Но на следующий день Агриппина передвигалась повсюду лишь в носилках, поскольку путь был недолог, а она желала насладиться восторгами простолюдинов.
На празднествах в честь Минервы в Байях Нерон всюду угодливо пропускал мать вперед, а сам, подобно скромному ученику, держался позади. Торжественный обед, на котором была вся местная знать, из-за бесконечных речей так затянулся, что уже смеркалось, когда император устроил вечернее пиршество для избранных. На нем присутствовали и Сенека с Бурром. Агриппина возлежала на самом почетном месте. Нерон сидел у матери в ногах и оживленно беседовал с ней. Вино лилось рекой. Когда Агриппина вслух заметила, что уже довольно поздно, Нерон придал лицу серьезное выражение и, понизив голос, стал советоваться с матерью по всяким государственным вопросам.
Насколько я мог судить, речь шла о том, какое место в будущем подобает занять Поппее. Агриппи на была неумолима. Ободренная кротостью Нерона, она настаивала, чтобы он отправил Поппею в Лузитанию к Отону. Только тогда, мол, цезарь снова сможет рассчитывать на ее благосклонность и материнскую любовь. А своему сыну она всегда желала только добра.
Нерон без труда уронил пару слезинок раскаяния, давая понять, что мать ему по-прежнему дороже любой женщины на свете. Он даже продекламировал несколько стихов, сложенных им в честь матери.
Агриппина опьянела от вина и своего нежданного успеха, а в таком состоянии человек еще охотнее, чем всегда, верит в то, на что надеется. Но я заметил, что она была осторожна и пила из той же чаши и ела из того же блюда, что и Нерон или ее наперсница Ацеррония. Полагаю, что к этому времени недоверие Агриппины уже улетучилось, просто она следовала многолетней привычке.
Аникет тоже проявил себя как незаурядный актер. Запыхавшийся и расстроенный вбежал он в зал и сообщил, что по недосмотру трирему Агриппины протаранили два боевых корабля, принимавшие участие в празднествах, так что теперь и речи быть не может о возвращении на ней в Анцию. К счастью, добавил он, в бухте стоит роскошное судно с отменной командой.
Мы сопроводили Агриппину в празднично иллюминированную гавань. Прощаясь, Нерон поцеловал ее глаза и грудь, а затем провел Агриппину, покачивающуюся от выпитого вина, на борт корабля и проникновенным голосом воскликнул:
— Да будут благосклонны к тебе римские боги! Тобой я рожден. И только с тобой я могу повелевать!
По правде говоря, прощание вышло несколько напыщенным и недостойным великого актера. Ночь была удивительно тихой и звездной. Когда корабль исчез из виду, Сенека и Бурр отправились спать, а мы, заговорщики, продолжали пировать.
Нерон был странно молчалив и задумчив. Внезапно он побледнел и вышел. Его вырвало. Сначала мы было решили, что Агриппина тайком подсыпала ему яду, потом поняли, что целый день лицедейства стоил ему много сил. Теперь же его охватила лихорадка нетерпения, и Аникет безуспешно убеждал цезаря, что все пройдет без сучка, без задоринки.
Позже я услышал от морского центуриона Обарита, командовавшего этим кораблем, что же тогда случилось.
Агриппина сразу направилась в свою изумительно отделанную каюту, но заснуть не смогла. В море к ней вернулась ее подозрительность, и она вдруг осознала, что может сейчас доверять только Ацерронии и своему управляющему Креперею Галлу, прочие же все — чужие и почти наверняка опасные люди.
Тогда Агриппина отправила Галла на корму. Он должен был отдать приказ, чтобы корабль пошел в Баулы. Там она собиралась переночевать, а утром, при свете дня, продолжить путь в Анцию. Аникет знал, что Агриппина во время своей давней ссылки на остров Пандатария зарабатывала на жизнь нырянием за губками и отлично держалась на воде. По тому корабль был построен так, чтобы развалиться в море мгновенно.
Под действием одного рычага должна была рассыпаться крыша каюты, обшитая листами свинца. Другой рычаг разрушал сам остов корабля. По вполне понятным соображениям о заговоре знала лишь небольшая часть команды, и получилось так, что каюту Агриппины оборудовали непосвященные, которые возвели над ее ложем весьма крепкий балдахин. Когда крыша каюты обрушилась, балдахин защитил Агриппину, так что она повредила себе лишь плечо. Ацеррония, которая сидела на полу и растирала своей госпоже ноги, вообще не пострадала, а вот Галла упавшая крыша раздавила насмерть.
На корабле поднялась паника. Однако Агриппина сразу поняла, в чем дело, ибо ночное море было совершенно спокойным и безопасным. Она приказала Ацерронии взобраться на корму и кричать: «Я — Агриппина! Спасите мать императора!»
Тогда центурион велел своим людям убить женщину веслом, поскольку полагал, что это и есть Агриппина, а сам тем временем продолжал дергать и раскачивать второй рычаг, который заело. Наконец он решил поставить корабль бортом к волне, чтобы опрокинуть его. Часть команды, знавшая о заговоре, бросилась к наклонившемуся борту, но остальные моряки стали карабкаться вверх, на противоположный борт и выправили крен. Агриппина же, воспользовавшись суматохой, незаметно скользнула в воду и поплыла к берегу. Несмотря на опьянение и боль в плече, ей удалось вынырнуть довольно далеко от корабля, где никто не смог уже различить ее голову среди мерцающих в воде звезд.
Когда судно скрылось за горизонтом, она заметила рыбачью лодку. Рыбаки подобрали Агриппи ну и по ее просьбе доставили в Баулы.
Центурион, однако, оказался человеком хладнокровным. Не зря выбор Аникета пал именно на него. Убедившись, что моряки убили Ацерронию, а сама Агриппина бесследно исчезла, он приказал вести полузатопленный корабль в Байи, чтобы прямо из порта послать к Аникету гонца с сообщением о случившемся. Стоило членам команды, не вовлеченным в заговор, очутиться в городе, как они тут же разнесли весть о страшном несчастьи.
Горожане поспешили к морю и принялись разыскивать мать императора, спустив на воду множество лодок. Тем временем появились рыбаки, подобравшие Агриппину и щедро ею вознагражденные, и рассказали, что мать цезаря отделалась несколькими царапинами и сейчас уже отдыхает у себя на вилле. Собравшаяся толпа тут же решила пойти к Агриппине и поздравить ее с чудесным спасением.
А Нерон, окруженный верными друзьями, даже не подозревал о надвигающейся опасности. То проливая слезы, то смеясь, он готовился оплакивать преждевременную кончину матери. Он собирался объявить траур по всей империи и уже набрасывал послание сенату и римскому народу.
Видимо, совесть все же мучила его, ибо он спросил нас, не следует ли ему внести предложение в сенат и объявить Агриппину Божественной. Ведь она была дочерью великого Германика, сестрой императора Гая Юлия, вдовой императора Клавдия и матерью императора Нерона;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
На празднествах в честь Минервы в Байях Нерон всюду угодливо пропускал мать вперед, а сам, подобно скромному ученику, держался позади. Торжественный обед, на котором была вся местная знать, из-за бесконечных речей так затянулся, что уже смеркалось, когда император устроил вечернее пиршество для избранных. На нем присутствовали и Сенека с Бурром. Агриппина возлежала на самом почетном месте. Нерон сидел у матери в ногах и оживленно беседовал с ней. Вино лилось рекой. Когда Агриппина вслух заметила, что уже довольно поздно, Нерон придал лицу серьезное выражение и, понизив голос, стал советоваться с матерью по всяким государственным вопросам.
Насколько я мог судить, речь шла о том, какое место в будущем подобает занять Поппее. Агриппи на была неумолима. Ободренная кротостью Нерона, она настаивала, чтобы он отправил Поппею в Лузитанию к Отону. Только тогда, мол, цезарь снова сможет рассчитывать на ее благосклонность и материнскую любовь. А своему сыну она всегда желала только добра.
Нерон без труда уронил пару слезинок раскаяния, давая понять, что мать ему по-прежнему дороже любой женщины на свете. Он даже продекламировал несколько стихов, сложенных им в честь матери.
Агриппина опьянела от вина и своего нежданного успеха, а в таком состоянии человек еще охотнее, чем всегда, верит в то, на что надеется. Но я заметил, что она была осторожна и пила из той же чаши и ела из того же блюда, что и Нерон или ее наперсница Ацеррония. Полагаю, что к этому времени недоверие Агриппины уже улетучилось, просто она следовала многолетней привычке.
Аникет тоже проявил себя как незаурядный актер. Запыхавшийся и расстроенный вбежал он в зал и сообщил, что по недосмотру трирему Агриппины протаранили два боевых корабля, принимавшие участие в празднествах, так что теперь и речи быть не может о возвращении на ней в Анцию. К счастью, добавил он, в бухте стоит роскошное судно с отменной командой.
Мы сопроводили Агриппину в празднично иллюминированную гавань. Прощаясь, Нерон поцеловал ее глаза и грудь, а затем провел Агриппину, покачивающуюся от выпитого вина, на борт корабля и проникновенным голосом воскликнул:
— Да будут благосклонны к тебе римские боги! Тобой я рожден. И только с тобой я могу повелевать!
По правде говоря, прощание вышло несколько напыщенным и недостойным великого актера. Ночь была удивительно тихой и звездной. Когда корабль исчез из виду, Сенека и Бурр отправились спать, а мы, заговорщики, продолжали пировать.
Нерон был странно молчалив и задумчив. Внезапно он побледнел и вышел. Его вырвало. Сначала мы было решили, что Агриппина тайком подсыпала ему яду, потом поняли, что целый день лицедейства стоил ему много сил. Теперь же его охватила лихорадка нетерпения, и Аникет безуспешно убеждал цезаря, что все пройдет без сучка, без задоринки.
Позже я услышал от морского центуриона Обарита, командовавшего этим кораблем, что же тогда случилось.
Агриппина сразу направилась в свою изумительно отделанную каюту, но заснуть не смогла. В море к ней вернулась ее подозрительность, и она вдруг осознала, что может сейчас доверять только Ацерронии и своему управляющему Креперею Галлу, прочие же все — чужие и почти наверняка опасные люди.
Тогда Агриппина отправила Галла на корму. Он должен был отдать приказ, чтобы корабль пошел в Баулы. Там она собиралась переночевать, а утром, при свете дня, продолжить путь в Анцию. Аникет знал, что Агриппина во время своей давней ссылки на остров Пандатария зарабатывала на жизнь нырянием за губками и отлично держалась на воде. По тому корабль был построен так, чтобы развалиться в море мгновенно.
Под действием одного рычага должна была рассыпаться крыша каюты, обшитая листами свинца. Другой рычаг разрушал сам остов корабля. По вполне понятным соображениям о заговоре знала лишь небольшая часть команды, и получилось так, что каюту Агриппины оборудовали непосвященные, которые возвели над ее ложем весьма крепкий балдахин. Когда крыша каюты обрушилась, балдахин защитил Агриппину, так что она повредила себе лишь плечо. Ацеррония, которая сидела на полу и растирала своей госпоже ноги, вообще не пострадала, а вот Галла упавшая крыша раздавила насмерть.
На корабле поднялась паника. Однако Агриппина сразу поняла, в чем дело, ибо ночное море было совершенно спокойным и безопасным. Она приказала Ацерронии взобраться на корму и кричать: «Я — Агриппина! Спасите мать императора!»
Тогда центурион велел своим людям убить женщину веслом, поскольку полагал, что это и есть Агриппина, а сам тем временем продолжал дергать и раскачивать второй рычаг, который заело. Наконец он решил поставить корабль бортом к волне, чтобы опрокинуть его. Часть команды, знавшая о заговоре, бросилась к наклонившемуся борту, но остальные моряки стали карабкаться вверх, на противоположный борт и выправили крен. Агриппина же, воспользовавшись суматохой, незаметно скользнула в воду и поплыла к берегу. Несмотря на опьянение и боль в плече, ей удалось вынырнуть довольно далеко от корабля, где никто не смог уже различить ее голову среди мерцающих в воде звезд.
Когда судно скрылось за горизонтом, она заметила рыбачью лодку. Рыбаки подобрали Агриппи ну и по ее просьбе доставили в Баулы.
Центурион, однако, оказался человеком хладнокровным. Не зря выбор Аникета пал именно на него. Убедившись, что моряки убили Ацерронию, а сама Агриппина бесследно исчезла, он приказал вести полузатопленный корабль в Байи, чтобы прямо из порта послать к Аникету гонца с сообщением о случившемся. Стоило членам команды, не вовлеченным в заговор, очутиться в городе, как они тут же разнесли весть о страшном несчастьи.
Горожане поспешили к морю и принялись разыскивать мать императора, спустив на воду множество лодок. Тем временем появились рыбаки, подобравшие Агриппину и щедро ею вознагражденные, и рассказали, что мать цезаря отделалась несколькими царапинами и сейчас уже отдыхает у себя на вилле. Собравшаяся толпа тут же решила пойти к Агриппине и поздравить ее с чудесным спасением.
А Нерон, окруженный верными друзьями, даже не подозревал о надвигающейся опасности. То проливая слезы, то смеясь, он готовился оплакивать преждевременную кончину матери. Он собирался объявить траур по всей империи и уже набрасывал послание сенату и римскому народу.
Видимо, совесть все же мучила его, ибо он спросил нас, не следует ли ему внести предложение в сенат и объявить Агриппину Божественной. Ведь она была дочерью великого Германика, сестрой императора Гая Юлия, вдовой императора Клавдия и матерью императора Нерона;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112