Пароходы прибывали, набитые переселенцами, туда слетались авантюристы всех мастей, женщины всех возрастов, для всех них Ильеус был либо первой, либо последней надеждой.
В городе все причудливо сплеталось: сегодняшний бедняк мог завтра стать богачом, тот, кто сегодня был погонщиком, завтра мог оказаться владельцем крупной фазенды, неграмотный батрак в один прекрасный день превращался в выдающегося политического лидера. В качестве примера всякий раз указывали на Орасио, который вначале был погонщиком, а теперь стал одним из крупнейших фазендейро в округе. И сегодняшний богач мог стать завтра бедняком, если какой-нибудь еще более богатый человек с помощью ловкого адвоката удачно проведет кашише и отберет у него землю. И кто угодно мог оказаться завтра бездыханным трупом, лежащим на улице с пулей в груди. Выше правосудия, выше судьи и прокурора, выше присяжных заседателей был закон пули — последней инстанции правосудия в Ильеусе.
В городе в то время начали разбивать скверы, муниципалитет пригласил известного столичного садовника. Газета оппозиции выступила по этому поводу со статьей, в которой говорилось, что «Ильеус гораздо больше нуждается в дорогах, чем в скверах». Но сами оппозиционеры с гордостью показывали приезжим цветы, которые были посажены на площадях, раньше заросших травой. А что касается дорог, люди и ослы сами прокладывали их там, где проходили в поисках пути для доставки своего какао в порт Ильеус, к океану пароходов и путешествий.
Таков был город и порт Сан-Жорже-дос-Ильеус, который начал появляться на последних экономических картах с изображением дерева какао.
6
Выходившая по субботам оппозиционная газета «А Фолья де Ильеус» в последнем номере приняла неслыханно резкий тон. Газетой руководил Филемон Андрейя, бывший портной, приехавший из Баии в Ильеус, где он и приобрел свою новую профессию. В городе было известно, что Филемон сам неспособен написать ни строчки, что даже те статьи, которые появлялись за его подписью, были написаны другими, а он был лишь подставным лицом. Как он стал редактором оппозиционной газеты, никто толком не знал. Раньше он выполнял для Орасио различные задания политического характера, а когда тот купил типографскую машину и шрифты для издания газеты, Филемон Андрейя был назначен ее редактором, чему все были несказанно удивлены.
— Так ведь он же едва умеет читать…
— Зато у него интеллигентная фамилия… — объяснял доктор Руи. — Она хорошо звучит… Главное — это эстетика… — и он пыжился, произнося: — «Филемон Андрейя!» Фамилия, которая сделала бы честь даже крупному поэту! — говорил он.
Публика в Ильеусе приписывала доктору Руи авторство статей, публикуемых в «А Фолья де Ильеус». В городе образовались настоящие группы болельщиков, когда в период выборов «А Фолья де Ильеус» и «О Комерсио» начали между собой полемику, полную самых оскорбительных эпитетов. С одной стороны доктор Руи со своим красноречием и гладкими, напыщенными фразами, с другой — Мануэл де Оливейра и иной раз доктор Женаро.
Мануэл де Оливейра был профессиональным журналистом. Он сотрудничал в разных газетах Баии, пока Жука Бадаро, познакомившийся с ним в одном из кабаре столицы штата, не взял его в редакторы «О Комерсио». Он был ловок и вместе с тем прямолинеен и почти всегда добивался успеха.
Что касается статей доктора Женаро, то они были начинены юридическими цитатами, и поэтому адвокат Бадаро считался самым культурным человеком в городе; с восхищением рассказывали, что у него дома сотни книг. К тому же он вел замкнутую жизнь, из дому почти не выходил, в барах не бывал, кабаре не посещал. Он был трезвенник; что же касается женщин, то говорили, будто Машадан приходила раз или два в месяц к нему домой и спала с ним. Машадан была уже немолода, она приехала в этот город, когда он еще едва начинал разрастаться. Лет двадцать тому назад эта женщина вызвала большую сенсацию в Ильеусе. Сейчас она содержала дом терпимости, однако сама уже вела скромный образ жизни. Она делала исключение лишь для доктора Женаро, который, по ее словам, не мог привыкнуть ни к какой другой женщине.
Возможно, именно поэтому редакционная статья в «А Фолья де Ильеус», занимавшая почти всю первую полосу этого маленького оппозиционного еженедельника, назвала в субботнем номере Женаро «лицемерным иезуитом». И все же ему лично досталось в этот день меньше, чем другим единомышленникам Бадаро. Статья была посвящена поджогу нотариальной конторы Венансио в Табокасе. «А Фолья де Ильеус» резко осуждала этот «акт варварства, подрывающий репутацию цивилизованной земли, каковой пользовался округ Ильеуса в общественном мнении страны». Имя полковника Теодоро на страницах газеты было окружено великолепной коллекцией оскорбительных имен существительных и прилагательных: «бандит», «запойный пьяница», «профессиональный игрок по призванию», «садистская душа», «человек, недостойный жить на культурной земле», «кровожадный тип» и так далее. И все же осталось кое-что и на долю Бадаро. Жука был охарактеризован как «дешевый завоеватель женщин легкого поведения», как «бесстыдный покровитель проституток и бандитов», а по адресу Синьо газета выступила с обычными обвинениями: «мошенник, главарь жагунсо», «владелец нечистым путем приобретенного состояния», «виновник смерти десятков людей», «беспринципный политический лидер».
Статья взывала к правосудию. В ней говорилось, что нечего и оспаривать право собственности на лес Секейро-Гранде. Ибо лес был обмерен законным путем и бумаги на владение землей должным образом зарегистрированы в нотариальной конторе. К тому же этот лес — собственность не одного, а ряда землевладельцев. Среди них есть, правда, крупные фазендейро. Но большинство, — указывала газета, — составляют мелкие плантаторы. Бадаро же хотели завладеть лесом одни, нанеся таким образом ущерб не только законным владельцам, но также и прогрессу всего округа, нарушив принцип разделения собственности, «который стал тенденцией века, как в этом можно убедиться на примере Франции».
Газета далее утверждала, что полковник Орасио, прогрессивный, передовой человек, решив вырубить лес и засадить Секейро-Гранде деревьями какао, помышлял не только о своих личных интересах. Он думал также о прогрессе округа и привлек к участию в своем цивилизованном предприятии мелких собственников, плантации которых граничат с этим лесом. Вот это и называется быть полезным и хорошим гражданином. Как можно сравнивать его с Бадаро, этими «беспринципными честолюбцами», промышляющими лишь о своих личных интересах? Статья в «А Фолья де Ильеус» заканчивалась заявлением, что Орасио и другие законные владельцы Секейро-Гранде обратятся в суд, причем ответственность за то, что произойдет в случае, если Бадаро попытаются помешать вырубке леса и культурному освоению этой территории, ляжет на них, на Бадаро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
В городе все причудливо сплеталось: сегодняшний бедняк мог завтра стать богачом, тот, кто сегодня был погонщиком, завтра мог оказаться владельцем крупной фазенды, неграмотный батрак в один прекрасный день превращался в выдающегося политического лидера. В качестве примера всякий раз указывали на Орасио, который вначале был погонщиком, а теперь стал одним из крупнейших фазендейро в округе. И сегодняшний богач мог стать завтра бедняком, если какой-нибудь еще более богатый человек с помощью ловкого адвоката удачно проведет кашише и отберет у него землю. И кто угодно мог оказаться завтра бездыханным трупом, лежащим на улице с пулей в груди. Выше правосудия, выше судьи и прокурора, выше присяжных заседателей был закон пули — последней инстанции правосудия в Ильеусе.
В городе в то время начали разбивать скверы, муниципалитет пригласил известного столичного садовника. Газета оппозиции выступила по этому поводу со статьей, в которой говорилось, что «Ильеус гораздо больше нуждается в дорогах, чем в скверах». Но сами оппозиционеры с гордостью показывали приезжим цветы, которые были посажены на площадях, раньше заросших травой. А что касается дорог, люди и ослы сами прокладывали их там, где проходили в поисках пути для доставки своего какао в порт Ильеус, к океану пароходов и путешествий.
Таков был город и порт Сан-Жорже-дос-Ильеус, который начал появляться на последних экономических картах с изображением дерева какао.
6
Выходившая по субботам оппозиционная газета «А Фолья де Ильеус» в последнем номере приняла неслыханно резкий тон. Газетой руководил Филемон Андрейя, бывший портной, приехавший из Баии в Ильеус, где он и приобрел свою новую профессию. В городе было известно, что Филемон сам неспособен написать ни строчки, что даже те статьи, которые появлялись за его подписью, были написаны другими, а он был лишь подставным лицом. Как он стал редактором оппозиционной газеты, никто толком не знал. Раньше он выполнял для Орасио различные задания политического характера, а когда тот купил типографскую машину и шрифты для издания газеты, Филемон Андрейя был назначен ее редактором, чему все были несказанно удивлены.
— Так ведь он же едва умеет читать…
— Зато у него интеллигентная фамилия… — объяснял доктор Руи. — Она хорошо звучит… Главное — это эстетика… — и он пыжился, произнося: — «Филемон Андрейя!» Фамилия, которая сделала бы честь даже крупному поэту! — говорил он.
Публика в Ильеусе приписывала доктору Руи авторство статей, публикуемых в «А Фолья де Ильеус». В городе образовались настоящие группы болельщиков, когда в период выборов «А Фолья де Ильеус» и «О Комерсио» начали между собой полемику, полную самых оскорбительных эпитетов. С одной стороны доктор Руи со своим красноречием и гладкими, напыщенными фразами, с другой — Мануэл де Оливейра и иной раз доктор Женаро.
Мануэл де Оливейра был профессиональным журналистом. Он сотрудничал в разных газетах Баии, пока Жука Бадаро, познакомившийся с ним в одном из кабаре столицы штата, не взял его в редакторы «О Комерсио». Он был ловок и вместе с тем прямолинеен и почти всегда добивался успеха.
Что касается статей доктора Женаро, то они были начинены юридическими цитатами, и поэтому адвокат Бадаро считался самым культурным человеком в городе; с восхищением рассказывали, что у него дома сотни книг. К тому же он вел замкнутую жизнь, из дому почти не выходил, в барах не бывал, кабаре не посещал. Он был трезвенник; что же касается женщин, то говорили, будто Машадан приходила раз или два в месяц к нему домой и спала с ним. Машадан была уже немолода, она приехала в этот город, когда он еще едва начинал разрастаться. Лет двадцать тому назад эта женщина вызвала большую сенсацию в Ильеусе. Сейчас она содержала дом терпимости, однако сама уже вела скромный образ жизни. Она делала исключение лишь для доктора Женаро, который, по ее словам, не мог привыкнуть ни к какой другой женщине.
Возможно, именно поэтому редакционная статья в «А Фолья де Ильеус», занимавшая почти всю первую полосу этого маленького оппозиционного еженедельника, назвала в субботнем номере Женаро «лицемерным иезуитом». И все же ему лично досталось в этот день меньше, чем другим единомышленникам Бадаро. Статья была посвящена поджогу нотариальной конторы Венансио в Табокасе. «А Фолья де Ильеус» резко осуждала этот «акт варварства, подрывающий репутацию цивилизованной земли, каковой пользовался округ Ильеуса в общественном мнении страны». Имя полковника Теодоро на страницах газеты было окружено великолепной коллекцией оскорбительных имен существительных и прилагательных: «бандит», «запойный пьяница», «профессиональный игрок по призванию», «садистская душа», «человек, недостойный жить на культурной земле», «кровожадный тип» и так далее. И все же осталось кое-что и на долю Бадаро. Жука был охарактеризован как «дешевый завоеватель женщин легкого поведения», как «бесстыдный покровитель проституток и бандитов», а по адресу Синьо газета выступила с обычными обвинениями: «мошенник, главарь жагунсо», «владелец нечистым путем приобретенного состояния», «виновник смерти десятков людей», «беспринципный политический лидер».
Статья взывала к правосудию. В ней говорилось, что нечего и оспаривать право собственности на лес Секейро-Гранде. Ибо лес был обмерен законным путем и бумаги на владение землей должным образом зарегистрированы в нотариальной конторе. К тому же этот лес — собственность не одного, а ряда землевладельцев. Среди них есть, правда, крупные фазендейро. Но большинство, — указывала газета, — составляют мелкие плантаторы. Бадаро же хотели завладеть лесом одни, нанеся таким образом ущерб не только законным владельцам, но также и прогрессу всего округа, нарушив принцип разделения собственности, «который стал тенденцией века, как в этом можно убедиться на примере Франции».
Газета далее утверждала, что полковник Орасио, прогрессивный, передовой человек, решив вырубить лес и засадить Секейро-Гранде деревьями какао, помышлял не только о своих личных интересах. Он думал также о прогрессе округа и привлек к участию в своем цивилизованном предприятии мелких собственников, плантации которых граничат с этим лесом. Вот это и называется быть полезным и хорошим гражданином. Как можно сравнивать его с Бадаро, этими «беспринципными честолюбцами», промышляющими лишь о своих личных интересах? Статья в «А Фолья де Ильеус» заканчивалась заявлением, что Орасио и другие законные владельцы Секейро-Гранде обратятся в суд, причем ответственность за то, что произойдет в случае, если Бадаро попытаются помешать вырубке леса и культурному освоению этой территории, ляжет на них, на Бадаро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87