Буду продолжать свои литературные попытки. Я ведь писатель, знаете ли.
- Писатель! Это с каких же пор ты стал писателем? Что-то новенькое. Ну-ка давай, я такого раньше от тебя не слышал.
Я сказал ему:
- Писательский инстинкт всегда дремал во мне. Теперь же он вступил в процесс метаморфоз. Эра преобразования прошла. Я стою на пороге выражения.
Он ответил:
- Чушь.
Из кармана я вытащил свою новую записную книжку и большим пальцем пробежался по страницам. Так быстро, чтобы он не успел ничего прочесть, но видел: там что-то написано.
- Это рабочие заметки, - сказал я. - Атмосферные зарисовки. Я пишу сократический симпозиум касательно до Порта Лос-Анджелеса со дней Испанской Конкисты.
- Ну-ка давай поглядим, - сказал дядя.
- Не выйдет. Только после публикации.
- После публикации! Какие планы!
Я снова спрятал записную книжку в карман. Она воняла крабами.
- Ну почему ты не можешь подтянуться и стать настоящим мужчиной? - сказал он. - Отец твой был бы там счастлив.
- Где - там? - осведомился я.
- Там, наверху, после смерти. Этого я ждал.
- Нет никакой жизни после смерти, - сказал я. - Небесная гипотеза - чистой воды пропаганда, формулируемая имущими для того, чтобы вводить в заблуждение неимущих. Я оспариваю бессмертие души. Это настойчивое заблуждение человечества, которому втирали очки. Я отрицаю в недвусмысленных терминах гипотезу Бога. Религия - опиум для народа. Церкви должны быть преобразованы в больницы и общественные заведения. Всем, что мы есть и чем только надеемся быть, мы обязаны дьяволу и его краденым яблокам. В Библии - 78 000 противоречий. И это - слово Бога? Нет! Я отрицаю Бога! Я развенчиваю его дикими и неумолимыми проклятьями! Я принимаю вселенную без Бога. Я - монист!
- Ты с ума сошел, - сказал он. - Ты маньяк.
- Вы меня не понимаете, - улыбнулся я. - Но это ничего. Я предвижу непониманье; нет, я взыскую жесточайших преследований на своем пути. Так что все в порядке.
Дядя выбил трубку и потряс пальцем у меня перед носом.
- Тебе вот что надо: хватит читать свои проклятые книжки, хватит воровать, становись мужчиной и найди себе работу.
Я резко растер сигарету в пепельнице.
- Книжки! - сказал я. - А что вы знаете о книгax? Вы! Игнорамус, Бубус Американус, осел, трусливая деревенщина, у которого смысла не больше, чем у хорька.
Он промолчал и снова набил трубку. Я не говорил ничего, поскольку наступила его очередь. Некоторое время он внимательно меня рассматривал, думая о чем-то своем.
- У меня есть для тебя работа, - наконец вымолвил он.
- Что делать?
- Пока не знаю. Посмотрю.
- Она должна соответствовать моим талантам. Не забывайте, я писатель. Я перенес метаморфозу.
- Мне наплевать, что с тобой случилось. Ты будешь работать. Может быть, на консервной фабрике.
- Я ничего не знаю о консервных фабриках.
- Это хорошо, - ответил он. - Чем меньше будешь знать, тем лучше. Там нужны только сильная спина и слабый ум. У тебя есть и то и другое.
- Работа меня не интересует, - сообщил я ему. - Лучше я буду писать прозу.
- Прозу - что такое проза?
- Вы - буржуазный Бэббитт. Сколько живете - никогда не сможете отличить хорошую прозу.
- Следовало бы тебя отлупить.
- Попробуйте.
- Маленький паскудник.
- Американское хамло.
Он вскочил из-за стола, сверкая глазами. Вышел в соседнюю комнату и сказал матери и Моне, что мы с ним друг друга поняли и что отныне я переворачиваю новую страницу. Дал им немного денег и велел матери ни о чем не беспокоиться. Я подошел к дверям и кивнул на прощанье, когда он уходил. Мать с Моной заглянули мне в глаза. Они ждали, что я выйду из кухни с лицом, омытым слезами. Мать положила руки мне на плечи. Мило меня успокаивает, думает, что дядя Фрэнк довел меня до слез.
- Он тебя обидел, - сказала она. - Правда, бедный мой мальчик?
Я отцепил от себя ее руку.
- Кто? - переспросил я. - Этот кретин? Черт возьми, нет!
- Не надо больше плакать.
Я зашел в спальню и посмотрел на свои глаза в зеркале. Сухие. Как обычно. Мать вошла следом и стала промокать их носовым платочком. Какого дьявола, подумал я.
- Могу я осведомиться, что ты делаешь?
- Бедный мальчик! Все хорошо. Тебе стыдно. Я понимаю. Мама все понимает.
- Но я не плачу\
Это ее разочаровало, и она отвернулась.
Шесть
Утро, пора вставать, поднимайся же, Артуро, иди искать работу. Выметайся отсюда на фиг, ищи то, чего не отыщешь никогда. Ты вор, ты убийца крабов и любитель женщин в одежных чуланах. Уж ты-то никогда не найдешь себе работу!
Каждое утро я просыпался с такими чувствами. Я должен найти работу, будь она трижды проклята. Съедал завтрак, совал под мышку книгу, в карман - карандаши и выходил из дому. Вниз по лестнице шел я, вниз по улице, иногда стояла жара, иногда холод, иногда туман, а иногда ясно. Какая разница, с книгой под мышкой иду искать работу.
Какую работу, Артуро? Хо-хо! Работу для тебя? Подумай только, кто ты такой, мой мальчик!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43