Они преклонили колена перед архиепископом Реймса, который ожидал их, и Гийом почувствовал, что опасения Адель втайне передались и ему. Что-то было не так, думал он, ибо коленопреклоненные молодые люди не производили впечатления пары, которая накануне провела первую брачную ночь. Двенадцать епископов, которые в чаду свечей и ладана прислуживали при торжественной мессе, казалось, ничего не замечали. Когда же обряд посвящения должен был начаться, и два дьякона поправили платье королевы так, чтобы она могла быть помазана миро, Гийом спросил самого себя, не сходит ли он с ума. Все краски проступили на лице Филиппа, он цеплялся за епископское одеяние Гийома и смотрел на Ингеборг с таким выражением ужаса, что архиепископ испугался.
Уста короля, казалось, шептали что-то, но не было слышно ни звука. Гийом отдернул край своей ризы из руки Филиппа, и тогда король сделал движение обеими руками, как будто хотел оттолкнуть от себя принцессу.
Теперь уже даже самые безучастные из присутствующих поняли, что случилось нечто необыкновенное, и вытянули шеи, чтобы лучше видеть происходящее. Адель де Шампань побледнела. Все взгляды были устремлены на епископа, который уже обмакнул пальцы в миро и остановился в нерешительности перед супружеской четой на ступенях алтаря. Ингеборг посмотрела на своего мужа, но, встретившись глазами с его испуганным взглядом, отвернулась, густо покраснела, и по щеке ее покатилась слеза.
Епископ вспомнил об обряде посвящения, который он должен совершить, и провел пальцами по лбу короля, благословляя его. Филипп взглянул на своего дядю и глубоко вздохнул. Все тоже вздохнули с облегчением, и церемония медленно и торжественно потекла по своему привычному руслу.
– Передайте госпоже моей матери и моим советникам, что я немедленно ожидаю их в большом зале.
Не в силах больше сдерживаться, король отослал свою жену и с короной на голове и скипетром в руках отправился в замок, поднялся по лестнице в большой зал, перепрыгивая через четыре ступени. Он должен был призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не броситься сломя голову из церкви. Королева-мать и Жерен, рыцарь мальтийского ордена, пришли первыми, вскоре за ними появился архиепископ Этьен де Турнэ и некоторые другие.
Король сидел на своем почетном месте, лицо его было закрыто ладонями. Он не дал им времени на расспросы.
– Вы передадите эту женщину датским посланникам и отошлете их всех обратно в Данию! – закричал он. – Я не желаю ее больше видеть, понимаете, никогда больше!
– Сын мой, – воскликнула взволнованная Адель, – что с вами случилось?! Как вы можете требовать, чтобы мы отослали эту женщину назад, когда вы только что были помазаны на ступенях алтаря и отныне вы муж и жена перед Богом? Это невозможно, она ваша супруга.
– Нет.
Слово прозвучало резко, как удар бича.
– Как нет?! – спросил Гийом. Он подошел к королю и положил свою узкую руку ему на плечо. – Вы запамятовали, мой дорогой племянник, вчерашнюю церемонию и последовавшую затем ночь?
– Не говорите со мной о той ночи! Никогда больше не говорите об этом!
– Но почему же? – упрямо спросила королева. – Я не понимаю этого, сын мой. Еще вчера вы были счастливы принять принцессу, вы не находили слов, дабы восхвалить ее красоту, вы даже сказали, что никогда не видели столь прекрасной женщины, а сегодня…
– Я боюсь этой женщины, матушка. Этого достаточно. Брак должен быть расторгнут, принцесса должна быть немедленно отослана назад. Перед Богом клянусь, она не была моей. Она мне не жена… и никогда ею не будет.
– Но это же нелепо! – взорвалась Адель. – Как вы можете утверждать, что она никогда не будет вашей женой? Этой прекрасной женщине, к которой вы были столь расположены…
– Я уже сказал, что боюсь ее, и сама мысль о ней мне противна. Клянусь вам, что я попытался сделать все, но не смог. Это невозможно, невозможно… Не вынуждайте меня говорить об этом. Позовите датчан и верните им эту девушку…
Канцлер, который все это время молча слушал, подошел поближе и поклонился.
– Наверное, она уже отбыла. По окончании мессы я видел, что она оседлала коня и поскакала на север.
– Не сказав ни слова прощания? Без всякого этикета? Что же это за воспитание? – воскликнула Адель.
Архиепископ склонился к ней и прошептал:
– У них уже две королевы были отосланы назад – королева Софья и одна из ее дочерей, которая была изгнана из немецкого двора.
Король изо всех сил ударил кулаком по подлокотнику трона.
– Мне совершенно безразлично то, что она уехала. Монсеньор де Турнэ, вы составите эскорт и проводите принцессу до Дании. Объясните ей, что она не должна здесь оставаться.
– Но, сир… – пробормотал тот.
– Я приказываю!
Не сказав более ни слова, Филипп поднялся и направился в свои покои.
– Мадам, сохраняйте благоразумие, – сказал Ингеборг Этьен де Турнэ на своем прекрасном датском. – По неизвестным мне причинам король выразил сильнейшее недовольство вами. Он сказал, что ваш брак недействителен, и вы должны возвратиться в Данию.
Принцесса повернула к прелату свое бледное, как мрамор, лицо с красными от слез глазами.
– Нет. Я не поеду. Мы обвенчаны перед Богом, и сегодня утром я стала королевой Франции. Я должна остаться, и я останусь.
– Мадам…
Этьен де Турнэ колебался, ему было неприятно говорить то, что он должен был сказать.
– Венчания недостаточно, брак недействителен до тех пор, пока он не… совершился.
– Я не знаю, что вы этим хотите сказать, сеньор, – сказала Ингеборг с удивленным выражением на лице. – Но я воистину являюсь женой Филиппа. Наш брак вполне… как вы сказали… совершился.
– Но этого не может быть, мадам. Король утверждает обратное. Ваша невинность… ах, я не знаю, как выразиться!..
Но Ингеборг гордо выпрямилась и промолвила решительным тоном:
– Мне не следует ничего объяснять, монсеньор. Я королева Франции и останусь ею. Скажите королю, что я наотрез отказываюсь вернуться в Данию.
И чтобы дать понять, что разговор окончен, она повернулась к епископу спиной и отправилась в свои покои. Этьен де Турнэ со вздохом поклонился. Как это воспримет Филипп?
Он, конечно же, воспринял это плохо. Дрожащим от гнева голосом он повелел, чтобы несчастную Ингеборг отвезли в монастырь Сен-Мор-де-Фосс, где она должна была ожидать дальнейшего развития событий. После чего он вскочил на коня и помчался в Париж, в свой городской дворец.
По городу уже поползли слухи. Жители слышали о необъяснимом происшествии и пытались отыскать ему причину. Тайком поговаривали, что королева – ведьма, она околдовала короля. Добрый люд в Париже, Санлисе, Амьене и в других городах еще оплакивал щедрую королеву Изабеллу, но готов был признать красавицу Ингеборг, конечно же, только при одном условии – если их король, которого любили и восхищались его мужеством, политическим мастерством и мудростью, будет с ней воистину счастлив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89