Полагаю, ты ему сказал, что я ранена.
— Виноват. — Гален застегнул последнюю пуговицу. — Он славный парень. Надеюсь, ты не доведешь его до беды.
— Ты сам не знаешь, о чем говоришь. Я никогда не предам его.
— Так он едет с нами?
— Да. Полагаю, ты станешь возражать.
— Я ничего не сказал.
Она отвернулась от него.
— Ты так говоришь, как будто Форбз уже принял решение. Он нас берет с собой?
— Не знаю. Скорее всего, да. Он правильный и порядочный, хороший семьянин, так что ты попала в яблочко. Кстати, ты случайно не по этой причине его выбрала?
— Я его выбрала, потому что надеялась, что ему можно доверять. Ты за него не бойся. Я его не надую. Он получит то, что хочет.
— Я не боюсь за него. Он может сам о себе позаботиться. Вот доставлю тебя в Штаты, и на этом моя работа закончится. — Гален встал. — Пожалуй, принесу тебе обезболивающего. Рана, наверное, болит.
— Когда мы будем на борту самолета. Я не могу рисковать. Сейчас я должна мыслить ясно.
Он открыл дверь ванной комнаты и, уходя, произнес:
— Пусть будет по-твоему.
Она бросила ему вслед:
— Разумеется, можешь не сомневаться.
Проходя мимо Доминика в холле, Гален улыбнулся:
— Она в порядке, но не мешало бы ее кое в чем убедить.
— Убедить?
— Попробуйте уговорить ее принять обезболивающую таблетку.
Доминик вздохнул:
— Такую женщину, как она, нелегко уговорить.
— Надо же, а я и не догадывался.
В кухне Форбза не было. Он стоял в дверях, разглядывая верхушки деревьев. Гален подошел к нему.
— У нас может возникнуть проблема. Начинается сильный ветер, — сказал Форбз.
— Что-нибудь придумаем.
— Не уверен. Я говорил с Домиником, так он утверждает, что миль на двадцать вокруг нет ни одной ровной площадки.
— Значит, придется проехать двадцать миль. — Гален тоже взглянул на деревья. Форбз был прав, ветер явно набирал силу. — Может быть. Выход всегда находится. Мне надо связаться по радио с моими ребятами и дать команду. Пусть подлетают поближе. — Он помолчал. — Если ты собираешься их вывозить. Ты ведь уже принял решение.
Форбз кивнул:
— Я ей верю. Все осведомители сходятся в том, что Чавез ее преследует.
— Но откуда мы знаем, что она права по поводу его дальнейших поступков?
— И что мы теряем? Этот шанс — лучшее, что у меня было за эти годы. Я хочу им воспользоваться.
Гален пожал плечами:
— Ладно, тогда мы их отсюда вытаскиваем.
— Дай бог, чтобы это была наша самая большая проблема, — Форбз вгляделся в темноту. — Пока нам везло.
— Постучи по дереву.
— Не могут же Чавез и его ублюдки каждый раз выигрывать.
В голосе Форбза было столько страсти, что Гален повернулся и взглянул на него.
— Форбз, ты, кажется, начал принимать это дело слишком близко к сердцу. Это может стать опасным.
— Слишком близко не бывает. — Голос Форбза дрожал. — Люди вроде Чавеза портят нам жизнь, разрушают семьи, убивают детей… — Он замолчал, потом добавил: — Прости. Для меня все это очень много значит.
— Не надо извиняться. — Гален отвернулся и снова стал смотреть на деревья. — Ты ведь лично в этом заинтересован, я не ошибся?
Форбз ответил не сразу:
— Мой сын, Джоуэл. Он умер от передозировки в своей комнате в общежитии полгода назад. Я был так занят, спасая мир от наркотиков, что даже не заметил, как мой собственный сын погрузился в этот ад. Я должен был догадаться. Должен был быть ближе к нему, должен был суметь объяснить, что я видел за последние четверть века. Но вместо этого я гонялся за Чавезом, спасая чужих детей. — Голос окреп. — Я должен заставить его заплатить, Гален.
«Дон Кихот, вышедший на битву с всемирным злом. Дон Кихот, уже получивший собственные раны», — подумал Гален.
— Какие проблемы? — Гален отвернулся. — Я вывезу ее и мальчишку отсюда, а ты сможешь спрятать их в надежном месте.
— Считаю эти слова обещанием.
Гален улыбнулся:
— Я уже сказал, какие проблемы?
Елена тихо закрыла дверь комнаты Барри и остановилась, глядя на него. В мире не было ничего прекраснее спящего Барри. Она посмотрит на него и наберется сил.
А теперь пора пошевеливаться. Надо еще много сделать, а времени нет. Она подошла к шкафчику и достала оттуда альбом с фотографиями. Только не смотреть. Их так много. Надо просто взять несколько штук и положить в рюкзак. У нее было много дорогих для нее вещей, которые она должна взять с собой. Но она не может оставить фотографии. Барри с шоколадной глазурью от именинного торта на рожице. Трехлетний Барри со смехом плещется в пластмассовом бассейне. Барри в этом году с новым луком и стрелами, которые она ему подарила. Как он любит свой лук и стрелы.
Она перешла к ящику с игрушками. Игрушечный лук лежал сверху. «Слишком велик», — разочарованно подумала она. Он захочет взять медвежонка, любимые книги и музыкальный глобус, который подарил ему Доминик. Для всего этого просто не было места.
— Мама?
Повернувшись, она увидела, что Барри лежит на боку и смотри на нее.
— Я не хотела тебя снова будить. Спи дальше, малыш.
— Что ты делаешь?
— Разбираю твои игрушки. Ты играешь с этим луком каждый день?
— Почти. Я — Робин Гуд, а Доминик — монах.
— Мы отправляемся в небольшое путешествие. Ты не возражаешь?
— Путешествие? Это такое приключение?
Она кивнула и добавила:
— Но мы полетим на самолете, поэтому не сможем взять с собой много вещей. Я думаю, стоит взять глобус. Что-нибудь еще?
— А лук нельзя?
— Не думаю, что для него найдется место.
Барри задумался:
— Наверное, мне этот лук не так уж и нужен. Я ведь могу его вообразить. Как ты меня учила, мама. Помнишь? Ты сказала, что, если у тебя нет того, что ты хочешь, можно это вообразить, и иногда так даже интереснее.
Она почувствовала, как внутри что-то тает. «Не смей плакать. Он не должен догадываться, что все плохо. Они просто отправляются в путешествие». Елена откашлялась.
— Какую песню ты выучил вместе с Домиником?
— «Янки Дудл». Хочешь, сыграю?
— Сейчас же ночь.
— Я не хочу спать. — Темные глазенки горели от возбуждения. — Ты тоже не хочешь спать. Я же вижу.
— Ну, нам обоим обязательно надо отдохнуть. Иначе мы не получим удовольствия от приключения.
— А ты не можешь прийти и лечь со мной?
— Немного погодя. — Она прошла через комнату, встала на колени у постели и положила голову на подушку. — Если ты пообещаешь заснуть.
— Обещаю. — Он протянул руку и коснулся ее волос. — От тебя теперь лучше пахнет.
Она хмыкнула:
— И я, конечно, должна быть благодарной, что ты решил рискнуть.
— Главное, что ты здесь. — Он закрыл глаза. — Я так скучал, мама.
— Я тоже скучала.
— И я рад, что мы отправляемся в путешествие вместе. Хотя у тебя вообще много приключений, верно? Доминик говорит каждый раз, когда ты уезжаешь, что у тебя новое приключение…
— Но не такое, как это. Это особенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
— Виноват. — Гален застегнул последнюю пуговицу. — Он славный парень. Надеюсь, ты не доведешь его до беды.
— Ты сам не знаешь, о чем говоришь. Я никогда не предам его.
— Так он едет с нами?
— Да. Полагаю, ты станешь возражать.
— Я ничего не сказал.
Она отвернулась от него.
— Ты так говоришь, как будто Форбз уже принял решение. Он нас берет с собой?
— Не знаю. Скорее всего, да. Он правильный и порядочный, хороший семьянин, так что ты попала в яблочко. Кстати, ты случайно не по этой причине его выбрала?
— Я его выбрала, потому что надеялась, что ему можно доверять. Ты за него не бойся. Я его не надую. Он получит то, что хочет.
— Я не боюсь за него. Он может сам о себе позаботиться. Вот доставлю тебя в Штаты, и на этом моя работа закончится. — Гален встал. — Пожалуй, принесу тебе обезболивающего. Рана, наверное, болит.
— Когда мы будем на борту самолета. Я не могу рисковать. Сейчас я должна мыслить ясно.
Он открыл дверь ванной комнаты и, уходя, произнес:
— Пусть будет по-твоему.
Она бросила ему вслед:
— Разумеется, можешь не сомневаться.
Проходя мимо Доминика в холле, Гален улыбнулся:
— Она в порядке, но не мешало бы ее кое в чем убедить.
— Убедить?
— Попробуйте уговорить ее принять обезболивающую таблетку.
Доминик вздохнул:
— Такую женщину, как она, нелегко уговорить.
— Надо же, а я и не догадывался.
В кухне Форбза не было. Он стоял в дверях, разглядывая верхушки деревьев. Гален подошел к нему.
— У нас может возникнуть проблема. Начинается сильный ветер, — сказал Форбз.
— Что-нибудь придумаем.
— Не уверен. Я говорил с Домиником, так он утверждает, что миль на двадцать вокруг нет ни одной ровной площадки.
— Значит, придется проехать двадцать миль. — Гален тоже взглянул на деревья. Форбз был прав, ветер явно набирал силу. — Может быть. Выход всегда находится. Мне надо связаться по радио с моими ребятами и дать команду. Пусть подлетают поближе. — Он помолчал. — Если ты собираешься их вывозить. Ты ведь уже принял решение.
Форбз кивнул:
— Я ей верю. Все осведомители сходятся в том, что Чавез ее преследует.
— Но откуда мы знаем, что она права по поводу его дальнейших поступков?
— И что мы теряем? Этот шанс — лучшее, что у меня было за эти годы. Я хочу им воспользоваться.
Гален пожал плечами:
— Ладно, тогда мы их отсюда вытаскиваем.
— Дай бог, чтобы это была наша самая большая проблема, — Форбз вгляделся в темноту. — Пока нам везло.
— Постучи по дереву.
— Не могут же Чавез и его ублюдки каждый раз выигрывать.
В голосе Форбза было столько страсти, что Гален повернулся и взглянул на него.
— Форбз, ты, кажется, начал принимать это дело слишком близко к сердцу. Это может стать опасным.
— Слишком близко не бывает. — Голос Форбза дрожал. — Люди вроде Чавеза портят нам жизнь, разрушают семьи, убивают детей… — Он замолчал, потом добавил: — Прости. Для меня все это очень много значит.
— Не надо извиняться. — Гален отвернулся и снова стал смотреть на деревья. — Ты ведь лично в этом заинтересован, я не ошибся?
Форбз ответил не сразу:
— Мой сын, Джоуэл. Он умер от передозировки в своей комнате в общежитии полгода назад. Я был так занят, спасая мир от наркотиков, что даже не заметил, как мой собственный сын погрузился в этот ад. Я должен был догадаться. Должен был быть ближе к нему, должен был суметь объяснить, что я видел за последние четверть века. Но вместо этого я гонялся за Чавезом, спасая чужих детей. — Голос окреп. — Я должен заставить его заплатить, Гален.
«Дон Кихот, вышедший на битву с всемирным злом. Дон Кихот, уже получивший собственные раны», — подумал Гален.
— Какие проблемы? — Гален отвернулся. — Я вывезу ее и мальчишку отсюда, а ты сможешь спрятать их в надежном месте.
— Считаю эти слова обещанием.
Гален улыбнулся:
— Я уже сказал, какие проблемы?
Елена тихо закрыла дверь комнаты Барри и остановилась, глядя на него. В мире не было ничего прекраснее спящего Барри. Она посмотрит на него и наберется сил.
А теперь пора пошевеливаться. Надо еще много сделать, а времени нет. Она подошла к шкафчику и достала оттуда альбом с фотографиями. Только не смотреть. Их так много. Надо просто взять несколько штук и положить в рюкзак. У нее было много дорогих для нее вещей, которые она должна взять с собой. Но она не может оставить фотографии. Барри с шоколадной глазурью от именинного торта на рожице. Трехлетний Барри со смехом плещется в пластмассовом бассейне. Барри в этом году с новым луком и стрелами, которые она ему подарила. Как он любит свой лук и стрелы.
Она перешла к ящику с игрушками. Игрушечный лук лежал сверху. «Слишком велик», — разочарованно подумала она. Он захочет взять медвежонка, любимые книги и музыкальный глобус, который подарил ему Доминик. Для всего этого просто не было места.
— Мама?
Повернувшись, она увидела, что Барри лежит на боку и смотри на нее.
— Я не хотела тебя снова будить. Спи дальше, малыш.
— Что ты делаешь?
— Разбираю твои игрушки. Ты играешь с этим луком каждый день?
— Почти. Я — Робин Гуд, а Доминик — монах.
— Мы отправляемся в небольшое путешествие. Ты не возражаешь?
— Путешествие? Это такое приключение?
Она кивнула и добавила:
— Но мы полетим на самолете, поэтому не сможем взять с собой много вещей. Я думаю, стоит взять глобус. Что-нибудь еще?
— А лук нельзя?
— Не думаю, что для него найдется место.
Барри задумался:
— Наверное, мне этот лук не так уж и нужен. Я ведь могу его вообразить. Как ты меня учила, мама. Помнишь? Ты сказала, что, если у тебя нет того, что ты хочешь, можно это вообразить, и иногда так даже интереснее.
Она почувствовала, как внутри что-то тает. «Не смей плакать. Он не должен догадываться, что все плохо. Они просто отправляются в путешествие». Елена откашлялась.
— Какую песню ты выучил вместе с Домиником?
— «Янки Дудл». Хочешь, сыграю?
— Сейчас же ночь.
— Я не хочу спать. — Темные глазенки горели от возбуждения. — Ты тоже не хочешь спать. Я же вижу.
— Ну, нам обоим обязательно надо отдохнуть. Иначе мы не получим удовольствия от приключения.
— А ты не можешь прийти и лечь со мной?
— Немного погодя. — Она прошла через комнату, встала на колени у постели и положила голову на подушку. — Если ты пообещаешь заснуть.
— Обещаю. — Он протянул руку и коснулся ее волос. — От тебя теперь лучше пахнет.
Она хмыкнула:
— И я, конечно, должна быть благодарной, что ты решил рискнуть.
— Главное, что ты здесь. — Он закрыл глаза. — Я так скучал, мама.
— Я тоже скучала.
— И я рад, что мы отправляемся в путешествие вместе. Хотя у тебя вообще много приключений, верно? Доминик говорит каждый раз, когда ты уезжаешь, что у тебя новое приключение…
— Но не такое, как это. Это особенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55