– И кое-что еще. На самом деле Рочдейл понял, что потерял очень многое, и задумался, стоила ли потеря того, что он получил взамен. Но потом он подумал о Грейс в его объятиях, и все остальное стало казаться не таким важным.
– Поделом тебе. – Адам Кэйзенов мрачно посмотрел на него с противоположной стороны потемневшего от времени, грубо сколоченного стола. – Это было отвратительное пари.
Рочдейл вернулся из Ньюмаркета с головой, полной Грейс Марлоу. Временами он просто погружался в яркие воспоминания о каждом чувственном опыте – а их было очень, очень много. Рочдейл возбуждался от одной мысли о том, как Грейс уронила с плеч ночную рубашку и отважилась заставить его лечь с ней в постель. Так же часто он вспоминал ее сияющее лицо, светящееся удовлетворением или возбуждением первых в ее жизни скачек, и его сердце таяло.
Но иногда случались моменты, когда Рочдейл чувствовал себя в ловушке и его охватывала паника. Это не имело никакого смысла, но он едва мог дышать, будто мертвая бабочка, пришпиленная к доске. Пришпиленная. Связанная. Пойманная. Но никто не ловил его и ничто его не удерживало. Кроме Грейс. Она удерживала его своей красотой, своей страстью, своим новым искрящимся счастьем, своей силой, своей отвагой.
Она приводила его в замешательство. Со вчерашнего возвращения в Лондон он чувствовал себя настолько выбитым из колеи, что решил отыскать Кэйзенова, надеясь на мужское сочувствие и здравый смысл. Сидя в их любимой старомодной кофейне «Рейвен», вдали от любопытных глаз и ушей Мейфэра или Сент-Джеймс-стрит, Рочдейл во всем признался своему другу. И получил суровый нагоняй.
– Если ты влюбился в миссис Марлоу, – сказал Кэйзенов, – то ты это заслужил, позволив Шину втянуть себя в такое идиотское пари. Ты заслуживаешь и боль, и страдания, и то ощущение сумасшествия, которое приходит, когда твоим сердцем завладевает женщина. Это тяжело, но ты выживешь. Я же выжил и никогда в жизни не был так доволен.
Взрыв смеха сидящей у огромного камина компании перекрыл общий шум. За ним последовало визгливое хихиканье официантки, и Рочдейл обернулся как раз в тот момент, когда пьяный старик ущипнул ее за задницу. Розовощекая девица в огромном чепце погрозила пальцем и сделала вид, что бранит озорника, хотя ее лицо расплывалось в широкой улыбке. Старика и его приятелей, одетых по моде как минимум двадцатилетней давности, можно было найти на этом самом месте почти каждый день. Иногда они пили превосходный кофе, подаваемый здесь, а иногда распивали лохань ромового пунша. Большая сине-белая чаша на их столе и вульгарное поведение указывали на то, что это был один из «пуншевых» дней.
Рочдейл подумал, будут ли они с Кэйзеновом через тридцать лет сидеть за этим вот столом, вспоминая старые дни и флиртуя с официантками.
Альфред, старший официант и еще одна неизменная фигура в «Рейвене», подошел с подносом. Он поставил перед друзьями глиняную кружку и налил дымящийся черный кофе из высокого белого кофейника. Оставив кофейник на столе вместе с миской колотого сахара, сливочником и двумя ложками, он сунул поднос под мышку и исчез, не сказав ни слова.
Рочдейл сделал глоток густого напитка, решил, что слишком горячо, и отставил кружку.
– Это дело с Грейс, – сказал он, возвращаясь к их разговору, – совсем не такое, как у тебя с Марианной. Ты знал ее много лет.
– Да, но то, что я влюбился, застало меня совершенно врасплох. – Кэйзенов бросил в кофе кусок сахара и размешал. – Точно так же, как и тебя.
– Я не знаю, любовь ли это. Но это определенно одержимость. Я не могу выбросить Грейс из головы. Тебе будет трудно поверить, но я, похоже, не могу заинтересоваться никакой другой женщиной. Честно говоря, я не был ни с кем с тех пор, как начал преследовать Грейс. Я околдован ею вот уже несколько недель. А теперь… теперь я боюсь, что она вообще отбила у меня охоту ко всем остальным.
Брови Кэйзенова взметнулись на лоб, и он озорно улыбнулся:
– Вот дьявольщина! Она была настолько хороша?
– Я не это имел в виду, хотя она была… ну, черт возьми, это вообще не твое дело. Но в отличие от большинства женщин, с которыми у меня была связь, она не коварная стерва. Она… хорошая, порядочная. Искренняя, открытая, не пресытившаяся. Простодушная, как новорожденный жеребенок. Я очень давно не встречал такой женщины. Если вообще когда-либо встречал.
– Потому что ты намеренно избегаешь порядочных женщин. Но они существуют, друг мой. Марианна такая женщина.
– Не будем показывать пальцем, Кэйзенов. Всего несколько месяцев назад ты шел по той же дорожке, что и я. Вереница на все готовых женщин в твоей постели. Дамы полусвета и шлюхи, титулованные дамы со свободной моралью – сойдет любая, чтобы переспать раз-другой, и ничего больше. Никто из нас не искал порядочных женщин.
Честно говоря, Рочдейл много лет назад убедил себя, что таких женщин, как Грейс, как Марианна, действительно хороших и достойных, которые не интригуют, не обманывают и не вытягивают деньги, не существует. Те, кто строил из себя хороших и достойных, были еще хуже, скрывая свои интриги и махинации за маской достоинства, и Рочдейл действительно избегал таких женщин. Вместо этого он искал вдов, желающих утешиться, беспринципных жен и иногда высокородных юных потаскух, таких, как Серена Андервуд.
Кэйзенов сделал глоток кофе и произнес:
– Да, я бы сказал, что за много лет мы оба довели роль безнравственного негодяя до совершенства. Я не жалею, что мои беспутные дни закончены. У меня нет желания соблазнять других женщин, у меня есть Марианна. Ты когда-нибудь знал старого лорда Монксилвера?
– Что-то не припомню.
– Жизнерадостный старикан, который немало покрасовался в юности. Я познакомился с ним, когда только окончил университет, я был молодым щенком, готовым волочиться за любой юбкой. Я никогда не забуду, что он сказал мне. Он сказал, что я могу много лет подряд каждую ночь менять женщин в своей постели, но однажды появится та самая и я больше не захочу других. – Кэйзенов усмехнулся. – Старик был прав. Может быть, Грейс Марлоу для тебя именно такая женщина?
– Я, честно, не знаю, так ли это, но вот что скажу тебе, Кэйзенов. Я устал быть распутником. Ты знаешь, что большинство женщин, с которыми я был, кажутся мне безымянными? Они ничего не значат для меня. Они безымянные и безликие, меня интересовало только их тело. В постели они ничем не отличались одна от другой. Между нами говоря, я нахожу, что устал от этой безликости. Встречи с ними давали мне не более чем мгновенное физическое удовольствие и оставляли меня опустошенным. Я возвращался домой, ненавидя запах духов и пудры на своей коже и в волосах.
– Это после того, как Грейс Марлоу вошла в твою жизнь?
– Нет, я уже давно устал от этой игры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
– Поделом тебе. – Адам Кэйзенов мрачно посмотрел на него с противоположной стороны потемневшего от времени, грубо сколоченного стола. – Это было отвратительное пари.
Рочдейл вернулся из Ньюмаркета с головой, полной Грейс Марлоу. Временами он просто погружался в яркие воспоминания о каждом чувственном опыте – а их было очень, очень много. Рочдейл возбуждался от одной мысли о том, как Грейс уронила с плеч ночную рубашку и отважилась заставить его лечь с ней в постель. Так же часто он вспоминал ее сияющее лицо, светящееся удовлетворением или возбуждением первых в ее жизни скачек, и его сердце таяло.
Но иногда случались моменты, когда Рочдейл чувствовал себя в ловушке и его охватывала паника. Это не имело никакого смысла, но он едва мог дышать, будто мертвая бабочка, пришпиленная к доске. Пришпиленная. Связанная. Пойманная. Но никто не ловил его и ничто его не удерживало. Кроме Грейс. Она удерживала его своей красотой, своей страстью, своим новым искрящимся счастьем, своей силой, своей отвагой.
Она приводила его в замешательство. Со вчерашнего возвращения в Лондон он чувствовал себя настолько выбитым из колеи, что решил отыскать Кэйзенова, надеясь на мужское сочувствие и здравый смысл. Сидя в их любимой старомодной кофейне «Рейвен», вдали от любопытных глаз и ушей Мейфэра или Сент-Джеймс-стрит, Рочдейл во всем признался своему другу. И получил суровый нагоняй.
– Если ты влюбился в миссис Марлоу, – сказал Кэйзенов, – то ты это заслужил, позволив Шину втянуть себя в такое идиотское пари. Ты заслуживаешь и боль, и страдания, и то ощущение сумасшествия, которое приходит, когда твоим сердцем завладевает женщина. Это тяжело, но ты выживешь. Я же выжил и никогда в жизни не был так доволен.
Взрыв смеха сидящей у огромного камина компании перекрыл общий шум. За ним последовало визгливое хихиканье официантки, и Рочдейл обернулся как раз в тот момент, когда пьяный старик ущипнул ее за задницу. Розовощекая девица в огромном чепце погрозила пальцем и сделала вид, что бранит озорника, хотя ее лицо расплывалось в широкой улыбке. Старика и его приятелей, одетых по моде как минимум двадцатилетней давности, можно было найти на этом самом месте почти каждый день. Иногда они пили превосходный кофе, подаваемый здесь, а иногда распивали лохань ромового пунша. Большая сине-белая чаша на их столе и вульгарное поведение указывали на то, что это был один из «пуншевых» дней.
Рочдейл подумал, будут ли они с Кэйзеновом через тридцать лет сидеть за этим вот столом, вспоминая старые дни и флиртуя с официантками.
Альфред, старший официант и еще одна неизменная фигура в «Рейвене», подошел с подносом. Он поставил перед друзьями глиняную кружку и налил дымящийся черный кофе из высокого белого кофейника. Оставив кофейник на столе вместе с миской колотого сахара, сливочником и двумя ложками, он сунул поднос под мышку и исчез, не сказав ни слова.
Рочдейл сделал глоток густого напитка, решил, что слишком горячо, и отставил кружку.
– Это дело с Грейс, – сказал он, возвращаясь к их разговору, – совсем не такое, как у тебя с Марианной. Ты знал ее много лет.
– Да, но то, что я влюбился, застало меня совершенно врасплох. – Кэйзенов бросил в кофе кусок сахара и размешал. – Точно так же, как и тебя.
– Я не знаю, любовь ли это. Но это определенно одержимость. Я не могу выбросить Грейс из головы. Тебе будет трудно поверить, но я, похоже, не могу заинтересоваться никакой другой женщиной. Честно говоря, я не был ни с кем с тех пор, как начал преследовать Грейс. Я околдован ею вот уже несколько недель. А теперь… теперь я боюсь, что она вообще отбила у меня охоту ко всем остальным.
Брови Кэйзенова взметнулись на лоб, и он озорно улыбнулся:
– Вот дьявольщина! Она была настолько хороша?
– Я не это имел в виду, хотя она была… ну, черт возьми, это вообще не твое дело. Но в отличие от большинства женщин, с которыми у меня была связь, она не коварная стерва. Она… хорошая, порядочная. Искренняя, открытая, не пресытившаяся. Простодушная, как новорожденный жеребенок. Я очень давно не встречал такой женщины. Если вообще когда-либо встречал.
– Потому что ты намеренно избегаешь порядочных женщин. Но они существуют, друг мой. Марианна такая женщина.
– Не будем показывать пальцем, Кэйзенов. Всего несколько месяцев назад ты шел по той же дорожке, что и я. Вереница на все готовых женщин в твоей постели. Дамы полусвета и шлюхи, титулованные дамы со свободной моралью – сойдет любая, чтобы переспать раз-другой, и ничего больше. Никто из нас не искал порядочных женщин.
Честно говоря, Рочдейл много лет назад убедил себя, что таких женщин, как Грейс, как Марианна, действительно хороших и достойных, которые не интригуют, не обманывают и не вытягивают деньги, не существует. Те, кто строил из себя хороших и достойных, были еще хуже, скрывая свои интриги и махинации за маской достоинства, и Рочдейл действительно избегал таких женщин. Вместо этого он искал вдов, желающих утешиться, беспринципных жен и иногда высокородных юных потаскух, таких, как Серена Андервуд.
Кэйзенов сделал глоток кофе и произнес:
– Да, я бы сказал, что за много лет мы оба довели роль безнравственного негодяя до совершенства. Я не жалею, что мои беспутные дни закончены. У меня нет желания соблазнять других женщин, у меня есть Марианна. Ты когда-нибудь знал старого лорда Монксилвера?
– Что-то не припомню.
– Жизнерадостный старикан, который немало покрасовался в юности. Я познакомился с ним, когда только окончил университет, я был молодым щенком, готовым волочиться за любой юбкой. Я никогда не забуду, что он сказал мне. Он сказал, что я могу много лет подряд каждую ночь менять женщин в своей постели, но однажды появится та самая и я больше не захочу других. – Кэйзенов усмехнулся. – Старик был прав. Может быть, Грейс Марлоу для тебя именно такая женщина?
– Я, честно, не знаю, так ли это, но вот что скажу тебе, Кэйзенов. Я устал быть распутником. Ты знаешь, что большинство женщин, с которыми я был, кажутся мне безымянными? Они ничего не значат для меня. Они безымянные и безликие, меня интересовало только их тело. В постели они ничем не отличались одна от другой. Между нами говоря, я нахожу, что устал от этой безликости. Встречи с ними давали мне не более чем мгновенное физическое удовольствие и оставляли меня опустошенным. Я возвращался домой, ненавидя запах духов и пудры на своей коже и в волосах.
– Это после того, как Грейс Марлоу вошла в твою жизнь?
– Нет, я уже давно устал от этой игры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78