Уверен, ты мне немедленно дашь понять, если я сделаю что не так.
— Можешь не сомневаться.
Доминику было под пятьдесят. Седеющие волосы и яркие, внимательные голубые глаза, каких Галену никогда не приходилось видеть. Он был одет в камуфляж и армейские ботинки. Спокойно беседовал на любую тему и был весьма остроумен. Он явно получил хорошее образование. Гален поверил, что Доминик — учитель. Однако он ничуть не напоминал священников, с которыми Галену приходилось сталкиваться раньше. Он пришел к такому выводу, не пробыв в обществе Доминика и часа.
— Вы запутались, — улыбнулся Доминик. — Вы изучали меня, как букашку под микроскопом, и вам не по душе, что вы до сих пор не можете определить, к какому виду я принадлежу.
— Я любопытен. Мой основной недостаток. Но меня предупредили, пригрозив бог знает чем, чтобы я вас не обижал.
Он вздохнул:
— Елена. Она слишком уж меня опекает.
— Так вы в самом деле священник? — спросил Форбз.
— Был раньше. Возможно, церковь до сих пор считает меня священником. Насколько мне известно, сана меня не лишали. — Он покачал головой. — Но я уже несколько лет назад решил, что не смогу слепо следовать учению. Слишком я своенравный. Делаю только то, что полагаю правильным, а это считается грехом и тщеславием. Поэтому в сердце моем я больше не священник, а ведь самое главное — сердце и душа.
— Но вы были священником, когда впервые встретили Елену?
— Да, я служил у повстанцев в горах. Сам я из Майами, приехал полный воодушевления и рвения, готов был помочь всему миру. Но здесь слишком много горя. Нищета, смерть, наркотики, война. Постепенно я в значительной степени растерял свое рвение. — Он улыбнулся. — Но мне удалось продержаться. Всегда были такие дети, как Елена.
— Вы знали ее еще ребенком?
— Я знал всех повстанцев. Когда я приехал в Колумбию, ей было десять лет. Ее брату Луису тринадцать. Ее отец Фрэнк Кайлер тогда был еще жив. Мы с Фрэнком подружились. Мы редко соглашались друг с другом, но он мне нравился. Его трудно было не любить. — Доминик поморщился. — Он, как и я, верил, что служит правому делу, что он здесь нужен. Я его уважал, хотя чувствовал, что он сильно ошибается. Человек должен искать и найти свое место. Он метался и сомневался.
— И теперь вы считаете, что должны заботиться о сыне Елены Кайлер?
— Первые три года Елена сама заботилась о нем. Она охотилась, мы выращивали овощи и умудрялись не умереть с голода. Потом она решила, что это не жизнь для ребенка, и поехала в Медельин, чтобы заработать. Мальчика она оставила со мной. Это далось ей нелегко, если вспомнить ее собственное детство. Ей не от кого было ждать помощи. Она даже говорить о первых месяцах в городе не хочет. Чем она только не занималась, чтобы заработать денег и уехать из страны. От официантки до продажи товаров по телефону. Приезжала домой, когда только могла. — Он подлил им кофе в чашки. — Мне было нетрудно присматривать за Барри. Он — особый ребенок. Есть дети, от которых исходит сияние. Барри такой. — Доминик сел. — Мне только не нравится, что он слишком серьезный для своего возраста. Думаю, впрочем, что это естественно, ему ведь очень редко удается поиграть с другими детьми. Елена всегда боялась, что это небезопасно.
— Но Чавез находится за несколько сотен миль отсюда. К тому же он не знал о сыне.
— Но от этого она беспокоилась не меньше. В мальчике вся ее жизнь. Она не хотела рисковать.
— Почему она раньше не уехала из страны?
— Она боялась зарабатывать деньги с помощью единственной профессии, которую знала, а в других местах платили сущие гроши. У нее не было денег, документов и возможности защитить Барри от отца, если он узнает о его существовании и обнаружит, где он находится. Она экономила каждый песо, чтобы выбраться отсюда, но тут Чавез узнал о ребенке. Когда это случилось, ей пришлось поторопиться.
— Если она порвала со своим отрядом, как ей удалось узнать о Форбзе?
— Она слышала о нем в течение многих лет. О нем тут легенды ходят. Я был связан с ее отрядом и тайком кое-что для нее выяснил.
Гален посмотрел на кофе в своей чашке.
— Вы действительно верите, что Барри сын Ча-веза?
— Я это знаю. Я в курсе событий, связанных с рождением мальчика. — Доминик улыбнулся. — Вы очень подозрительны. Вы ей не верите.
— Я верю, что он ее сын. Она безумно его любит. Ну и, естественно, она хочет обеспечить ему хорошую жизнь, вот и стремится попасть в США вместе с ребенком. Здесь жизнь не сахар. — Он перевел взгляд на лицо Доминика. — Или это все-таки ловушка. Сценарий все усложняется и усложняется. Если вы подделка, то вы талантливый актер.
Доминик рассмеялся:
— Думаю, вы чересчур подозрительны, Гален. Не считаете ли вы, что это уже перебор — вовлекать в аферу еще и священника? Все-таки здесь не Голливуд. Кроме того, любому видно, что врать я не умею. Я недостаточно умен.
— Вы достаточно умны, чтобы быть учителем, — заметил Гален.
— Вы хотели сказать, достаточно образован. В этой профессии все прямолинейно, нет нужды никого обманывать. Обещаю, вы не поймаете меня за установкой горящей свечи на подоконнике, чтобы дать знак Чавезу.
Гален улыбнулся:
— Свеча на подоконнике? Все, вы вне подозрений. Вероятно, вы действительно тот, за кого себя выдаете.
Глаза Доминика блеснули.
— Или я так ловко прикинулся наивным, чтобы ввести вас в заблуждение. Еще кофе?
— Нет. — Гален встал. — Пойду-ка посмотрю, где Елена. Что-то она задерживается. Где у вас ванная комната?
Доминик поднял брови.
— Уверяю вас, она не сбежала через черный ход. Согласитесь, это абсурд.
— Но она могла грохнуться в обморок и удариться головой. Она потеряла много крови. Так что головокружение, потеря сознания вполне возможны.
Улыбка исчезла с лица Доминика.
— Она не сказала, что ранена.
— Я зашил рану. Все заживет, но пока неплохо бы не оставлять ее надолго одну. Так где ванная комната?
— Рядом с комнатой Барри. Я покажу…
— Оставайтесь здесь. Я найду сам.
Гален прошел через холл. Когда он стукнул в дверь ванной, Елена не ответила, поэтому он не стал ждать и открыл дверь.
Елена сидела на стуле в одних только джинсах, бюстгальтер она держала в руке. Она с яростью уставилась на Галена.
— Убирайся отсюда.
— Сей секунд. — Он взял лифчик из ее рук и надел бретельки ей на плечи. — Я решил, что у тебя проблемы.
Она замерла.
— Мне не нужна помощь. Сама справлюсь.
— Но ты можешь порвать мои замечательные швы. — Он застегнул крючки у нее на спине. — Мне всегда жаль, когда мои старания пропадают зря. — Он снял с крючка синюю рубашку, надел на нее и начал застегивать пуговицы. — Почему ты не позвала Доминика, чтобы он тебе помог? Излишне интимная ситуация?
— Не будь идиотом. Он принимал у меня роды. Просто не хотела его волновать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
— Можешь не сомневаться.
Доминику было под пятьдесят. Седеющие волосы и яркие, внимательные голубые глаза, каких Галену никогда не приходилось видеть. Он был одет в камуфляж и армейские ботинки. Спокойно беседовал на любую тему и был весьма остроумен. Он явно получил хорошее образование. Гален поверил, что Доминик — учитель. Однако он ничуть не напоминал священников, с которыми Галену приходилось сталкиваться раньше. Он пришел к такому выводу, не пробыв в обществе Доминика и часа.
— Вы запутались, — улыбнулся Доминик. — Вы изучали меня, как букашку под микроскопом, и вам не по душе, что вы до сих пор не можете определить, к какому виду я принадлежу.
— Я любопытен. Мой основной недостаток. Но меня предупредили, пригрозив бог знает чем, чтобы я вас не обижал.
Он вздохнул:
— Елена. Она слишком уж меня опекает.
— Так вы в самом деле священник? — спросил Форбз.
— Был раньше. Возможно, церковь до сих пор считает меня священником. Насколько мне известно, сана меня не лишали. — Он покачал головой. — Но я уже несколько лет назад решил, что не смогу слепо следовать учению. Слишком я своенравный. Делаю только то, что полагаю правильным, а это считается грехом и тщеславием. Поэтому в сердце моем я больше не священник, а ведь самое главное — сердце и душа.
— Но вы были священником, когда впервые встретили Елену?
— Да, я служил у повстанцев в горах. Сам я из Майами, приехал полный воодушевления и рвения, готов был помочь всему миру. Но здесь слишком много горя. Нищета, смерть, наркотики, война. Постепенно я в значительной степени растерял свое рвение. — Он улыбнулся. — Но мне удалось продержаться. Всегда были такие дети, как Елена.
— Вы знали ее еще ребенком?
— Я знал всех повстанцев. Когда я приехал в Колумбию, ей было десять лет. Ее брату Луису тринадцать. Ее отец Фрэнк Кайлер тогда был еще жив. Мы с Фрэнком подружились. Мы редко соглашались друг с другом, но он мне нравился. Его трудно было не любить. — Доминик поморщился. — Он, как и я, верил, что служит правому делу, что он здесь нужен. Я его уважал, хотя чувствовал, что он сильно ошибается. Человек должен искать и найти свое место. Он метался и сомневался.
— И теперь вы считаете, что должны заботиться о сыне Елены Кайлер?
— Первые три года Елена сама заботилась о нем. Она охотилась, мы выращивали овощи и умудрялись не умереть с голода. Потом она решила, что это не жизнь для ребенка, и поехала в Медельин, чтобы заработать. Мальчика она оставила со мной. Это далось ей нелегко, если вспомнить ее собственное детство. Ей не от кого было ждать помощи. Она даже говорить о первых месяцах в городе не хочет. Чем она только не занималась, чтобы заработать денег и уехать из страны. От официантки до продажи товаров по телефону. Приезжала домой, когда только могла. — Он подлил им кофе в чашки. — Мне было нетрудно присматривать за Барри. Он — особый ребенок. Есть дети, от которых исходит сияние. Барри такой. — Доминик сел. — Мне только не нравится, что он слишком серьезный для своего возраста. Думаю, впрочем, что это естественно, ему ведь очень редко удается поиграть с другими детьми. Елена всегда боялась, что это небезопасно.
— Но Чавез находится за несколько сотен миль отсюда. К тому же он не знал о сыне.
— Но от этого она беспокоилась не меньше. В мальчике вся ее жизнь. Она не хотела рисковать.
— Почему она раньше не уехала из страны?
— Она боялась зарабатывать деньги с помощью единственной профессии, которую знала, а в других местах платили сущие гроши. У нее не было денег, документов и возможности защитить Барри от отца, если он узнает о его существовании и обнаружит, где он находится. Она экономила каждый песо, чтобы выбраться отсюда, но тут Чавез узнал о ребенке. Когда это случилось, ей пришлось поторопиться.
— Если она порвала со своим отрядом, как ей удалось узнать о Форбзе?
— Она слышала о нем в течение многих лет. О нем тут легенды ходят. Я был связан с ее отрядом и тайком кое-что для нее выяснил.
Гален посмотрел на кофе в своей чашке.
— Вы действительно верите, что Барри сын Ча-веза?
— Я это знаю. Я в курсе событий, связанных с рождением мальчика. — Доминик улыбнулся. — Вы очень подозрительны. Вы ей не верите.
— Я верю, что он ее сын. Она безумно его любит. Ну и, естественно, она хочет обеспечить ему хорошую жизнь, вот и стремится попасть в США вместе с ребенком. Здесь жизнь не сахар. — Он перевел взгляд на лицо Доминика. — Или это все-таки ловушка. Сценарий все усложняется и усложняется. Если вы подделка, то вы талантливый актер.
Доминик рассмеялся:
— Думаю, вы чересчур подозрительны, Гален. Не считаете ли вы, что это уже перебор — вовлекать в аферу еще и священника? Все-таки здесь не Голливуд. Кроме того, любому видно, что врать я не умею. Я недостаточно умен.
— Вы достаточно умны, чтобы быть учителем, — заметил Гален.
— Вы хотели сказать, достаточно образован. В этой профессии все прямолинейно, нет нужды никого обманывать. Обещаю, вы не поймаете меня за установкой горящей свечи на подоконнике, чтобы дать знак Чавезу.
Гален улыбнулся:
— Свеча на подоконнике? Все, вы вне подозрений. Вероятно, вы действительно тот, за кого себя выдаете.
Глаза Доминика блеснули.
— Или я так ловко прикинулся наивным, чтобы ввести вас в заблуждение. Еще кофе?
— Нет. — Гален встал. — Пойду-ка посмотрю, где Елена. Что-то она задерживается. Где у вас ванная комната?
Доминик поднял брови.
— Уверяю вас, она не сбежала через черный ход. Согласитесь, это абсурд.
— Но она могла грохнуться в обморок и удариться головой. Она потеряла много крови. Так что головокружение, потеря сознания вполне возможны.
Улыбка исчезла с лица Доминика.
— Она не сказала, что ранена.
— Я зашил рану. Все заживет, но пока неплохо бы не оставлять ее надолго одну. Так где ванная комната?
— Рядом с комнатой Барри. Я покажу…
— Оставайтесь здесь. Я найду сам.
Гален прошел через холл. Когда он стукнул в дверь ванной, Елена не ответила, поэтому он не стал ждать и открыл дверь.
Елена сидела на стуле в одних только джинсах, бюстгальтер она держала в руке. Она с яростью уставилась на Галена.
— Убирайся отсюда.
— Сей секунд. — Он взял лифчик из ее рук и надел бретельки ей на плечи. — Я решил, что у тебя проблемы.
Она замерла.
— Мне не нужна помощь. Сама справлюсь.
— Но ты можешь порвать мои замечательные швы. — Он застегнул крючки у нее на спине. — Мне всегда жаль, когда мои старания пропадают зря. — Он снял с крючка синюю рубашку, надел на нее и начал застегивать пуговицы. — Почему ты не позвала Доминика, чтобы он тебе помог? Излишне интимная ситуация?
— Не будь идиотом. Он принимал у меня роды. Просто не хотела его волновать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55