Прежде чем он достиг пола, я сделал шаг вперед и носком ботинка ударил его в челюсть. Когда он приземлился, ему уже больше не хотелось вставать. Я решил было съездить ему еще пару раз по уху, но потом передумал.
В течение нескольких секунд я стоял посреди комнаты с мышцами, сжатыми в комок, натянутыми до предела. Затем я медленно выдохнул воздух и опустил руки, чувствуя, как напряжение постепенно покидает меня. Посмотрев на двух бандитов, валяющихся на полу, я понемногу снова начал обретать способность мыслить.
Я чувствовал некоторую вялость и расслабленность, руки дрожали, ноги сделались ватными и с трудом поддерживали тело в вертикальном положении. Это была естественная реакция на только что перенесенное возбуждение и опасность. Я знал, что добром это не кончится: чрезмерная нагрузка на сердце, надпочечники и прочие защитные приспособления организма. Когда-нибудь я-таки заработаю себе инфаркт...
Я подобрал с пола кольт и сунул его обратно в плечевую кобуру. Затем поднял нож и осмотрел его. Это был смертоносный клинок, хорошо знакомый мне со времени службы на флоте. Такими ножами с рукояткой, сужающейся к основанию, и длинным обоюдоострым лезвием вооружались десантные группы «командос». Страшное, грозное и в то же время почти элегантное оружие смерти. Это был не охотничий нож, он предназначался для того, чтобы убивать...
Я бросил нож на длинный низкий кофейный столик со следами сигаретных подпалин, стоявший возле шоколадно-коричневого дивана. Затем обыскал бандитов и извлек содержимое их карманов. Когда я покончил с этим делом, на кофейном столике рядом с ножом расположились кольт «Командер» 45-го калибра, пистолет поменьше системы «Браунинг», два бумажника и связка ключей. В моем кармане все еще лежал пружинный кастет, который я отобрал у Джо Наварро. Я добавил его ко всей коллекции, затем отправился на кухню, отыскал бутылку «бурбона» и плеснул на дно стакана для воды на два пальца виски. Я редко пью чистый «бурбон», но сейчас выпил его неразбавленным.
Вернувшись в гостиную, я сел на диван и обследовал бумажники. Это мне мало что дало. В бумажниках находились только деньги на общую сумму двести тридцать долларов. Ни документов, ни водительских прав — ничего, что могло бы дать хоть маленький намек на личность бандитов. Впрочем, у меня не было никаких сомнений относительно этих подонков: это были наемные убийцы, которым кто-то поручил разделаться со мной.
Я закурил сигарету, почти придя в нормальное состояние. «Бурбон» приятно согревал желудок, и единственное, что меня беспокоило, это суставы пальцев моей правой руки, которые распухли и болели. Впрочем, это было ничто по сравнению с тем, что почувствует коротышка с разбитым ртом, когда придет в себя.
Я поднялся с дивана и вдруг услышал какой-то шум в коридоре возле моей двери. Это был легкий шелест шагов по ковру, а затем осторожный стук в дверь.
Я замер, снова вытащил кольт из кобуры. Здесь были двое, которые поджидали меня в моей комнате. Но это не значило, что кроме них больше никого не могло быть: где-нибудь внизу, в машине или просто в коридоре.
Я осторожно приблизился к двери. Была также еще одна возможность: крошка Банни могла заметить свет в моих окнах я удивиться, почему я так долго не возвращаюсь. Может быть, она решила сама проверить, в чем дело...
Но я не мог рисковать. Я переложил револьвер в левую руку, правой взялся за ручку двери и рывком распахнул ее настежь, отпрыгнув в сторону и выставив вперед револьвер со взведенным курком.
Это был не мужчина. Это даже была не Банни. Это была Эллен Эмерсон.
Глава 6
Лицо Эллен было бледным, огромные глаза ее выглядели еще крупнее и были словно подернуты туманом. Мягкий огонек в них погас, отчего они казались даже чернее, чем были на самом деле.
Она шагнула вперед и увидела револьвер в моей руке. Рот ее широко раскрылся, а лицо приняло землистый оттенок. Она вскрикнула и замерла, не сводя глаз с револьвера.
Я опустил руку и убрал револьвер.
— Эллен... — пробормотал я, — что вы здесь делаете?
Она проглотила комок, застрявший в горле, не в силах произнести ни слова, лицо ее постепенно приобретало прежнюю окраску и вместе с тем прежнюю красоту.
Я взял ее за руку.
— Заходите же! И простите за револьвер: я думал, что это кто-то другой...
Наконец она обрела дар речи и даже попыталась изобразить некое подобие улыбки:
— Я... надеюсь, что это так!
Она вошла в комнату и снова испуганно вскрикнула, прижав ладонь к губам. Лицо ее начало проходить через всю гамму оттенков в обратном порядке. Она протянула дрожащую руку, указывая на что-то на полу.
Тогда только я вспомнил о двух распростертых телах, валявшихся на ковре. А я ведь только слегка расправился с ними, а если бы я разделался с ними по-настоящему, Эллен, наверное, составила бы им компанию на полу...
— Простите, Эллен, — сказал я. — Ради бога, простите! Извините за беспорядок в комнате. Здесь... немного не прибрано...
Она уронила руку и взглянула на меня.
— Что... что...
— Садитесь, — я подвел ее к дивану и усадил поудобнее, так, чтобы ей не было видно бандитов. — Одну минуточку! Я должен... э... слегка убрать в комнате...
Она ничего не ответила, но я услышал тихий стон.
Я посмотрел по сторонам и заметил, что высокий бандит начинает шевелиться. Низенький не доставит мне беспокойства еще долгое время, это я знал, долговязый же верзила был не только покрепче, но и получил от меня значительно меньшую порцию, чем коротышка.
— Эллен, — вежливо сказал я, — смотрите на стенку или еще куда-нибудь. Вот, поглядите на Амелию!
Амелия — это голая, яркая и довольно-таки непристойная, размером в квадратный ярд, висящая на стене над диваном, одна из тех цветастых лакированных красоток, которых можно встретить только в холостяцких квартирах. Амелия, которая говорит: «Придвинься поближе, милый!» не только глазами, но и значительной частью всего остального. Амелия, при виде которой дамы хмурятся и поджимают губы, а мужчины подходят поближе для более тщательного исследования и кривят губы в обратную сторону.
Эллен посмотрела на стену, и ее губы начали поджиматься, а я взял пружинный кастет, подошел к долговязому субъекту, начинающему приходить в себя, и трахнул его по черепу чуть повыше правого уха. Он снова стал неподвижным, словно превратился в безобидный предмет обстановки.
Когда я выпрямился, Эллен глядела на меня, но губы ее все еще были поджаты.
— Вы... вы ударили его! — в ужасе проговорила она.
— Ну да. Я его немного успокоил.
— Но... это ужасно!
— Что ужасно? Я должен был его...
— Но ведь он лежал беспомощным и неподвижным.
— Ну нет! Он уже шевелился!
— Шевелился! Он лежал на полу, ничего не делая...
Я прервал ее снова:
— Успокойтесь, дорогая!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
В течение нескольких секунд я стоял посреди комнаты с мышцами, сжатыми в комок, натянутыми до предела. Затем я медленно выдохнул воздух и опустил руки, чувствуя, как напряжение постепенно покидает меня. Посмотрев на двух бандитов, валяющихся на полу, я понемногу снова начал обретать способность мыслить.
Я чувствовал некоторую вялость и расслабленность, руки дрожали, ноги сделались ватными и с трудом поддерживали тело в вертикальном положении. Это была естественная реакция на только что перенесенное возбуждение и опасность. Я знал, что добром это не кончится: чрезмерная нагрузка на сердце, надпочечники и прочие защитные приспособления организма. Когда-нибудь я-таки заработаю себе инфаркт...
Я подобрал с пола кольт и сунул его обратно в плечевую кобуру. Затем поднял нож и осмотрел его. Это был смертоносный клинок, хорошо знакомый мне со времени службы на флоте. Такими ножами с рукояткой, сужающейся к основанию, и длинным обоюдоострым лезвием вооружались десантные группы «командос». Страшное, грозное и в то же время почти элегантное оружие смерти. Это был не охотничий нож, он предназначался для того, чтобы убивать...
Я бросил нож на длинный низкий кофейный столик со следами сигаретных подпалин, стоявший возле шоколадно-коричневого дивана. Затем обыскал бандитов и извлек содержимое их карманов. Когда я покончил с этим делом, на кофейном столике рядом с ножом расположились кольт «Командер» 45-го калибра, пистолет поменьше системы «Браунинг», два бумажника и связка ключей. В моем кармане все еще лежал пружинный кастет, который я отобрал у Джо Наварро. Я добавил его ко всей коллекции, затем отправился на кухню, отыскал бутылку «бурбона» и плеснул на дно стакана для воды на два пальца виски. Я редко пью чистый «бурбон», но сейчас выпил его неразбавленным.
Вернувшись в гостиную, я сел на диван и обследовал бумажники. Это мне мало что дало. В бумажниках находились только деньги на общую сумму двести тридцать долларов. Ни документов, ни водительских прав — ничего, что могло бы дать хоть маленький намек на личность бандитов. Впрочем, у меня не было никаких сомнений относительно этих подонков: это были наемные убийцы, которым кто-то поручил разделаться со мной.
Я закурил сигарету, почти придя в нормальное состояние. «Бурбон» приятно согревал желудок, и единственное, что меня беспокоило, это суставы пальцев моей правой руки, которые распухли и болели. Впрочем, это было ничто по сравнению с тем, что почувствует коротышка с разбитым ртом, когда придет в себя.
Я поднялся с дивана и вдруг услышал какой-то шум в коридоре возле моей двери. Это был легкий шелест шагов по ковру, а затем осторожный стук в дверь.
Я замер, снова вытащил кольт из кобуры. Здесь были двое, которые поджидали меня в моей комнате. Но это не значило, что кроме них больше никого не могло быть: где-нибудь внизу, в машине или просто в коридоре.
Я осторожно приблизился к двери. Была также еще одна возможность: крошка Банни могла заметить свет в моих окнах я удивиться, почему я так долго не возвращаюсь. Может быть, она решила сама проверить, в чем дело...
Но я не мог рисковать. Я переложил револьвер в левую руку, правой взялся за ручку двери и рывком распахнул ее настежь, отпрыгнув в сторону и выставив вперед револьвер со взведенным курком.
Это был не мужчина. Это даже была не Банни. Это была Эллен Эмерсон.
Глава 6
Лицо Эллен было бледным, огромные глаза ее выглядели еще крупнее и были словно подернуты туманом. Мягкий огонек в них погас, отчего они казались даже чернее, чем были на самом деле.
Она шагнула вперед и увидела револьвер в моей руке. Рот ее широко раскрылся, а лицо приняло землистый оттенок. Она вскрикнула и замерла, не сводя глаз с револьвера.
Я опустил руку и убрал револьвер.
— Эллен... — пробормотал я, — что вы здесь делаете?
Она проглотила комок, застрявший в горле, не в силах произнести ни слова, лицо ее постепенно приобретало прежнюю окраску и вместе с тем прежнюю красоту.
Я взял ее за руку.
— Заходите же! И простите за револьвер: я думал, что это кто-то другой...
Наконец она обрела дар речи и даже попыталась изобразить некое подобие улыбки:
— Я... надеюсь, что это так!
Она вошла в комнату и снова испуганно вскрикнула, прижав ладонь к губам. Лицо ее начало проходить через всю гамму оттенков в обратном порядке. Она протянула дрожащую руку, указывая на что-то на полу.
Тогда только я вспомнил о двух распростертых телах, валявшихся на ковре. А я ведь только слегка расправился с ними, а если бы я разделался с ними по-настоящему, Эллен, наверное, составила бы им компанию на полу...
— Простите, Эллен, — сказал я. — Ради бога, простите! Извините за беспорядок в комнате. Здесь... немного не прибрано...
Она уронила руку и взглянула на меня.
— Что... что...
— Садитесь, — я подвел ее к дивану и усадил поудобнее, так, чтобы ей не было видно бандитов. — Одну минуточку! Я должен... э... слегка убрать в комнате...
Она ничего не ответила, но я услышал тихий стон.
Я посмотрел по сторонам и заметил, что высокий бандит начинает шевелиться. Низенький не доставит мне беспокойства еще долгое время, это я знал, долговязый же верзила был не только покрепче, но и получил от меня значительно меньшую порцию, чем коротышка.
— Эллен, — вежливо сказал я, — смотрите на стенку или еще куда-нибудь. Вот, поглядите на Амелию!
Амелия — это голая, яркая и довольно-таки непристойная, размером в квадратный ярд, висящая на стене над диваном, одна из тех цветастых лакированных красоток, которых можно встретить только в холостяцких квартирах. Амелия, которая говорит: «Придвинься поближе, милый!» не только глазами, но и значительной частью всего остального. Амелия, при виде которой дамы хмурятся и поджимают губы, а мужчины подходят поближе для более тщательного исследования и кривят губы в обратную сторону.
Эллен посмотрела на стену, и ее губы начали поджиматься, а я взял пружинный кастет, подошел к долговязому субъекту, начинающему приходить в себя, и трахнул его по черепу чуть повыше правого уха. Он снова стал неподвижным, словно превратился в безобидный предмет обстановки.
Когда я выпрямился, Эллен глядела на меня, но губы ее все еще были поджаты.
— Вы... вы ударили его! — в ужасе проговорила она.
— Ну да. Я его немного успокоил.
— Но... это ужасно!
— Что ужасно? Я должен был его...
— Но ведь он лежал беспомощным и неподвижным.
— Ну нет! Он уже шевелился!
— Шевелился! Он лежал на полу, ничего не делая...
Я прервал ее снова:
— Успокойтесь, дорогая!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63