Ее слезы и мольбы объединяли простой народ с королевой. Волны почтения и любви омывали ее, и королева не чувствовала больше ни холода, ни резкого ветра, ни острых камней под ногами.
Жители Санлиса выходили из домов и с изумлением смотрели на странную процессию, на это шествие убогих и отверженных, где хромой вел слепого. А впереди них шла молодая женщина в белом одеянии, с окровавленными босыми ногами и отливающими золотом волосами. Юная, хрупкая и вызывающая чувство бесконечного сострадания женщина. Их королева. Все знали, что в это время готовилось в замке, но никто особенно не задумывался: нужна им эта королева, или другая. Но сейчас это дитя в покаянных одеждах было гораздо больше достойно сострадания, чем толпы нищих и убогих. И жители Санлиса запирали свои двери снаружи на засов и присоединялись к процессии. Сотни голосов нестройным хором повторяли слова молитвы, которые Изабелла шептала сорванным голосом.
Стражники из королевской гвардии узнали королеву и не осмелились применить насилие к плачущей толпе, сопровождавшей ее. Так они приблизились к замку.
Филипп нервно барабанил пальцами по подлокотникам трона. Ниже, полукругом, на резных стульях сидели почетные гости и переговаривались тревожным шепотом. Церемония чересчур затянулась. Наконец поднялся епископ Реймса, вынул из своего широкого рукава свиток пергамента и начал читать:
– Мы, Филипп, Божьей милостью… Властным жестом Филипп остановил его:
– Повремените! Слышите? Что там происходит?
Все прислушались. Действительно, снаружи доносился все возрастающий шум… слышались распевающие псалмы голоса…
Филипп крикнул:
– Стража! Что…
Но в зал уже вбежал Робер Клемен, придворный маршал.
– Сир, взгляните… взгляните все…
Король вскочил и бросился к двери, остальные устремились за ним. Окаменев, он замер на первой же ступени лестницы. Двор был черен от людей, странных, в большинстве оборванных нищих, а впереди стояла женщина в белом, похожая на ангела.
Когда он появился – высокий, в синей бархатной мантии, с мечом на бедре, с короной на рыжих волосах, со сжатыми губами, Изабелла преклонила колена на самой нижней ступени и подняла на него наполненные слезами глаза, которые так отчетливо молили о любви, что Филипп вздрогнул… Изабелла не сказала ни слова, но за ее спиной загудел хор умоляющих голосов:
– Сжальтесь, сир… Сжальтесь над нашей королевой… Люди с воздетыми руками тянулись к королю.
– Боже мой! – процедил Филипп сквозь зубы. – Я никогда, никогда не был в таком положении…
К нему наклонился старик с красивым, строгим лицом и белой бородой – граф Дрю, брат покойного короля. Он широким жестом указал на странное собрание.
– Дорогой племянник, это уж слишком. Вы не можете оставаться бесчувственным перед таким многочисленным выражением страдания и любви.
Но Филипп ничего не сказал. Ни один мускул не дрогнул на его неподвижном лице. Он спустился на несколько ступеней, взял Изабеллу за руку и повел наверх, где их ожидала знать. Несмотря на самообладание, он ужаснулся, увидев, что ее израненные ноги оставляют кровавые следы на белом камне.
Затем он промолвил громким, властным голосом:
– Мадам, все должны знать, что я развожусь с вами не из-за какого-либо проступка, который вы совершили, но только из-за того, что вы не в состоянии подарить мне наследника. Если в моем королевстве есть мужчина, который хотел бы предложить вам руку, пусть он скажет об этом мне, и он будет ваш.
Поверх головы Изабеллы он отыскал глазами рыцаря – Рене де Дамартина. Рене вздрогнул, от внезапной надежды у него захватило дух. Но Изабелла покачала головой и сказала с жаром:
– Сир… после вас ни один мужчина не будет спать со мной в одной постели.
Ее голос был подобен дуновению ветра. Она покачнулась на дрожащих ногах и упала, как скошенный цветок. Тогда Филипп сдался. Он не мог больше этого вынести. Ему стало ясно, чтовсе это время он пытался обмануть себя, вырвать сердце из своей груди… никто не может приказать ему вырвать сердце у себя из груди! Он протянул к ней руки, подхватил ее, прижал к груди и покрыл ее лицо поцелуями.
– Никогда, моя королева, – крикнул он, – никогда, клянусь, я не изгоню тебя!
И на глазах у изумленной свиты понес ее на руках во дворец. Крики благословения и радости неслись ему вслед.
* * *
С этого дня для них началось ничем не омрачаемое счастье, которое длилось шесть лет. Изабелла и Филипп вновь обрели прежнюю близость. Старая королева вынуждена была покинуть двор. Граф из Хеннегау внял просьбам своей дочери и примирился с Филиппом, тем более что к этому времени поссорился с Филиппом из Фландрии.
3 сентября 1187 года зазвонили все колокола Парижа в честь рождения принца, который позже был назван Людовиком VIII. Изабелла была счастлива. Филипп посвящал все свое время обустройству своего города – Парижа. Он приказал углубить ров вокруг прочных городских стен и построить на берегу Сены небольшую крепость, которая сегодня называется Лувром. Счастье их достигло своей вершины, когда Изабелла забеременела вторым ребенком.
Это были близнецы, появившиеся на свет мертвыми, и их рождение стоило жизни их матери. Это произошло 15 марта 1190 года, в серый и дождливый день, похожий на тот, когда она вступила на свою страдальческую стезю. Отчаявшийся король не хотел отвозить ее в холодный далекий Сен-Дени. Поэтому она была погребена в Нотр-Даме, под высокими, белыми сводами, которые возводились на ее глазах. У собора еще не было ни фасада, ни башен, но она была рядом с ним. После этого Филипп призвал подданных всего королевства к крестовому походу…
ОТВЕРГНУТАЯ КОРОЛЕВА
ИНГЕБОРГ ДАТСКАЯ
Королева-мать вытянула кулак, обтянутый перчаткой из толстой кожи, и сокол опустился на него. Она слегка взъерошила перья на голове хищника и быстро накрыла его колпачком, украшенным жемчугом.
– Хорошая работа, мой славный Цезарь, – сказала она удовлетворенно и посмотрела на окровавленную цаплю, которую ей поднес паж. – Хватит на сегодня.
Легким нажатием пяток она заставила лошадь перейти в галоп и нагнала своего брата, архиепископа Гийома, который ускакал вперед. Тот остановился под ивой и отер лоб.
– Ох, уж эта жара, – сказал он, задыхаясь. – Совсем нечем дышать. Едва ли датская принцесса будет себя хорошо чувствовать у нас. У нее на родине не так жарко.
Действительно, августовское солнце пекло немилосердно, на ясном голубом небе не было видно ни одного облачка. Птиц тоже почти не было. Они спасались от жары в густом камыше или в прохладных чащах. Цапля, которую убила Адель, наверное, просто заблудилась…
Казалось, она не страдает от жары. Она сидела в седле прямо, глаза ее блестели, а волосы, распустившись во время скачки, веселыми прядями выбивались из-под голубого покрывала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Жители Санлиса выходили из домов и с изумлением смотрели на странную процессию, на это шествие убогих и отверженных, где хромой вел слепого. А впереди них шла молодая женщина в белом одеянии, с окровавленными босыми ногами и отливающими золотом волосами. Юная, хрупкая и вызывающая чувство бесконечного сострадания женщина. Их королева. Все знали, что в это время готовилось в замке, но никто особенно не задумывался: нужна им эта королева, или другая. Но сейчас это дитя в покаянных одеждах было гораздо больше достойно сострадания, чем толпы нищих и убогих. И жители Санлиса запирали свои двери снаружи на засов и присоединялись к процессии. Сотни голосов нестройным хором повторяли слова молитвы, которые Изабелла шептала сорванным голосом.
Стражники из королевской гвардии узнали королеву и не осмелились применить насилие к плачущей толпе, сопровождавшей ее. Так они приблизились к замку.
Филипп нервно барабанил пальцами по подлокотникам трона. Ниже, полукругом, на резных стульях сидели почетные гости и переговаривались тревожным шепотом. Церемония чересчур затянулась. Наконец поднялся епископ Реймса, вынул из своего широкого рукава свиток пергамента и начал читать:
– Мы, Филипп, Божьей милостью… Властным жестом Филипп остановил его:
– Повремените! Слышите? Что там происходит?
Все прислушались. Действительно, снаружи доносился все возрастающий шум… слышались распевающие псалмы голоса…
Филипп крикнул:
– Стража! Что…
Но в зал уже вбежал Робер Клемен, придворный маршал.
– Сир, взгляните… взгляните все…
Король вскочил и бросился к двери, остальные устремились за ним. Окаменев, он замер на первой же ступени лестницы. Двор был черен от людей, странных, в большинстве оборванных нищих, а впереди стояла женщина в белом, похожая на ангела.
Когда он появился – высокий, в синей бархатной мантии, с мечом на бедре, с короной на рыжих волосах, со сжатыми губами, Изабелла преклонила колена на самой нижней ступени и подняла на него наполненные слезами глаза, которые так отчетливо молили о любви, что Филипп вздрогнул… Изабелла не сказала ни слова, но за ее спиной загудел хор умоляющих голосов:
– Сжальтесь, сир… Сжальтесь над нашей королевой… Люди с воздетыми руками тянулись к королю.
– Боже мой! – процедил Филипп сквозь зубы. – Я никогда, никогда не был в таком положении…
К нему наклонился старик с красивым, строгим лицом и белой бородой – граф Дрю, брат покойного короля. Он широким жестом указал на странное собрание.
– Дорогой племянник, это уж слишком. Вы не можете оставаться бесчувственным перед таким многочисленным выражением страдания и любви.
Но Филипп ничего не сказал. Ни один мускул не дрогнул на его неподвижном лице. Он спустился на несколько ступеней, взял Изабеллу за руку и повел наверх, где их ожидала знать. Несмотря на самообладание, он ужаснулся, увидев, что ее израненные ноги оставляют кровавые следы на белом камне.
Затем он промолвил громким, властным голосом:
– Мадам, все должны знать, что я развожусь с вами не из-за какого-либо проступка, который вы совершили, но только из-за того, что вы не в состоянии подарить мне наследника. Если в моем королевстве есть мужчина, который хотел бы предложить вам руку, пусть он скажет об этом мне, и он будет ваш.
Поверх головы Изабеллы он отыскал глазами рыцаря – Рене де Дамартина. Рене вздрогнул, от внезапной надежды у него захватило дух. Но Изабелла покачала головой и сказала с жаром:
– Сир… после вас ни один мужчина не будет спать со мной в одной постели.
Ее голос был подобен дуновению ветра. Она покачнулась на дрожащих ногах и упала, как скошенный цветок. Тогда Филипп сдался. Он не мог больше этого вынести. Ему стало ясно, чтовсе это время он пытался обмануть себя, вырвать сердце из своей груди… никто не может приказать ему вырвать сердце у себя из груди! Он протянул к ней руки, подхватил ее, прижал к груди и покрыл ее лицо поцелуями.
– Никогда, моя королева, – крикнул он, – никогда, клянусь, я не изгоню тебя!
И на глазах у изумленной свиты понес ее на руках во дворец. Крики благословения и радости неслись ему вслед.
* * *
С этого дня для них началось ничем не омрачаемое счастье, которое длилось шесть лет. Изабелла и Филипп вновь обрели прежнюю близость. Старая королева вынуждена была покинуть двор. Граф из Хеннегау внял просьбам своей дочери и примирился с Филиппом, тем более что к этому времени поссорился с Филиппом из Фландрии.
3 сентября 1187 года зазвонили все колокола Парижа в честь рождения принца, который позже был назван Людовиком VIII. Изабелла была счастлива. Филипп посвящал все свое время обустройству своего города – Парижа. Он приказал углубить ров вокруг прочных городских стен и построить на берегу Сены небольшую крепость, которая сегодня называется Лувром. Счастье их достигло своей вершины, когда Изабелла забеременела вторым ребенком.
Это были близнецы, появившиеся на свет мертвыми, и их рождение стоило жизни их матери. Это произошло 15 марта 1190 года, в серый и дождливый день, похожий на тот, когда она вступила на свою страдальческую стезю. Отчаявшийся король не хотел отвозить ее в холодный далекий Сен-Дени. Поэтому она была погребена в Нотр-Даме, под высокими, белыми сводами, которые возводились на ее глазах. У собора еще не было ни фасада, ни башен, но она была рядом с ним. После этого Филипп призвал подданных всего королевства к крестовому походу…
ОТВЕРГНУТАЯ КОРОЛЕВА
ИНГЕБОРГ ДАТСКАЯ
Королева-мать вытянула кулак, обтянутый перчаткой из толстой кожи, и сокол опустился на него. Она слегка взъерошила перья на голове хищника и быстро накрыла его колпачком, украшенным жемчугом.
– Хорошая работа, мой славный Цезарь, – сказала она удовлетворенно и посмотрела на окровавленную цаплю, которую ей поднес паж. – Хватит на сегодня.
Легким нажатием пяток она заставила лошадь перейти в галоп и нагнала своего брата, архиепископа Гийома, который ускакал вперед. Тот остановился под ивой и отер лоб.
– Ох, уж эта жара, – сказал он, задыхаясь. – Совсем нечем дышать. Едва ли датская принцесса будет себя хорошо чувствовать у нас. У нее на родине не так жарко.
Действительно, августовское солнце пекло немилосердно, на ясном голубом небе не было видно ни одного облачка. Птиц тоже почти не было. Они спасались от жары в густом камыше или в прохладных чащах. Цапля, которую убила Адель, наверное, просто заблудилась…
Казалось, она не страдает от жары. Она сидела в седле прямо, глаза ее блестели, а волосы, распустившись во время скачки, веселыми прядями выбивались из-под голубого покрывала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89