Он отбивался, сопротивлялся изо всех сил, но высвободиться не мог. Ни его ловкость, ни его молодость не помогли ему. Нападающий действовал столь стремительно и столь отточен был его стиль плавания, что Ренье совсем уже было распрощался с жизнью.
Жуткое путешествие по реке продолжалось не менее получаса, так что Ренье успел уже смертельно устать, однако в эту минуту он призвал на помощь все свое мужество. Ценой неимоверных усилий он высвободил свою левую ногу, в то время как правая по-прежнему оставалась зажата чьими-то железными пальцами. Враг крепко держал его, и он понял, что это обстоятельство, как ни странно, дает ему шанс спастись. Почувствовав, что противник вот-вот вынырнет, чтобы глотнуть воздуху, он решил воспользоваться этим. Обе руки Ренье были свободны, в легких был еще достаточный запас кислорода, и он нырнул как можно глубже, чтобы потом стремительно, как стрела, почти вертикально, вылететь на поверхность. Незримый преследователь оказался глубоко под водой, и его руки, сжимавшие щиколотку Ренье, невольно разжались.
На этом месте Ирен облегченно вздохнула.
– Нет, – сказала графиня, – до спасения было еще далеко. Сделав яростный рывок вперед, Ренье больно ударился обо что-то грудью. Камень? Скала? Но в Сене нет подводных скал. После второго удара Ренье понял: это нож дважды вонзился ему в грудь.
Не потеряйте сознания, моя дорогая, – прервала свой рассказ Маргарита и подхватила Ирен, которая медленно сползала со стула. – Вы же знаете, что Ренье, несмотря ни на что жив. Впрочем, не сомневаюсь, что причина вашего потрясения совсем иная. Вы наконец поняли, как чудовищно страшен негодяй, которого мы обе некогда числили в своих добрых знакомых.
Ирен выпрямилась, но ничего не сказала в ответ.
Графиня Маргарита продолжала:
– Течение стремительно приближало конец душераздирающей драмы, увлекая за собой три ее действующих лица. Раненый Ренье и два его преследователя миновали уже мост Согласия и плыли теперь среди безлюдных берегов, на одном из которых расположен Кур-ля-Рен, а на другом – улица, что ведет к площади Инвалидов и Марсову полю.
Здесь Ренье все-таки попытался позвать на помощь, но никакой помощи не подоспело, и он умолк, справедливо рассудив, что любое вмешательство обречет его побег на провал и вновь отдаст в руки закона.
Оцените, сколь хитры и коварны Черные Мантии, которые всегда заманивают обреченную ими на смерть жертву между Сциллой и Харибдой, так что ей всегда грозит и нож убийцы, и кара закона.
О-о, Черные Мантии – истинные мастера своего дела, они превратили преступление в искусство и превзошли все его тонкости.
Но в ночной тьме, посреди безжалостной реки дважды раненный Ренье обрел новую отчаянную силу. Крайность, в которой он оказался, послужила для него источником неисчерпаемой бешеной отваги и мужества. Речь теперь шла не о бегстве от преследования, но о борьбе с убийцами. Предстояло убивать, чтобы не быть убитым.
Когда Ренье рассказывал мне об этой битве, безмолвной и непримиримой, кровь стыла у меня в жилах; бледнел и он, прикованный к постели своими ранами.
Ренье – прекрасное, благородное существо, моя девочка. И как просто он сказал мне:
– Прежде чем обратиться с молитвой к Богу, я подумал о ней...
И он героически защищался и столь же героически нападал, потому что беспрестанно думал о вас.
Крепко сжатый кулак Ренье тяжело обрушился на голову Малу, который вынырнул на поверхность, чтобы глотнуть воздуху. Второго бандита наш друг схватил за горло, и напрасно тот пытался позвать на помощь своего напарника, напрасно молотил по воде руками и ногами: хватка Ренье не ослабевала; когда же его пальцы разжались, на дно Сены опустился труп преступника.
Ренье победил, но какой ценой! Он был совершенно обессилен, и воды реки несли его как жалкий обломок кораблекрушения; в конце концов они прибили его к правому берегу, к лестнице, что ведет к галерее Шайо, и там его слабый стон был услышан случайным прохожим.
В нескольких шагах от этого места, на улице Батай, находится лечебница доктора-психиатра Самюэля. Именно здесь Ренье и была оказана помощь, которая вернула его к жизни.
Графиня Маргарита умолкла. Ирен была бледна и недвижна, как мраморная статуя. Но мы знаем, что наружное спокойствие зачастую свидетельствует о сверхсильном эмоциональном шоке.
Несколько минут прошло в мертвом молчании. Наконец Ирен спросила:
– В этой лечебнице и находится до сих пор Ренье?
– Нет, – ответила графиня Маргарита, – он уже покинул лечебницу.
– И где же он теперь?
– У меня. В моем особняке де Клар продолжается его тяжкое и мучительно выздоровление. Нож Малу задел легкое.
– Так вы говорите, – начала нерешительно Ирен, – что нынче он в Париже?
– Именно так. Я не солгала вам ни единым словом.
– Куда я могу написать ему? Как и когда навестить?
– И написать, и прийти вы можете ко мне, в особняк де Клар.
XIII
МОГУЩЕСТВО МАРГАРИТЫ
Cнаружи царила тишина. Грушевая улица, которая и днем-то оживлялась лишь редкими шагами случайных прохожих, теперь, когда наступила ночь, могла послужить пристанищем разве что для призраков, обыкновенно обитавших на кладбище (его ворота давно закрыты и охраняются сторожевыми собаками), призраков, чье существование так упорно оспаривают философы.
В отличие от них, мирные обитатели кладбищенского квартала, люди, скептически настроенные по отношению ко многому в жизни, опасаются этого города мертвых и особенно побаиваются так называемой «верхней» его части, откуда так хорош вид на граничащие с ним поля.
Именно о «верхней» части издавна рассказывали всяческие истории. Так, отправившись в декабре 1847 года навестить могилу – тогда еще совсем свежую – моего друга и наставника Фредерика Сулье, я продолжал свою прогулку, бродя по живописному предместью, что примыкает к северо-восточной стене кладбища, и получил там некоторые (хотя и несколько туманные) сведения о призраках, обретающихся на Пер-Лашез.
Их сообщила мне худенькая светловолосая девочка лет десяти, которая пасла свою козу на лужайке, уже обреченной на гибель: со всех сторон ее окружали груды камней, предназначенных для будущего строительства.
Уже смеркалось. Девочка спросила меня, который час, и торопливо начала отвязывать козу, приговаривая:
– Пора, а то темняки сейчас придут. (Правильность написания слова «темняки» я не гарантирую.)
На мои расспросы, кого она называет «темняками», девочка ответила:
– Я про них ничего не знаю. Знаю только, что прижмутся они к стенке и «глазеют».
«Глазеют» – так говорят обычно о любопытных, что смотрят из окон или со своего балкона.
– А много их? – продолжал я свои расспросы.
– Тучи.
– И что же они делают?
– Я же говорю – «глазеют».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Жуткое путешествие по реке продолжалось не менее получаса, так что Ренье успел уже смертельно устать, однако в эту минуту он призвал на помощь все свое мужество. Ценой неимоверных усилий он высвободил свою левую ногу, в то время как правая по-прежнему оставалась зажата чьими-то железными пальцами. Враг крепко держал его, и он понял, что это обстоятельство, как ни странно, дает ему шанс спастись. Почувствовав, что противник вот-вот вынырнет, чтобы глотнуть воздуху, он решил воспользоваться этим. Обе руки Ренье были свободны, в легких был еще достаточный запас кислорода, и он нырнул как можно глубже, чтобы потом стремительно, как стрела, почти вертикально, вылететь на поверхность. Незримый преследователь оказался глубоко под водой, и его руки, сжимавшие щиколотку Ренье, невольно разжались.
На этом месте Ирен облегченно вздохнула.
– Нет, – сказала графиня, – до спасения было еще далеко. Сделав яростный рывок вперед, Ренье больно ударился обо что-то грудью. Камень? Скала? Но в Сене нет подводных скал. После второго удара Ренье понял: это нож дважды вонзился ему в грудь.
Не потеряйте сознания, моя дорогая, – прервала свой рассказ Маргарита и подхватила Ирен, которая медленно сползала со стула. – Вы же знаете, что Ренье, несмотря ни на что жив. Впрочем, не сомневаюсь, что причина вашего потрясения совсем иная. Вы наконец поняли, как чудовищно страшен негодяй, которого мы обе некогда числили в своих добрых знакомых.
Ирен выпрямилась, но ничего не сказала в ответ.
Графиня Маргарита продолжала:
– Течение стремительно приближало конец душераздирающей драмы, увлекая за собой три ее действующих лица. Раненый Ренье и два его преследователя миновали уже мост Согласия и плыли теперь среди безлюдных берегов, на одном из которых расположен Кур-ля-Рен, а на другом – улица, что ведет к площади Инвалидов и Марсову полю.
Здесь Ренье все-таки попытался позвать на помощь, но никакой помощи не подоспело, и он умолк, справедливо рассудив, что любое вмешательство обречет его побег на провал и вновь отдаст в руки закона.
Оцените, сколь хитры и коварны Черные Мантии, которые всегда заманивают обреченную ими на смерть жертву между Сциллой и Харибдой, так что ей всегда грозит и нож убийцы, и кара закона.
О-о, Черные Мантии – истинные мастера своего дела, они превратили преступление в искусство и превзошли все его тонкости.
Но в ночной тьме, посреди безжалостной реки дважды раненный Ренье обрел новую отчаянную силу. Крайность, в которой он оказался, послужила для него источником неисчерпаемой бешеной отваги и мужества. Речь теперь шла не о бегстве от преследования, но о борьбе с убийцами. Предстояло убивать, чтобы не быть убитым.
Когда Ренье рассказывал мне об этой битве, безмолвной и непримиримой, кровь стыла у меня в жилах; бледнел и он, прикованный к постели своими ранами.
Ренье – прекрасное, благородное существо, моя девочка. И как просто он сказал мне:
– Прежде чем обратиться с молитвой к Богу, я подумал о ней...
И он героически защищался и столь же героически нападал, потому что беспрестанно думал о вас.
Крепко сжатый кулак Ренье тяжело обрушился на голову Малу, который вынырнул на поверхность, чтобы глотнуть воздуху. Второго бандита наш друг схватил за горло, и напрасно тот пытался позвать на помощь своего напарника, напрасно молотил по воде руками и ногами: хватка Ренье не ослабевала; когда же его пальцы разжались, на дно Сены опустился труп преступника.
Ренье победил, но какой ценой! Он был совершенно обессилен, и воды реки несли его как жалкий обломок кораблекрушения; в конце концов они прибили его к правому берегу, к лестнице, что ведет к галерее Шайо, и там его слабый стон был услышан случайным прохожим.
В нескольких шагах от этого места, на улице Батай, находится лечебница доктора-психиатра Самюэля. Именно здесь Ренье и была оказана помощь, которая вернула его к жизни.
Графиня Маргарита умолкла. Ирен была бледна и недвижна, как мраморная статуя. Но мы знаем, что наружное спокойствие зачастую свидетельствует о сверхсильном эмоциональном шоке.
Несколько минут прошло в мертвом молчании. Наконец Ирен спросила:
– В этой лечебнице и находится до сих пор Ренье?
– Нет, – ответила графиня Маргарита, – он уже покинул лечебницу.
– И где же он теперь?
– У меня. В моем особняке де Клар продолжается его тяжкое и мучительно выздоровление. Нож Малу задел легкое.
– Так вы говорите, – начала нерешительно Ирен, – что нынче он в Париже?
– Именно так. Я не солгала вам ни единым словом.
– Куда я могу написать ему? Как и когда навестить?
– И написать, и прийти вы можете ко мне, в особняк де Клар.
XIII
МОГУЩЕСТВО МАРГАРИТЫ
Cнаружи царила тишина. Грушевая улица, которая и днем-то оживлялась лишь редкими шагами случайных прохожих, теперь, когда наступила ночь, могла послужить пристанищем разве что для призраков, обыкновенно обитавших на кладбище (его ворота давно закрыты и охраняются сторожевыми собаками), призраков, чье существование так упорно оспаривают философы.
В отличие от них, мирные обитатели кладбищенского квартала, люди, скептически настроенные по отношению ко многому в жизни, опасаются этого города мертвых и особенно побаиваются так называемой «верхней» его части, откуда так хорош вид на граничащие с ним поля.
Именно о «верхней» части издавна рассказывали всяческие истории. Так, отправившись в декабре 1847 года навестить могилу – тогда еще совсем свежую – моего друга и наставника Фредерика Сулье, я продолжал свою прогулку, бродя по живописному предместью, что примыкает к северо-восточной стене кладбища, и получил там некоторые (хотя и несколько туманные) сведения о призраках, обретающихся на Пер-Лашез.
Их сообщила мне худенькая светловолосая девочка лет десяти, которая пасла свою козу на лужайке, уже обреченной на гибель: со всех сторон ее окружали груды камней, предназначенных для будущего строительства.
Уже смеркалось. Девочка спросила меня, который час, и торопливо начала отвязывать козу, приговаривая:
– Пора, а то темняки сейчас придут. (Правильность написания слова «темняки» я не гарантирую.)
На мои расспросы, кого она называет «темняками», девочка ответила:
– Я про них ничего не знаю. Знаю только, что прижмутся они к стенке и «глазеют».
«Глазеют» – так говорят обычно о любопытных, что смотрят из окон или со своего балкона.
– А много их? – продолжал я свои расспросы.
– Тучи.
– И что же они делают?
– Я же говорю – «глазеют».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138