Он подергал узел, проверяя его прочность. Олимпия нервно засмеялась. Шеридан удивленно потряс ее за плечо.
— Ради Бога, прекрати. Тебе кажутся забавными опасности и неприятности, Когда-нибудь я растолкую тебе, что такое настоящее чувство юмора.
Олимпия снова услышала как будто со стороны свое нервное хихиканье.
— Дыши, — приказал Шеридан, и Олимпия только сейчас заметила, что затаила дыхание и не дышит. Она сделала глубокий судорожный вдох. — Медленно и ровно. Вот так.
Шеридан тем временем взялся за другой конец каната. Олимпия была слишком напряжена, чтобы задавать ему вопросы. А он подобрал ее юбки и просунул конец каната между ног девушки, закрепив его на бедрах, пустил по ложбинке на груди, обвязал плечи, подложив на спину девушке сложенный плащ.
— Ну вот, пройдись-ка. Чувствуешь канат?
Судорога пробежала по телу Олимпии, когда она почувствовала колючее прикосновение грубой пеньки к голым ногам.
— Значит, ты будешь держать канат в руках?
— Нет, не совсем так. Я обвяжусь им, вот так, вокруг тела.
— Ты не должен этого делать! А если я сорвусь? Я же могу утащить тебя за собой в пропасть.
— Ну и хорошо. Это избавит меня от необходимости бросаться за тобой с обрыва, терзаясь чувством вины. — Он дотронулся до ее холодной щеки. — Я же сказал, что не дам тебе сорваться, мышка.
Олимпии так хотелось прижаться к нему сейчас, ощутить себя под его защитой в полной безопасности. Но то, что она должна была сделать, никто не мог сделать за нее. Ей следовало вновь уверовать в этого человека, потому что больше не на кого было надеяться здесь. Она на секунду зажмурилась.
— Ты не дашь мне сорваться, — твердила она как заклинание. — Ты не дашь мне сорваться.
— Конечно, нет, ведь я буду привязан к другому концу каната!
Из груди Олимпии вновь вырвался истерический смешок, но она подавила его и двинулась к краю пропасти. Отчаянно прыгнув с кручи, она чуть не потеряла сознание. Но впившийся в тело канат привел ее в чувство. Ладони Олимпии жгло огнем, она держалась обеими руками за грубый канат, стараясь облегчить давление на него своего тела. Ее вдруг охватило странное чувство раскованности. Ледяной ветер холодил ее ноги, но тело чудесным образом обрело свободу и удерживало равновесие с такой легкостью, о которой Олимпия и не подозревала. Она знала, что ей не следует смотреть вниз. Последнее, что она видела, прежде чем устремила взор на серую шершавую стену скалы, было лицо Шеридана, на котором застыла кривая ухмылка. Возможно, это была гримаса боли и напряжения, когда канат, которым он был обвязан, рванулся под тяжестью ее тела. Теперь же перед глазами Олимпии проплывала дюйм за дюймом скала. Взгляд девушки время от времени заволакивало от боли, холода и неимоверных усилий.
Через некоторое время она достигла уровня скалы, на которой висел нож. Олимпия вытянула одну руку и попыталась схватить его, но он раскачивался на длинном ремешке под порывами ветра вне пределов досягаемости. Олимпия закусила губу и со стоном рванулась в направлении ножа. Ей удалось схватить его.
Боясь выронить нож, она осторожно подтащила его к себе и надела ремешок от ножен на руку. Только после этого Олимпия крикнула Шеридану, чтобы тот вытаскивал ее наверх. Но он как будто не слышал. Она висела, слегка раскачиваясь, над пучиной бушующих волн. Олимпию охватила паника, она осознала, в какой опасности сейчас находится. Девушка снова истошно закричала, но опять не получила ответа.
Но вот наконец канат дрогнул. Олимпия уперлась ногой о скалу, помогая Шеридану тащить себя наверх. Сердце Олимпии бешено колотилось в груди. «Два, три, четыре…» — считала она шаги, подтягиваясь на руках, ей так хотелось остановиться и передохнуть. Олимпия сбилась со счета. Но она не могла остановиться, подчиняясь ритму рывков каната. Еще один шаг, еще один, последний, и вот уже над краем скалы появилось лицо Шеридана. Оно было сейчас действительно искажено страшной гримасой. Он изо всех сил упирался ногами и рывками, напрягая все тело, тащил канат. Олимпия уперлась коленом о край площадки и упала ничком на землю, зажав в руке висевший на боку нож. Через секунду она поднялась на ноги и закричала, не помня себя от радости:
— Я сумела! Я смогла достать его!
Шеридан бросил на землю канат и устремился к ней. Он обнял девушку так крепко, что той показалось, будто она сейчас задохнется. Шеридан тяжело дышал.
— Я сумела! — бормотала Олимпия, уткнувшись лицом в его плечо.
— Да, да… — задыхаясь, шептал Шеридан, обнимая ее. — Все отлично, черт побери… просто великолепно…
Он поцеловал ее в ухо, и она услышала, как тяжело и хрипло он дышит, не в силах восстановить дыхание. Последнее, что она запомнила, прежде чем лишилась чувств, было его дрожащее мелкой дрожью плечо.
Глава 17
Снаружи завывал холодный ветер, под его порывами шуршал мох, которым была покрыта хижина. Быстро исчезал в темноте вырывающийся из трубы столб дыма от разведенного очага. Олимпия задумчиво помешивала жидкое варево в ведре. Их обычной пищей были морские водоросли и мидии, морские водоросли и моллюски, морские водоросли и гусь, когда Олимпии удавалось его раздобыть. Но несколько недель назад стая улетела в теплые края прочь от зимних холодов. Олимпия сидела у очага, уставившись невидящим взором в огонь. Ее снедала тревога.
В углу зашуршал Наполеон. Почистив перышки, он направился вразвалочку к Олимпии и улегся рядом с ней на животик.
— Да-да, я знаю, — вполголоса сказала она, нарушая унылую тишину хижины. — Ты очаровательный малыш.
Наполеон издал радостный крик, как бы соглашаясь с ней. Подросший пингвин наконец полинял. Его серебристый пух сначала сменился грязно-серыми перышками, а затем Наполеон оделся в черный сюртук с белым элегантным жилетом; на головке у него появился красно-желтый задорный хохолок. Он оказывал знаки внимания как Олимпии, так и Шеридану и, принимая из их рук моллюсков или маленькую рыбку, забавно благодарил обоих поклонами или пронзительными восторженными криками. Каждое утро, когда люди уходили на поиски пищи, пингвин провожал их несколько ярдов, издавая истошные крики и едва поспевая за ними. Он передвигался вперевалку, растопырив в стороны маленькие крылышки. Наполеон был неустрашим, он никогда не обходил преграды, смело взбираясь на самые крутые скалы, и отважно спрыгивал вниз с большой высоты на розовые лапки. Через некоторое время, видя, что люди уходят все дальше и дальше, он смирялся с тем, что ему предстоит коротать весь день в одиночестве, возвращался и, усевшись на пороге хижины, принимался терпеливо ждать хозяев. Здесь он чувствовал себя в полной безопасности, так как в любую минуту мог нырнуть за парусиновый полог, спасаясь от хищных грачей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135