Но спустя полчаса королева обнаружила роскошно обустроенную комнату, убранную дорогими тканями, с большой постелью за тяжелой занавесью из голубого шелка. Она явно принадлежала женщине и казалась обжитой. Но и эта комната была пуста.
Элеонора гневно стиснула зубы. На скамейке для коленопреклонений, которая стояла перед красивым изображением Святого Семейства, она обнаружила перчатку из грубой кожи, которой пользуются охотники для того, чтобы носить на руке сокола. Это была перчатка Генриха.
В комнате были еще две двери, но каждая из них выводила в один из бесконечных коридоров, которые, казалось, пронизывали все здание. Элеоноре было ясно, что в этой путанице был свой смысл, и Генрих и его любовница знали запутанный план здания и пользовались им, дабы избежать непредвиденных сюрпризов. Лабиринт был расположен так искусно, что, выглянув из окна, Элеонора установила, что она уже не находится на первом этаже, хотя ей не попадалось по пути ни одной лестницы.
Она заткнула перчатку за пояс. Затем обнаружила рядом с пяльцами у камина катушку с шелковыми нитками, привязала конец нитки к ручке двери и принялась разматывать катушку. Эта нить Ариадны предназначалась для того, чтобы дважды не идти по одному и тому же пути; благодаря ей, после некоторого блуждания Элеонора все же вернулась к воротам, ведущим к выходу. Она мрачно взглянула на своих спутников, которые, слегка обеспокоенные, ждали ее у лошадей. Леди Суффолк подошла к ней.
– Ваше величество, вы очень бледны. У вашего величества болит что-нибудь?
– Чепуха, Джейн. Я чувствую себя великолепно. По коням, нам нечего здесь больше искать. Дом пуст.
Этот приказ дался ей легче, чем сознание того, что вспугнутая горлица выскользнула у нее из рук и провела ее. Она не хотела думать ни о поражении, ни о том злорадстве, с которым любовница наблюдала за ее блужданиями, но гнев ее возрастал. Закутавшись в плащ, как в панцирь, королева скакала назад в Лондон. Она затворилась в своих покоях, не сказав никому ни слова, и ничем не выдала ни гнева, ни нетерпения.
Когда появился король, она, не выказывая никакого волнения, холодно сообщила ему о своем намерении отправиться в Аквитанию.
– Знатные люди моей страны требуют моего присутствия, – сказала она, – было бы неразумно их разочаровывать… Завтра утром я выезжаю.
– К чему такая спешка? Кто вас торопит? Вы нужны и здесь.
Слабая улыбка обозначилась на лице королевы. Она пожала плечами.
– Но в гораздо меньшей степени, господин. Гораздо меньшей.
Движением руки она предупредила его ответ. Затем вынула перчатку для соколиной охоты из ящика и бросила перед ним на стол.
– Вряд ли вы сможете убедить меня в обратном, Генрих. Быть может, впервые в своей жизни король не знал, что ему ответить. Он лишь опустил голову.
Рано утром на следующий день королева отплыла с небольшой свитой, куда входил и Бертран де Вентадур, на корабле королевской флотилии в Бордо. Уже вечером, по прибытии в Омбриер, она стала любовницей своего придворного поэта.
* * *
В ослепительных лучах юга туманные дни в Лондоне даже не вспоминались. Элеоноре казалось, что она пробудилась от кошмара. Новая любовь избавила ее от предыдущей, которую так унизил король Генрих. Бернар был мягок, нежен, бесконечно влюблен, безумен от радости и едва мог поверить в свое великое счастье.
Во время этого безмятежного существования Элеонора получила весть о том, что Розамунда Клиффорд водворена в монастырь. Эту новость она восприняла холодно. Ей было уже ясно, что Генрих не из-за нее заключил свою любовницу в монастырь, просто он хотел от нее отделаться. Кроме того, она стала совершенно равнодушна к Генриху, он как будто умер для нее.
Дети росли в ее окружении, из них она больше всего любила Ричарда, чье военное воспитание доверила старому гасконскому вояке по имени Меркадер, который полюбил мальчика как собственного сына. Под его руководством, Элеонора была уверена, Ричард станет отважным воином.
Поскольку отныне ничто не мешало ее счастью, королева Англии решила большую часть времени проводить в своих владениях. К Англии она питала непреодолимое отвращение, ибо там ни одного дня она не была счастлива, и в дальнейшем подписывала свои письма так: «Элеонора, Божьей яростью – королева Англии».
К несчастью, до ушей Генриха II вскоре дошли любовные посвящения Бернара де Вентадура. Из чувства мести, как будто он был единственным обманутым, Генрих дал понять своей супруге, что накажет ее за измену, как только убедится в этом. Пока Бернар оставался рядом с Элеонорой, он был в опасности. Она отослала его.
– Что станет со мною без моей дамы, – жаловался трубадур.
– То же самое, что и со мной без тебя: это будет величайший пример благоразумия. У нас были прекрасные мгновения, Бернар. Теперь пришла пора платить за них. Сделаем же это с улыбкой, насколько у нас хватит сил…
Но несмотря на эти мужественные слова, ненависть и отвращение Элеоноры к своему супругу лишь увеличивались. Этот человек был каким-то воплощением зла в ее жизни.
Когда она уверилась, что Бернар находится в безопасности, она вздохнула с облегчением. Время любви закончилось. Теперь она должна подумать о своих детях и о своих вассалах. Аквитании требовались ее сила и энергия, и она не хотела уклоняться от своих обязанностей.
Время шло и приносило радости и огорчения. Все дети превратились в юношей и девушек, кроме умершего маленького Вильгельма. Дочь Элеонора стала королевой Кастилии, Жанна – королевой Сицилии, а Матильда – герцогиней Баварской. Юный Генрих женился на Маргарите, дочери Людовика Французского и его второй жены, а Ричард и Аликс, дочь того же Людовика VII и его третьей супруги Адели де Шампань, были помолвлены.
Много лет подряд Элеонора предлагала убежище у себя в стране своему другу Бекету. Экс-канцлер стал архиепископом Кентерберийским, и поскольку он всерьез был озабочен судьбой церкви, на которую Генрих II хотел наложить руку, он встал на сторону оппозиции. Дружба с королем на этом закончилась. Когда Бекет возвратился в Англию, по поручению Генриха II он был убит. Народ встал на сторону Бекета, он был провозглашен святым, и Генрих должен был публично приносить покаяние.
По этому случаю Элеонора ездила в Англию, но вид полуобнаженного супруга, который перед гробом Бекета каялся перед священниками, не смягчил ее сердца. Ее ненависть только возрастала и объединялась с ненавистью Ричарда, который должен был мириться с тем, что его отец, охваченный старческой похотью, обесчестил его невесту Аликс. Этого он не мог простить ему.
Сыновья Генриха восстали против своего отца. Элеонора поддерживала их всеми возможными способами. Однако они были разбиты и побеждены, и хотя Генрих простил своих сыновей, он приказал посадить в тюрьму Элеонору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Элеонора гневно стиснула зубы. На скамейке для коленопреклонений, которая стояла перед красивым изображением Святого Семейства, она обнаружила перчатку из грубой кожи, которой пользуются охотники для того, чтобы носить на руке сокола. Это была перчатка Генриха.
В комнате были еще две двери, но каждая из них выводила в один из бесконечных коридоров, которые, казалось, пронизывали все здание. Элеоноре было ясно, что в этой путанице был свой смысл, и Генрих и его любовница знали запутанный план здания и пользовались им, дабы избежать непредвиденных сюрпризов. Лабиринт был расположен так искусно, что, выглянув из окна, Элеонора установила, что она уже не находится на первом этаже, хотя ей не попадалось по пути ни одной лестницы.
Она заткнула перчатку за пояс. Затем обнаружила рядом с пяльцами у камина катушку с шелковыми нитками, привязала конец нитки к ручке двери и принялась разматывать катушку. Эта нить Ариадны предназначалась для того, чтобы дважды не идти по одному и тому же пути; благодаря ей, после некоторого блуждания Элеонора все же вернулась к воротам, ведущим к выходу. Она мрачно взглянула на своих спутников, которые, слегка обеспокоенные, ждали ее у лошадей. Леди Суффолк подошла к ней.
– Ваше величество, вы очень бледны. У вашего величества болит что-нибудь?
– Чепуха, Джейн. Я чувствую себя великолепно. По коням, нам нечего здесь больше искать. Дом пуст.
Этот приказ дался ей легче, чем сознание того, что вспугнутая горлица выскользнула у нее из рук и провела ее. Она не хотела думать ни о поражении, ни о том злорадстве, с которым любовница наблюдала за ее блужданиями, но гнев ее возрастал. Закутавшись в плащ, как в панцирь, королева скакала назад в Лондон. Она затворилась в своих покоях, не сказав никому ни слова, и ничем не выдала ни гнева, ни нетерпения.
Когда появился король, она, не выказывая никакого волнения, холодно сообщила ему о своем намерении отправиться в Аквитанию.
– Знатные люди моей страны требуют моего присутствия, – сказала она, – было бы неразумно их разочаровывать… Завтра утром я выезжаю.
– К чему такая спешка? Кто вас торопит? Вы нужны и здесь.
Слабая улыбка обозначилась на лице королевы. Она пожала плечами.
– Но в гораздо меньшей степени, господин. Гораздо меньшей.
Движением руки она предупредила его ответ. Затем вынула перчатку для соколиной охоты из ящика и бросила перед ним на стол.
– Вряд ли вы сможете убедить меня в обратном, Генрих. Быть может, впервые в своей жизни король не знал, что ему ответить. Он лишь опустил голову.
Рано утром на следующий день королева отплыла с небольшой свитой, куда входил и Бертран де Вентадур, на корабле королевской флотилии в Бордо. Уже вечером, по прибытии в Омбриер, она стала любовницей своего придворного поэта.
* * *
В ослепительных лучах юга туманные дни в Лондоне даже не вспоминались. Элеоноре казалось, что она пробудилась от кошмара. Новая любовь избавила ее от предыдущей, которую так унизил король Генрих. Бернар был мягок, нежен, бесконечно влюблен, безумен от радости и едва мог поверить в свое великое счастье.
Во время этого безмятежного существования Элеонора получила весть о том, что Розамунда Клиффорд водворена в монастырь. Эту новость она восприняла холодно. Ей было уже ясно, что Генрих не из-за нее заключил свою любовницу в монастырь, просто он хотел от нее отделаться. Кроме того, она стала совершенно равнодушна к Генриху, он как будто умер для нее.
Дети росли в ее окружении, из них она больше всего любила Ричарда, чье военное воспитание доверила старому гасконскому вояке по имени Меркадер, который полюбил мальчика как собственного сына. Под его руководством, Элеонора была уверена, Ричард станет отважным воином.
Поскольку отныне ничто не мешало ее счастью, королева Англии решила большую часть времени проводить в своих владениях. К Англии она питала непреодолимое отвращение, ибо там ни одного дня она не была счастлива, и в дальнейшем подписывала свои письма так: «Элеонора, Божьей яростью – королева Англии».
К несчастью, до ушей Генриха II вскоре дошли любовные посвящения Бернара де Вентадура. Из чувства мести, как будто он был единственным обманутым, Генрих дал понять своей супруге, что накажет ее за измену, как только убедится в этом. Пока Бернар оставался рядом с Элеонорой, он был в опасности. Она отослала его.
– Что станет со мною без моей дамы, – жаловался трубадур.
– То же самое, что и со мной без тебя: это будет величайший пример благоразумия. У нас были прекрасные мгновения, Бернар. Теперь пришла пора платить за них. Сделаем же это с улыбкой, насколько у нас хватит сил…
Но несмотря на эти мужественные слова, ненависть и отвращение Элеоноры к своему супругу лишь увеличивались. Этот человек был каким-то воплощением зла в ее жизни.
Когда она уверилась, что Бернар находится в безопасности, она вздохнула с облегчением. Время любви закончилось. Теперь она должна подумать о своих детях и о своих вассалах. Аквитании требовались ее сила и энергия, и она не хотела уклоняться от своих обязанностей.
Время шло и приносило радости и огорчения. Все дети превратились в юношей и девушек, кроме умершего маленького Вильгельма. Дочь Элеонора стала королевой Кастилии, Жанна – королевой Сицилии, а Матильда – герцогиней Баварской. Юный Генрих женился на Маргарите, дочери Людовика Французского и его второй жены, а Ричард и Аликс, дочь того же Людовика VII и его третьей супруги Адели де Шампань, были помолвлены.
Много лет подряд Элеонора предлагала убежище у себя в стране своему другу Бекету. Экс-канцлер стал архиепископом Кентерберийским, и поскольку он всерьез был озабочен судьбой церкви, на которую Генрих II хотел наложить руку, он встал на сторону оппозиции. Дружба с королем на этом закончилась. Когда Бекет возвратился в Англию, по поручению Генриха II он был убит. Народ встал на сторону Бекета, он был провозглашен святым, и Генрих должен был публично приносить покаяние.
По этому случаю Элеонора ездила в Англию, но вид полуобнаженного супруга, который перед гробом Бекета каялся перед священниками, не смягчил ее сердца. Ее ненависть только возрастала и объединялась с ненавистью Ричарда, который должен был мириться с тем, что его отец, охваченный старческой похотью, обесчестил его невесту Аликс. Этого он не мог простить ему.
Сыновья Генриха восстали против своего отца. Элеонора поддерживала их всеми возможными способами. Однако они были разбиты и побеждены, и хотя Генрих простил своих сыновей, он приказал посадить в тюрьму Элеонору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89