Ее заинтересовал этот американец с итальянской фамилией. «Старомодный», – сказала о нем Анжела. Кристина попыталась представить себе, чтобы так сказали о ком-нибудь из ее знакомых. Если не забудет, то завтра вечером спросит о нем Уолта. Может быть, он что-нибудь знает о Фалькони. Когда Анжела вошла в комнату, вид у нее был – будто она по уши влюблена. Кристина никогда не видела ее такой, хотя Анжела и в Триполи ходила на свидания с несколькими молодыми офицерами, а один даже высказывал серьезные намерения.
* * *
Но сегодня все было по-другому. Анжела долго лежала в темноте, после того как ее подруга заснула. Странный был вечер. Он много говорил о Сципио и о том, как обещал матери друга приглядывать за ним, когда они окажутся за океаном. Он-то не надеялся даже увидеть приятеля, но обещание немного успокоило семью.
«Мы все очень близки, – сказал он в ответ на ее вопрос. – У нас у всех одни и те же корни. Это для нас важно».
У него очень темные глаза; красивые глаза, подумала она, широко поставленные, и примечательное лицо с орлиным носом. Не то чтобы красивое, но запоминающееся. И тихий, мягкий голос, и размеренная речь, как будто он только что научился говорить по-английски. Она закрыла глаза и снова ощутила прилив чувственного томления. Ни один мужчина еще не вызывал в ней подобного. В Триполи у нее был короткий роман с молодым шотландцем, которого она жалела, но это не шло ни в какое сравнение. Ей стало почти страшно; хотелось перестать думать о завтрашнем дне и о поездке в горы. Скоро рассвет, придется вставать и делать обход в палате. Наконец она заснула, и, как ей показалось, в тот же миг ее разбудили. Было полшестого, и красное сицилийское солнце медленно выползало из-за края горизонта.
* * *
Дальше проехать они не могли. Джип и тот не мог одолеть извилистой грунтовой дороги в гору. Тогда капитан остановился в тенистом месте. У него с собой была еда и вино.
Он не сводил с нее глаз; каждый раз, когда Анжела смотрела на него, она встречала этот неотрывный взгляд.
– Почему ты так на меня смотришь? – спросила она.
– Ты красивая, – ответил он, – мне нравится на тебя смотреть. Тебя это раздражает?
Сидели в тени скалы. Она выпила остаток своего вина.
– Да. Мне кажется, что у меня лицо испачкано. И вовсе я некрасивая. Не надо так.
– А какая же ты? Что говорят тебе другие мужчины? Дай-ка. – Он взял пустую кружку и снова наполнил ее.
– Я больше не хочу, – сказала Анжела. – Слишком жарко, я только захочу спать.
– Так ты мне не сказала, – напомнил он. – Что тебе говорят поклонники?
– У меня нет поклонников, – ответила она. – Ты первый, с кем я встречаюсь после Триполи. Дома говорили, что я ничего, не уродка. Вот и все.
– Так вот она, английская сдержанность, – медленно проговорил он. – Расскажи о своей семье, Анжела. Где ты живешь? Кто твои родители?
– О-о... – Она выпрямилась и вздохнула. – Кажется, это так далеко... В миллионе миль от этой кровавой войны и всех ужасов. Мой дом в деревне, недалеко от Хэйвардс-Хит в Суссексе. Там очень мягкая природа, не сухая и яростная, как здесь. Там нет гор, только гладкие, покатые холмы. Все вокруг зелено и прохладно, и все всегда недовольны, если идет дождь, и волнуются из-за своих садов, если дождя нет. Мой отец врач, и дедушка тоже был врачом. Он жил и практиковал в том же доме, что и папа. А мама родилась в Индии, ее отец служил там в армии. Мы очень обыкновенная семья, Стивен, в нас нет ничего интересного.
– А братья и сестры?
– У меня была сестра, но она умерла маленькой, меня тогда еще не было на свете. И был брат, Джек. Его убили, он служил в авиации. Мы очень любили друг друга. Он был мне ближе, чем родители.
– Мне очень жаль, – сказал он. – А почему ты захотела стать медсестрой? Потому что отец врач?
– Да нет. Это потому, что погиб Джек. Мне не хотелось поступать в Добровольную ассоциацию помощи фронту или флоту; я вовсе не хотела быть радисткой, или шофером, или иметь какое-нибудь отношение к сражениям. Я хотела помогать, а не вредить. Не очень патриотично, правда?
Несколько секунд он молча смотрел на нее.
– Это гнусная война, но скоро она окончится. И ты вернешься в Хэйвардс-Хит и все это забудешь.
– Ну а ты? – спросила она. – Фалькони – итальянская фамилия. И ты хорошо говоришь по-итальянски.
– Я сицилиец, – поправил он. – Это не одно и то же. Мы не итальянцы. В нас смешалось много народов: арабы, мавры греки. Сицилию постоянно завоевывали. Итальянцы тоже, конечно, есть, но мы совсем другие. Моя семья происходит из маленькой деревушки около Палермо, затерянной в холмах. Дед переехал в Америку. Потом за ним последовали мои родители. Мне было тогда семь лет и пришлось учиться английскому. Между собой мы говорим по-итальянски. Храним старые традиции, ходим в церковь, едим макароны. У нас большие семьи. – Он взглянул на нее и улыбнулся. – Совсем не то, что в Хэйвардс-Хит.
– А ты себя чувствуешь американцем? – спросила Анжела.
– Я гражданин Соединенных Штатов. Мой отец выправил все документы. Я учился в школе и в колледже. Я играл в футбол за свой колледж, я вступил в армию. Я американец. Но, наверное, и сицилиец тоже.
Некоторое время они сидели молча, воздух вокруг мерцал от жары.
Анжела сказала:
– Я передумала. Я выпью еще вина, если там осталось. – Вино было терпким и не утолило жажды. Она перевернула кружку, и красный ручеек потек по земле.
– Знаешь, что ты сейчас делаешь, Анжелина? – спросил он, подсаживаясь рядом. – Это возлияние богам. Мы воздаем хорошим вином богам Сицилии за их милость к нам – за хороший урожай. Ведь у моей родины много богов, ты знаешь об этом?
Она покачала головой. Вино впитывалось в землю как кровь.
– Это языческая страна, – продолжал он. – Церковь пыталась цивилизовать нас и прогнать богов, пришедших с римлянами и греками, но мы спрятали их и сохранили. Они все здесь, вокруг. Ты не чувствуешь?
Она не ответила. Она позволила, чтобы он обнял ее и притянул к себе, а потом стал целовать, сначала медленно и как бы спокойно, потом пылко, по-мужски.
Земля была твердой, и, когда они лежали на спекшейся земле, к их обнаженным телам прилипла горная пыль. Страсть выгнала их из тени скалы, и все завершилось в один и тот же восхитительный миг под раскаленным солнцем.
Одевая ее в тени, он произнес по-итальянски:
– Io ti amo, amore mia, – и крепко прижал к себе.
– Правда? – спросила она. – Не нужно об этом говорить...
– Я люблю тебя, – сказал он по-английски. – А теперь скажи это мне по-итальянски.
Она запуталась в словах, и он повторял, пока она не смогла произнести вслед за ним: «Io ti amo, amore mio».
Второй раз они были вместе и в первый раз занимались любовью. Она забеременела сразу же.
* * *
– А что будет, когда он получит назначение? – допытывалась Кристина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109