.. Но чую я, что в его рассказе что-то не так, хотя вроде бы соблюдено полное правдоподобие... Тебе еще не надоело меня слушать, дорогая?
Госпожа Канада вздрогнула и словно бы очнулась от сна.
– Я усыпил тебя? Не слишком это лестно, когда...
– Нет-нет, – запротестовала она. – Я вовсе не спала. Какое там! Я просто заслушалась – до того интересная история. Но в ней есть что-то недосказанное, и дело не в том, что ты не успел еще всего рассказать. Тут есть что-то странное, и я все пытаюсь понять... Чует мое сердце, неспроста этот господин Мора... Ясно, что нападение ночью – вранье, чушь собачья. Ну, говори же, говори! Чего в конце концов он от тебя потребовал?
– Вот поистине государственный ум! – восхищенно воскликнул Эшалот. – Ты проницательнее самого Вольтера. Разумеется, чушь, потому что в подтверждение своих слов господин Мора показал мне жалкую царапину на плече и крохотный синяк на запястье. А поручил он мне установить подзорную трубу в комнате прекрасной Ирен.
– Подзорную трубу? – переспросила укротительница, думая, что ослышалась.
– Ты удивлена? Я тоже был немало озадачен. Мне предстояло сыграть в первом действии спектакля роль на первый взгляд вполне безобидную, а на самом деле – роковую.
– Настоящего мужчину, – сказал мне господин Мора, – не запугаешь подлыми нападениями из-за угла. Однако в дальнейшем он будет действовать осмотрительнее и запасется оружием, которое поможет ему дать достойный отпор любому негодяю. Не волнуйся, я их все равно одолею.
Меня же волнует только моя Ирен. Небеса послали мне ангела, и яне могу равнодушно наблюдать за ее страданиями. Я знаю, что ты мне скажешь: «Если молодой человек – ваш враг, встретьтесь с ним в открытом бою». Беда в том что, обладая немалой отвагой, я от природы питаю отвращение к кровопролитию. К тому же я поклялся прахом своих предков, что не подвергну свою жизнь опасности до тех пор, пока не верну нашему славному роду всех исконно принадлежавших ему владений. От своей клятвы мне отступать нельзя, а посему лучше я прибегну к хитрости и устраню моего противника, не причинив ему вреда. Дело это деликатное, и только ты способен с ним справиться. Ты должен будешь установить в комнате моей любимой подзорную трубу. Хочешь заработать сто франков разом? Они твои, а вот и подзорная труба, видишь, вон там, около кровати.
Вроде бы вполне невинное поручение, но я все-таки захотел кое-что уточнить, и он охотно объяснил:
– Подзорная труба поможет Ирен вновь обрести здоровье и душевный покой. Со временем ты и сам поймешь, что ей предстоит выбор между распутником, чьи визиты к ней ставят под угрозу ее честь и репутацию и прогнать которого ей мешает лишь детская привязанность да еще клятвы, что заставил ее дать отец, – она находилась тогда в том нежном возрасте, когда ребенок еще не способен отвечать за свои поступки, – и человеком богатым, происходящим из древнего знатного рода, желающим сделать ее своей законной супругой и сулящим ей блестящее будущее, то есть – мной!
Ну, что бы ты сказала на это, Леокадия?
– Что ты спрашиваешь меня, балбес? – проворчала Леокадия. – Я-то тут при чем? Ну же, рассказывай дальше!
– Прошу прощения, сударыня, – радостно вскричал Эшалот, придя в полный восторг. – Ваше не слишком любезное обращение со мной свидетельствует о том, что выи в самом деле взволнованы и мой рассказ вас всерьез увлек. Итак, я продолжаю.
Желая нашей юной вышивальщице только добра, я согласился взять предложенные мне сто франков. Тогда господин Мора установил трубу на подставке посреди комнаты и направил ее в сторону открытого окна, выходящего на кладбище.
– Смотрите внимательнее, – приказал он. – Из окна Ирен открывается тот же вид, что и отсюда. Гляди, вон там справа, в конце кладбища растут два высоких платана. Поверни трубу ко второму, тому, что повыше, чтобы можно было хорошо рассмотреть дом, белеющий вдалеке. Ну-ка, попробуй заглянуть в окуляр.
Я стал настраивать трубу. Белый дом этот стоит у самого Булонского леса в конце улицы Волер.
– Ну, и что же ты видишь? – спросил мой патрон.
– Фасад с закрытыми ставнями, – ответил я. – А дом-то, небось, приносит хозяину неплохой доход.
– Хватит болтать, рассказывай, что ты видишь.
– Теперь я вижу маленький красный домик. Он весь утопает в зелени. Это скорее сторожка, в таких живут во время жатвы.
– Ставни в нем тоже закрыты?
– В нем только одно окно, высокое и узкое, и выходит оно на деревянную резную галерею... Постойте-ка, я вижу даму... Довольно хорошенькая, только очень уж у нее большое декольте. Она курит, а курение не к лицу представительницам слабого пола...
– Вот и все, что от тебя требовалось, – прервал патрон мою болтовню. – Как видишь, дело нехитрое. Теперь от > тебя зависит покой и счастье прекрасной Ирен, не говоря уж о моем благополучии. Слушай и запоминай: я сейчас ухожу по одному очень важному делу, а ты останешься здесь за хозяина. В буфете есть вино и холодная говядина, поешь, я разрешаю. В общем, ешь, пей, кури в свое удовольствие, чувствуй себя как дома. Неровно через час взгляни в подзорную трубу – и тебе станет ясно, почему я хочу, чтобы моя дорогая Ирен увидела то, что увидишь ты.
Прощай.
Он ушел. Я, конечно же, воспользовался его любезностью и наскоро перекусил холодным мясом, запивая его старым добрым вином. А потом набил себе трубку его табаком – отменным, надо сказать, табачком – и закурил.
Я сидел перед открытым окном, и до меня долетала чудесная песенка прекрасной Ирен: девушка, сидя за работой, всегда пела. Чудное дитя! И я думал о том, как же это славно – заработать сто франков, радея о благополучии и счастье такого чарующего создания.
Время от времени я поглядывал в подзорную трубу. Забавное занятие. Девица вскоре докурила папироску и принялась за ликеры и пирожные. Ну, скажу я тебе, зрелище! Потом она стала призывно махать руками, и к ней тотчас же поднялись трое офицеров-артиллеристов, которые принялись без всяких церемоний обнимать за талию... Ну, хватит об этом. Ты и так наверняка догадалась, что это за дама, можно и не уточнять. Пусть я большой грешник, однако же надо отдать мне должное: в нравственном отношении я безупречен. В трубу я больше не смотрел: боялся оскорбить свою стыдливость. Довольно долго я предавался размышлениям в глубоком хозяйском кресле, но вот прозвонили часы, и я понял, что час прошел. Я встал и в последний раз поглядел в подзорную трубу. Декорации переменились. Не было уже ни бутылок, ни стаканчиков, ни папирос, ни офицеров; Девица сидела в своей гостиной неподалеку от окна, и вид у нее при этом был преважный. А перед ней на коленях стоял красивый молодой человек, и я сразу подумал: «Где-то я уже встречал этого дурачка!» Там явно происходило объяснение в любви, и участники сценки заставляли вспомнить о бронзовых фигурках, которые частенько украшают каминные часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Госпожа Канада вздрогнула и словно бы очнулась от сна.
– Я усыпил тебя? Не слишком это лестно, когда...
– Нет-нет, – запротестовала она. – Я вовсе не спала. Какое там! Я просто заслушалась – до того интересная история. Но в ней есть что-то недосказанное, и дело не в том, что ты не успел еще всего рассказать. Тут есть что-то странное, и я все пытаюсь понять... Чует мое сердце, неспроста этот господин Мора... Ясно, что нападение ночью – вранье, чушь собачья. Ну, говори же, говори! Чего в конце концов он от тебя потребовал?
– Вот поистине государственный ум! – восхищенно воскликнул Эшалот. – Ты проницательнее самого Вольтера. Разумеется, чушь, потому что в подтверждение своих слов господин Мора показал мне жалкую царапину на плече и крохотный синяк на запястье. А поручил он мне установить подзорную трубу в комнате прекрасной Ирен.
– Подзорную трубу? – переспросила укротительница, думая, что ослышалась.
– Ты удивлена? Я тоже был немало озадачен. Мне предстояло сыграть в первом действии спектакля роль на первый взгляд вполне безобидную, а на самом деле – роковую.
– Настоящего мужчину, – сказал мне господин Мора, – не запугаешь подлыми нападениями из-за угла. Однако в дальнейшем он будет действовать осмотрительнее и запасется оружием, которое поможет ему дать достойный отпор любому негодяю. Не волнуйся, я их все равно одолею.
Меня же волнует только моя Ирен. Небеса послали мне ангела, и яне могу равнодушно наблюдать за ее страданиями. Я знаю, что ты мне скажешь: «Если молодой человек – ваш враг, встретьтесь с ним в открытом бою». Беда в том что, обладая немалой отвагой, я от природы питаю отвращение к кровопролитию. К тому же я поклялся прахом своих предков, что не подвергну свою жизнь опасности до тех пор, пока не верну нашему славному роду всех исконно принадлежавших ему владений. От своей клятвы мне отступать нельзя, а посему лучше я прибегну к хитрости и устраню моего противника, не причинив ему вреда. Дело это деликатное, и только ты способен с ним справиться. Ты должен будешь установить в комнате моей любимой подзорную трубу. Хочешь заработать сто франков разом? Они твои, а вот и подзорная труба, видишь, вон там, около кровати.
Вроде бы вполне невинное поручение, но я все-таки захотел кое-что уточнить, и он охотно объяснил:
– Подзорная труба поможет Ирен вновь обрести здоровье и душевный покой. Со временем ты и сам поймешь, что ей предстоит выбор между распутником, чьи визиты к ней ставят под угрозу ее честь и репутацию и прогнать которого ей мешает лишь детская привязанность да еще клятвы, что заставил ее дать отец, – она находилась тогда в том нежном возрасте, когда ребенок еще не способен отвечать за свои поступки, – и человеком богатым, происходящим из древнего знатного рода, желающим сделать ее своей законной супругой и сулящим ей блестящее будущее, то есть – мной!
Ну, что бы ты сказала на это, Леокадия?
– Что ты спрашиваешь меня, балбес? – проворчала Леокадия. – Я-то тут при чем? Ну же, рассказывай дальше!
– Прошу прощения, сударыня, – радостно вскричал Эшалот, придя в полный восторг. – Ваше не слишком любезное обращение со мной свидетельствует о том, что выи в самом деле взволнованы и мой рассказ вас всерьез увлек. Итак, я продолжаю.
Желая нашей юной вышивальщице только добра, я согласился взять предложенные мне сто франков. Тогда господин Мора установил трубу на подставке посреди комнаты и направил ее в сторону открытого окна, выходящего на кладбище.
– Смотрите внимательнее, – приказал он. – Из окна Ирен открывается тот же вид, что и отсюда. Гляди, вон там справа, в конце кладбища растут два высоких платана. Поверни трубу ко второму, тому, что повыше, чтобы можно было хорошо рассмотреть дом, белеющий вдалеке. Ну-ка, попробуй заглянуть в окуляр.
Я стал настраивать трубу. Белый дом этот стоит у самого Булонского леса в конце улицы Волер.
– Ну, и что же ты видишь? – спросил мой патрон.
– Фасад с закрытыми ставнями, – ответил я. – А дом-то, небось, приносит хозяину неплохой доход.
– Хватит болтать, рассказывай, что ты видишь.
– Теперь я вижу маленький красный домик. Он весь утопает в зелени. Это скорее сторожка, в таких живут во время жатвы.
– Ставни в нем тоже закрыты?
– В нем только одно окно, высокое и узкое, и выходит оно на деревянную резную галерею... Постойте-ка, я вижу даму... Довольно хорошенькая, только очень уж у нее большое декольте. Она курит, а курение не к лицу представительницам слабого пола...
– Вот и все, что от тебя требовалось, – прервал патрон мою болтовню. – Как видишь, дело нехитрое. Теперь от > тебя зависит покой и счастье прекрасной Ирен, не говоря уж о моем благополучии. Слушай и запоминай: я сейчас ухожу по одному очень важному делу, а ты останешься здесь за хозяина. В буфете есть вино и холодная говядина, поешь, я разрешаю. В общем, ешь, пей, кури в свое удовольствие, чувствуй себя как дома. Неровно через час взгляни в подзорную трубу – и тебе станет ясно, почему я хочу, чтобы моя дорогая Ирен увидела то, что увидишь ты.
Прощай.
Он ушел. Я, конечно же, воспользовался его любезностью и наскоро перекусил холодным мясом, запивая его старым добрым вином. А потом набил себе трубку его табаком – отменным, надо сказать, табачком – и закурил.
Я сидел перед открытым окном, и до меня долетала чудесная песенка прекрасной Ирен: девушка, сидя за работой, всегда пела. Чудное дитя! И я думал о том, как же это славно – заработать сто франков, радея о благополучии и счастье такого чарующего создания.
Время от времени я поглядывал в подзорную трубу. Забавное занятие. Девица вскоре докурила папироску и принялась за ликеры и пирожные. Ну, скажу я тебе, зрелище! Потом она стала призывно махать руками, и к ней тотчас же поднялись трое офицеров-артиллеристов, которые принялись без всяких церемоний обнимать за талию... Ну, хватит об этом. Ты и так наверняка догадалась, что это за дама, можно и не уточнять. Пусть я большой грешник, однако же надо отдать мне должное: в нравственном отношении я безупречен. В трубу я больше не смотрел: боялся оскорбить свою стыдливость. Довольно долго я предавался размышлениям в глубоком хозяйском кресле, но вот прозвонили часы, и я понял, что час прошел. Я встал и в последний раз поглядел в подзорную трубу. Декорации переменились. Не было уже ни бутылок, ни стаканчиков, ни папирос, ни офицеров; Девица сидела в своей гостиной неподалеку от окна, и вид у нее при этом был преважный. А перед ней на коленях стоял красивый молодой человек, и я сразу подумал: «Где-то я уже встречал этого дурачка!» Там явно происходило объяснение в любви, и участники сценки заставляли вспомнить о бронзовых фигурках, которые частенько украшают каминные часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138