Оказалось, что его окружает не меньше полудюжин людей. Карпантье был крайне изумлен, когда узнал среди них своего шпиона Пиклюса и своего юного наставника Кокотта.
Эта парочка пребывала в превосходном настроении. Следует заметить, что Пиклюс и Кокотт были большими друзьями.
– Ну что, попался? – ухмыльнувшись, спросил соглядатай. – Кажется, ты удивлен, не так ли?
– Могу поспорить, что у него в кармане моя вещица, – произнес слесарь.
Он нагнулся и извлек у Винсента из кармана своего «соловья».
– Дорогой мой, любому ремеслу нужно учиться, – добавил Кокотт. – Вы могли бы попробовать лет через десять – конечно, при условии, что все это время я давал бы вам уроки. Но вы оказались слишком самонадеянным и в результате сели в лужу.
В это время отворилась дверь, расположенная в нескольких шагах от стены, и с порога послышался старческий надтреснутый голос:
– Несите этого обормота сюда, только не делайте ему ничего плохого. Ведь я его предупреждал! До чего же противный субъект!
Кокотт, Пиклюс и еще двое схватили архитектора и потащили его к двери, из-за которой выглядывал полковник.
Старик кутался в пальто, и хотя на улице было тепло, полковника немного знобило. И все же он выглядел довольно бодро. Захлопав в ладоши, господин Боццо воскликнул:
– Браво, Пиклюс, браво, Кокотт! Вы у меня просто Молодцы! Я не сомневался, что у вас все получится, как надо!
– Ах, Винсент, Винсент, – добавил полковник, обращаясь к пленнику. – Судя по твоему виду, ты не был готов к такому обороту событий. Какой же ты неблагодарный! Разве я мало сделал для тебя? Нет, я просто неисправимый человек. Наверное, я никогда не привыкну к тому, что люди воздают злом за добро. Всю жизнь я страдаю из-за своего мягкосердечия. Только благородные люди способны меня понять!
Дверь, в проеме которой маячил старик, вела в узкий сырой коридор. Уровень пола здесь был ниже, чем в других помещениях особняка. Этот коридор кончался узкой лестницей.
– Поднимайтесь! – приказал полковник. Он подождал, пока все войдут в дом, после чего сам запер дверь, два раза повернув ключ в замке. – Надо полагать, этот тип собирался проникнуть в мой особняк несколько иначе... Но не тут-то было! Фи, бессовестный!
Как только дверь особняка захлопнулась, возле ограды сада появилась человеческая фигура. Через несколько секунд мужчина уже карабкался на стену. Оказавшись на ее гребне, он замер и стал жадно всматриваться в окна.
Что ж, незнакомец получил возможность насладиться прелюбопытнейшим зрелищем. Четыре человека несли какой-то предмет, больше всего напоминавший труп. Впереди шли еще двое, они держали в руках светильники. А замыкал процессию старичок, понуривший голову, как плакальщик, следующий за гробом.
Незнакомец подождал, пока окна не стали темными. Затем он выпрямился. Это был стройный молодой человек. С помощью крюка, который оставил Винсент Карпантье и который никто не догадался отцепить, незнакомец бесшумно спустился в сад и подкрался к маленькой дверце. Убедившись, что та заперта на замок, мужчина вытащил из кармана какой-то инструмент и принялся ковырять им в замочной скважине.
Тем временем кортеж, пересекший весь особняк, остановился в предпоследней комнате, той самой, которая была помечена на плане Винсента красной точкой.
Эта комната, казавшаяся просто огромной, была вся отделана дубом. Некогда позолоченный лепной орнамент, украшавший панно на потолке, во многих местах облупился и почти не блестел. Мебель здесь была очень старой. Обивка на стульях совсем выцвела.
На правой и левой стенах, прямо друг напротив друга, висели два портрета.
На одном был изображен полковник Боццо-Корона, на другом – его старший сын маркиз Кориолан, смерть которого безутешный отец оплакивал уже много лет.
Хотя Винсент никогда не видел этих портретов, он сразу же узнал их.
Эти же самые лица были запечатлены на загадочной картине из галереи Биффи.
Именно эти портреты описывал Ренье. Он говорил, что они украшали комнату Хозяина в таинственном доме, который художник впоследствии безуспешно разыскивал в окрестностях Сартена; комнату, в которой старуха Бамбуш-Гуляка кормила ужином сначала Ренье, а потом, Куатье.
Особенно поразил Винсента портрет маркиза Кориолана. Несколько минут архитектор не мог оторвать взгляда от прекрасного, словно высеченного из мрамора лица. Отсутствие растительности на подбородке с лихвой возмещалось ее избытком на голове: у юноши были великолепные черные волосы.
Все смешалось в измученном мозгу несчастного Винсента. Дело в том, что Карпантье знал троих людей, которые выглядели точно так же, как покойный маркиз. Это был, во-первых, убийца с картины Разбойника – если только можно сказать, что архитектор знал нарисованного юношу; во-вторых, загадочный мужчина, с которым Винсент несколько раз сталкивался в Париже; и наконец, эта женщина, которая теперь внушала Карпантье ужас, – мать Мария Благодатная.
У стены, в глубине комнаты, находился альков, в котором стояла эбеновая кровать с балдахином, державшимся на внушительных колоннах. Темный полог, обычно закрывавший постель от постороннего взгляда, был сейчас раздвинут.
Винсента бросили на ковер. Пиклюс и Кокотт не преминули еще раз справиться о самочувствии Карпантье, но он ничего им не ответил.
Полковник опустился в большое кресло, стоявшее рядом с альковом.
– Ну что ж, золотые мои, вы все сделали просто замечательно, – произнес старик. – А теперь мне надо поговорить с этой гнусной личностью, которая за все мое добро отплатила черной неблагодарностью. Постойте. Прежде чем вы уйдете, свяжите-ка его покрепче. Если надо, принесите еще веревок. Я хочу, чтобы он был упакован наилучшим образом. Вы ведь знаете, я немолод и очень слаб, и если этот шалопай высвободит хотя бы один палец, ой сможет раздавить меня, как букашку. Мне хотелось бы чувствовать себя в полной безопасности.
Кокотт, Пиклюс и остальные тут же бросились исполнять приказание полковника. Каждый хотел отличиться. Наконец, когда все было закончено, Пиклюс доложил: – Мы замотали его так, что лучше некуда. Тогда полковник встал и подошел к пленнику, дабы лично убедиться, что Винсент беспомощен, как младенец. В самом деле, подручные господина Боццо поработали на славу, однако от зоркого глаза старика не укрылись кое-какие недочеты. Они были немедленно устранены. Теперь уже не возникало ни малейших сомнений в том, что архитектор связан образцово-показательно. На каждом его пальце красовалось по тугому узлу! Поистине, это был шедевр.
– В добрый час, мои дорогие, – удовлетворенно произнес полковник. – Эти путы, похоже, надежнее двадцати смирительных рубашек. Завтра около десяти часов вечера н аступит день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Эта парочка пребывала в превосходном настроении. Следует заметить, что Пиклюс и Кокотт были большими друзьями.
– Ну что, попался? – ухмыльнувшись, спросил соглядатай. – Кажется, ты удивлен, не так ли?
– Могу поспорить, что у него в кармане моя вещица, – произнес слесарь.
Он нагнулся и извлек у Винсента из кармана своего «соловья».
– Дорогой мой, любому ремеслу нужно учиться, – добавил Кокотт. – Вы могли бы попробовать лет через десять – конечно, при условии, что все это время я давал бы вам уроки. Но вы оказались слишком самонадеянным и в результате сели в лужу.
В это время отворилась дверь, расположенная в нескольких шагах от стены, и с порога послышался старческий надтреснутый голос:
– Несите этого обормота сюда, только не делайте ему ничего плохого. Ведь я его предупреждал! До чего же противный субъект!
Кокотт, Пиклюс и еще двое схватили архитектора и потащили его к двери, из-за которой выглядывал полковник.
Старик кутался в пальто, и хотя на улице было тепло, полковника немного знобило. И все же он выглядел довольно бодро. Захлопав в ладоши, господин Боццо воскликнул:
– Браво, Пиклюс, браво, Кокотт! Вы у меня просто Молодцы! Я не сомневался, что у вас все получится, как надо!
– Ах, Винсент, Винсент, – добавил полковник, обращаясь к пленнику. – Судя по твоему виду, ты не был готов к такому обороту событий. Какой же ты неблагодарный! Разве я мало сделал для тебя? Нет, я просто неисправимый человек. Наверное, я никогда не привыкну к тому, что люди воздают злом за добро. Всю жизнь я страдаю из-за своего мягкосердечия. Только благородные люди способны меня понять!
Дверь, в проеме которой маячил старик, вела в узкий сырой коридор. Уровень пола здесь был ниже, чем в других помещениях особняка. Этот коридор кончался узкой лестницей.
– Поднимайтесь! – приказал полковник. Он подождал, пока все войдут в дом, после чего сам запер дверь, два раза повернув ключ в замке. – Надо полагать, этот тип собирался проникнуть в мой особняк несколько иначе... Но не тут-то было! Фи, бессовестный!
Как только дверь особняка захлопнулась, возле ограды сада появилась человеческая фигура. Через несколько секунд мужчина уже карабкался на стену. Оказавшись на ее гребне, он замер и стал жадно всматриваться в окна.
Что ж, незнакомец получил возможность насладиться прелюбопытнейшим зрелищем. Четыре человека несли какой-то предмет, больше всего напоминавший труп. Впереди шли еще двое, они держали в руках светильники. А замыкал процессию старичок, понуривший голову, как плакальщик, следующий за гробом.
Незнакомец подождал, пока окна не стали темными. Затем он выпрямился. Это был стройный молодой человек. С помощью крюка, который оставил Винсент Карпантье и который никто не догадался отцепить, незнакомец бесшумно спустился в сад и подкрался к маленькой дверце. Убедившись, что та заперта на замок, мужчина вытащил из кармана какой-то инструмент и принялся ковырять им в замочной скважине.
Тем временем кортеж, пересекший весь особняк, остановился в предпоследней комнате, той самой, которая была помечена на плане Винсента красной точкой.
Эта комната, казавшаяся просто огромной, была вся отделана дубом. Некогда позолоченный лепной орнамент, украшавший панно на потолке, во многих местах облупился и почти не блестел. Мебель здесь была очень старой. Обивка на стульях совсем выцвела.
На правой и левой стенах, прямо друг напротив друга, висели два портрета.
На одном был изображен полковник Боццо-Корона, на другом – его старший сын маркиз Кориолан, смерть которого безутешный отец оплакивал уже много лет.
Хотя Винсент никогда не видел этих портретов, он сразу же узнал их.
Эти же самые лица были запечатлены на загадочной картине из галереи Биффи.
Именно эти портреты описывал Ренье. Он говорил, что они украшали комнату Хозяина в таинственном доме, который художник впоследствии безуспешно разыскивал в окрестностях Сартена; комнату, в которой старуха Бамбуш-Гуляка кормила ужином сначала Ренье, а потом, Куатье.
Особенно поразил Винсента портрет маркиза Кориолана. Несколько минут архитектор не мог оторвать взгляда от прекрасного, словно высеченного из мрамора лица. Отсутствие растительности на подбородке с лихвой возмещалось ее избытком на голове: у юноши были великолепные черные волосы.
Все смешалось в измученном мозгу несчастного Винсента. Дело в том, что Карпантье знал троих людей, которые выглядели точно так же, как покойный маркиз. Это был, во-первых, убийца с картины Разбойника – если только можно сказать, что архитектор знал нарисованного юношу; во-вторых, загадочный мужчина, с которым Винсент несколько раз сталкивался в Париже; и наконец, эта женщина, которая теперь внушала Карпантье ужас, – мать Мария Благодатная.
У стены, в глубине комнаты, находился альков, в котором стояла эбеновая кровать с балдахином, державшимся на внушительных колоннах. Темный полог, обычно закрывавший постель от постороннего взгляда, был сейчас раздвинут.
Винсента бросили на ковер. Пиклюс и Кокотт не преминули еще раз справиться о самочувствии Карпантье, но он ничего им не ответил.
Полковник опустился в большое кресло, стоявшее рядом с альковом.
– Ну что ж, золотые мои, вы все сделали просто замечательно, – произнес старик. – А теперь мне надо поговорить с этой гнусной личностью, которая за все мое добро отплатила черной неблагодарностью. Постойте. Прежде чем вы уйдете, свяжите-ка его покрепче. Если надо, принесите еще веревок. Я хочу, чтобы он был упакован наилучшим образом. Вы ведь знаете, я немолод и очень слаб, и если этот шалопай высвободит хотя бы один палец, ой сможет раздавить меня, как букашку. Мне хотелось бы чувствовать себя в полной безопасности.
Кокотт, Пиклюс и остальные тут же бросились исполнять приказание полковника. Каждый хотел отличиться. Наконец, когда все было закончено, Пиклюс доложил: – Мы замотали его так, что лучше некуда. Тогда полковник встал и подошел к пленнику, дабы лично убедиться, что Винсент беспомощен, как младенец. В самом деле, подручные господина Боццо поработали на славу, однако от зоркого глаза старика не укрылись кое-какие недочеты. Они были немедленно устранены. Теперь уже не возникало ни малейших сомнений в том, что архитектор связан образцово-показательно. На каждом его пальце красовалось по тугому узлу! Поистине, это был шедевр.
– В добрый час, мои дорогие, – удовлетворенно произнес полковник. – Эти путы, похоже, надежнее двадцати смирительных рубашек. Завтра около десяти часов вечера н аступит день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138