Да и кому в Ильеусе не известны были планы Бадаро в отношении Секейро-Гранде? Однако все знали, что такие же намерения были и у Орасио. Максимилиано заговорил об этом. Синьо Бадаро разъяснил:
— Лес мой, я только что зарегистрировал документ на право владения им в нотариальной конторе Домингоса Рейса. Он мой, и плохо будет тому, кто туда сунется…
Синьо Бадаро сказал это с убеждением, грозя пальцем невидимому врагу, и Максимилиано Кампос отступил перед полковником. Но тот засмеялся и предложил поговорить о делах:
— Я хочу продать свой урожай. Сейчас я реализую двенадцать тысяч арроб… Цена сегодня — четырнадцать и две десятых мильрейса за арробу… Итого сто семьдесят конто. Согласны?
Максимилиано произвел подсчет. Поднял голову, снял очки:
— А условия расчета?
— Мне не нужны деньги сейчас же. Я хочу, чтобы вы открыли мне кредит на эту сумму. Мне понадобятся деньги на вырубку леса и устройство плантаций… Я буду забирать их постепенно…
— Сто семьдесят конто четыреста мильрейсов… — объявил Максимилиано, закончив подсчеты.
Они переговорили о подробностях сделки. Бадаро продавали свое какао фирме «Зуде, брат и Кo» уже много лет. И ни к кому из своих клиентов на юге Баии экспортная фирма не проявляла такого внимания, как к братьям Бадаро.
Синьо простился. На следующий день он вернется, чтобы подписать контракт на продажу. Еще не выходя из конторы, он сказал:
— На эти деньги вырубим лес и посадим какао! А если понадобится, будем вести борьбу, сеньор Максимилиано! — Он держался серьезно, разглаживая бороду, взгляд его был суров.
Максимилиано не нашелся что сказать и спросил:
— А как поживает маленькая дона Ана?
Лицо Синьо потеряло суровость и расплылось в улыбке:
— Она уже взрослая девушка… И хорошенькая! Скоро выйдет замуж…
Максимилиано Кампос проводил полковника вниз по лестнице и расстался с ним на мостовой, крепко пожав руку:
— Желаю всего наилучшего вашей семье, полковник!
Синьо Бадаро зашагал по середине улицы, придерживая шляпу рукой и отвечая на приветствия со всех сторон. Люди переходили улицу, чтобы поздороваться с ним.
9
В день Сан-Жорже город наполнился колокольным звоном. Это празднество посвящалось покровителю города, и было самое большое в Ильеусе. Утром на торжественном заседании в муниципалитете префект напомнил о Жорже де Фигейредо Коррейя, который получил в дар земли Ильеуса и создал там первые примитивные энженьо — плантации с сахарными заводами при них, тут же уничтожавшиеся индейцами. К нему он приравнял тех, кто прибыл позднее и привез с собой семена какао. Доктор Женаро тоже сказал речь, полную цитат на иностранном языке, которых большая часть присутствующих не поняла.
В этой официальной части праздника сторонники Орасио участия не принимали. Но сейчас все они, одетые в черные фраки, шагали по дороге в собор, откуда должна была выйти процессия Сан-Жорже, путь которой проходил по центральным улицам города.
Каноник Фрейтас всегда старался быть в стороне от политических распрей полковников. Он не ввязывался в них, ладил и с Бадаро и с Орасио, с префектом Ильеуса и с доктором Жессе. Организовывалась подписка на строительство женского монастырского пансиона, — подписной лист составлялся в двух экземплярах, с тем чтобы ни Синьо Бадаро, ни Орасио не пришлось подписываться вторым. И тот, и другой были удовлетворены, получив бумагу, на которой еще не было ни одной подписи, причем каждый из них думал, что подписывается первым. Эта ловкая политика приводила к тому, что власти и оппозиция были объединены вокруг церкви. Кроме того, каноник Фрейтас был достаточно либеральным, он никогда не возражал против того, что большинство видных полковников состояло в масонской ложе. Правда, он помогал Синьо Бадаро в борьбе, которую тот повел против масонов, избравших Орасио обер-мастером, но не выступал открыто, а всегда оставался в тени. Зато, не таясь, он боролся против культа англичан, против протестантской церкви.
Если жена Орасио оказывала покровительство празднику Санто-Антонио, длившемуся девять дней, то жена Жуки Бадаро и дона Ана покровительствовали празднику Сан-Жорже. Соперники изощрялись в богатстве фейерверка в те дни, когда их жены принимали участие в устройстве празднества. На празднике святой Пасхи каноник Фрейтас поручал одному из них мессу с пением, а другому — заботу об алтаре. Он играл, когда мог, на их соперничестве, а когда это было ему выгодно, старался примирить их.
Затянутые в черные фраки мужчины поджидали на соборной площади женщин, которые торопливо проходили в собор. Вот проследовала Эстер под руку с Орасио; она выглядела очень элегантно в одном из тех платьев, которые напоминали ей времена Баии. Виржилио увидел ее и поздоровался, сняв соломенную шляпу. Орасио помахал рукой, приветствуя его, Эстер кивнула головой.
Люди вокруг перешептывались с язвительными улыбками. Вскоре прошли Синьо и Жука Бадаро. Синьо вел под руку дону Ану. Жука пришел с женой. Наступил черед капитана Жоана Магальяэнса, который появился в сером фраке, выделявшемся на фоне черной одежды мужчин. Он снял цилиндр и склонился, приветствуя Бадаро. Дона Ана прикрыла лицо веером, Синьо дотронулся рукой до шляпы, Жука закричал:
— Ола, капитан!
— У них флирт… — сказала одна из девушек.
Жессе появился весь потный — он почти бежал по улице. Остановился на минуту поговорить с Виржилио и тут же умчался дальше. Важно и торжественно прошел Женаро. Он выступал размеренным шагом, уставившись в землю. Проследовал префект, прошли Манека Дантас и дона Аурисидия с детьми. Теодоро дас Бараунас был одет, как обычно. Только вместо бриджей защитного цвета, заправленных в сапоги, он надел белые, тщательно выглаженные брюки. На мизинце у него блистал огромный брильянт. Появилась и Марго, но она не вошла в церковь, а остановилась на углу площади, беседуя с Мануэлем де Оливейра. Женщины украдкой поглядывали на нее, отпуская замечания по поводу ее одежды и манер.
— Это новая любовница Жуки Бадаро… — сказал кто-то.
— Говорят, раньше она жила с доктором Виржилио…
— Теперь у него есть кое-что получше…
Послышался смех. Поодаль стояли люди с босыми ногами. Церковь была переполнена, народ занял площадь, разлился по улице. Из врат храма вышли каноник Фрейтас и два других священнослужителя. Они стали устанавливать порядок процессии. Впереди — носилки с маленькой статуей младенца Иисуса. Эти носилки несли дети, одетые в белое, четверо мальчиков из лучших семей города. Среди них был, в частности, сын Манеки Дантаса. Носилки двинулись по улице перед собором. За ними шел оркестр и шествовали одетые в форму ученики колледжей под присмотром своих педагогов. Когда они отошли немного, тронулись носилки со статуей девы Марии, уже значительно большего размера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
— Лес мой, я только что зарегистрировал документ на право владения им в нотариальной конторе Домингоса Рейса. Он мой, и плохо будет тому, кто туда сунется…
Синьо Бадаро сказал это с убеждением, грозя пальцем невидимому врагу, и Максимилиано Кампос отступил перед полковником. Но тот засмеялся и предложил поговорить о делах:
— Я хочу продать свой урожай. Сейчас я реализую двенадцать тысяч арроб… Цена сегодня — четырнадцать и две десятых мильрейса за арробу… Итого сто семьдесят конто. Согласны?
Максимилиано произвел подсчет. Поднял голову, снял очки:
— А условия расчета?
— Мне не нужны деньги сейчас же. Я хочу, чтобы вы открыли мне кредит на эту сумму. Мне понадобятся деньги на вырубку леса и устройство плантаций… Я буду забирать их постепенно…
— Сто семьдесят конто четыреста мильрейсов… — объявил Максимилиано, закончив подсчеты.
Они переговорили о подробностях сделки. Бадаро продавали свое какао фирме «Зуде, брат и Кo» уже много лет. И ни к кому из своих клиентов на юге Баии экспортная фирма не проявляла такого внимания, как к братьям Бадаро.
Синьо простился. На следующий день он вернется, чтобы подписать контракт на продажу. Еще не выходя из конторы, он сказал:
— На эти деньги вырубим лес и посадим какао! А если понадобится, будем вести борьбу, сеньор Максимилиано! — Он держался серьезно, разглаживая бороду, взгляд его был суров.
Максимилиано не нашелся что сказать и спросил:
— А как поживает маленькая дона Ана?
Лицо Синьо потеряло суровость и расплылось в улыбке:
— Она уже взрослая девушка… И хорошенькая! Скоро выйдет замуж…
Максимилиано Кампос проводил полковника вниз по лестнице и расстался с ним на мостовой, крепко пожав руку:
— Желаю всего наилучшего вашей семье, полковник!
Синьо Бадаро зашагал по середине улицы, придерживая шляпу рукой и отвечая на приветствия со всех сторон. Люди переходили улицу, чтобы поздороваться с ним.
9
В день Сан-Жорже город наполнился колокольным звоном. Это празднество посвящалось покровителю города, и было самое большое в Ильеусе. Утром на торжественном заседании в муниципалитете префект напомнил о Жорже де Фигейредо Коррейя, который получил в дар земли Ильеуса и создал там первые примитивные энженьо — плантации с сахарными заводами при них, тут же уничтожавшиеся индейцами. К нему он приравнял тех, кто прибыл позднее и привез с собой семена какао. Доктор Женаро тоже сказал речь, полную цитат на иностранном языке, которых большая часть присутствующих не поняла.
В этой официальной части праздника сторонники Орасио участия не принимали. Но сейчас все они, одетые в черные фраки, шагали по дороге в собор, откуда должна была выйти процессия Сан-Жорже, путь которой проходил по центральным улицам города.
Каноник Фрейтас всегда старался быть в стороне от политических распрей полковников. Он не ввязывался в них, ладил и с Бадаро и с Орасио, с префектом Ильеуса и с доктором Жессе. Организовывалась подписка на строительство женского монастырского пансиона, — подписной лист составлялся в двух экземплярах, с тем чтобы ни Синьо Бадаро, ни Орасио не пришлось подписываться вторым. И тот, и другой были удовлетворены, получив бумагу, на которой еще не было ни одной подписи, причем каждый из них думал, что подписывается первым. Эта ловкая политика приводила к тому, что власти и оппозиция были объединены вокруг церкви. Кроме того, каноник Фрейтас был достаточно либеральным, он никогда не возражал против того, что большинство видных полковников состояло в масонской ложе. Правда, он помогал Синьо Бадаро в борьбе, которую тот повел против масонов, избравших Орасио обер-мастером, но не выступал открыто, а всегда оставался в тени. Зато, не таясь, он боролся против культа англичан, против протестантской церкви.
Если жена Орасио оказывала покровительство празднику Санто-Антонио, длившемуся девять дней, то жена Жуки Бадаро и дона Ана покровительствовали празднику Сан-Жорже. Соперники изощрялись в богатстве фейерверка в те дни, когда их жены принимали участие в устройстве празднества. На празднике святой Пасхи каноник Фрейтас поручал одному из них мессу с пением, а другому — заботу об алтаре. Он играл, когда мог, на их соперничестве, а когда это было ему выгодно, старался примирить их.
Затянутые в черные фраки мужчины поджидали на соборной площади женщин, которые торопливо проходили в собор. Вот проследовала Эстер под руку с Орасио; она выглядела очень элегантно в одном из тех платьев, которые напоминали ей времена Баии. Виржилио увидел ее и поздоровался, сняв соломенную шляпу. Орасио помахал рукой, приветствуя его, Эстер кивнула головой.
Люди вокруг перешептывались с язвительными улыбками. Вскоре прошли Синьо и Жука Бадаро. Синьо вел под руку дону Ану. Жука пришел с женой. Наступил черед капитана Жоана Магальяэнса, который появился в сером фраке, выделявшемся на фоне черной одежды мужчин. Он снял цилиндр и склонился, приветствуя Бадаро. Дона Ана прикрыла лицо веером, Синьо дотронулся рукой до шляпы, Жука закричал:
— Ола, капитан!
— У них флирт… — сказала одна из девушек.
Жессе появился весь потный — он почти бежал по улице. Остановился на минуту поговорить с Виржилио и тут же умчался дальше. Важно и торжественно прошел Женаро. Он выступал размеренным шагом, уставившись в землю. Проследовал префект, прошли Манека Дантас и дона Аурисидия с детьми. Теодоро дас Бараунас был одет, как обычно. Только вместо бриджей защитного цвета, заправленных в сапоги, он надел белые, тщательно выглаженные брюки. На мизинце у него блистал огромный брильянт. Появилась и Марго, но она не вошла в церковь, а остановилась на углу площади, беседуя с Мануэлем де Оливейра. Женщины украдкой поглядывали на нее, отпуская замечания по поводу ее одежды и манер.
— Это новая любовница Жуки Бадаро… — сказал кто-то.
— Говорят, раньше она жила с доктором Виржилио…
— Теперь у него есть кое-что получше…
Послышался смех. Поодаль стояли люди с босыми ногами. Церковь была переполнена, народ занял площадь, разлился по улице. Из врат храма вышли каноник Фрейтас и два других священнослужителя. Они стали устанавливать порядок процессии. Впереди — носилки с маленькой статуей младенца Иисуса. Эти носилки несли дети, одетые в белое, четверо мальчиков из лучших семей города. Среди них был, в частности, сын Манеки Дантаса. Носилки двинулись по улице перед собором. За ними шел оркестр и шествовали одетые в форму ученики колледжей под присмотром своих педагогов. Когда они отошли немного, тронулись носилки со статуей девы Марии, уже значительно большего размера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87