Это просто какое-то наказание. От него у меня одни неприятности. Этот выпивоха постоянно тратит в кабаке наши общие деньги! Он не может оторваться от бильярда, пока не проиграется в пух и прах. Другого такого повесы в Париже не найти. Этот человек волочится за каждой юбкой! Мне кажется, что он, в отличие от меня, родился под счастливой звездой: ему каким-то таинственным способом удается покорять женские сердца.
Симилор был безобразен, но безобразие его было чисто парижское: такое же соблазнительное, как красота. Он знавал взлеты и падения: порою этому блестящему порочному наглецу приходилось подбирать на улице окурки. Когда у него не было помады, он мазал свою соломенного цвета шевелюру топленым свиным салом. Он искренне считал себя неотразимым.
Симилор верил только в три вещи: в свой неутомимый аппетит, в постоянно испытываемую им жажду и в свою непреодолимую тягу к прекрасному полу.
Если бы Амедей и впрямь был Диомедом, вряд ли стал бы он метать в Венеру копье. Скорее всего, этот человек обратился бы к ней с нескромным предложением и при этом стянул бы у нее платок.
Когда пришел Винсент, Ренье срисовывал ноги Симилора. Что касается Эшалота, то он времени даром не терял: заботливый малый поил своего выкормыша молоком. Саладен наконец-то перестал горланить, что принесло всем присутствующим немалое облегчение.
При виде архитектора Симилор несказанно обрадовался.
«Ага, сейчас художник нас отпустит! – подумал он. – Кроме того, господин Робло даст мне сто су, когда узнает, что его хозяин заходил в мастерскую. Все складывается просто великолепно!»
Ренье, не выпуская из рук палитры, пошел навстречу приемному отцу.
– Какими судьбами, отец? – спросил он. – Как раз сегодня я собирался вас найти, чтобы узнать ваше мнение по поводу этой картины. Взгляните, это уже становится на что-то похоже.
Винсент даже не посмотрел на полотно. Пододвинув к себе ближе стул, он сел.
– Что с вами? – воскликнул художник, заметив наконец, что архитектор бледен, как смерть.
«У каменщика такой вид, будто его мучают ужасные колики в животе», – подумал Эшалот.
«Возможно, господин Робло заплатит больше, когда узнает, что его хозяин явился сюда с похоронной миной, – в свою очередь размышлял Симилор. – Тут явно что-то происходит!»
– Со мной все в порядке, – ответил Винсент на вопрос Ренье. – Скажи этим людям, чтобы они ушли. Мне надо с тобой поговорить.
Симилор испытал чувство удовлетворения.
– Речь идет о том, чтобы попросить их полчасика погулять, или я должен отпустить их совсем? – спросил художник.
– Отпустить их совсем, – словно эхо откликнулся архитектор.
– Вы слышали, – обратился Ренье к натурщикам. – Одевайтесь, и до завтра.
– Завтра! – прошептал Винсент Карпантье, опустив голову.
Эшалот и Симилор оделись. Художник сунул им деньги, после чего Эшалот посадил Саладена в сумку, и они вышли.
Ренье внимательно посмотрел на приемного отца, взял стул и сел рядом.
– Теперь мы одни, – произнес он.
Архитектор молчал. Художник взял его за руку. Его пугало поведение Винсента.
– Пожалуйста, отец, скажите что-нибудь, – попросил молодой человек. – Что с вами?
– Со мной все в порядке, – повторил архитектор. Через несколько мгновений он добавил:
– Какое-то время я считал, что мы можем быть счастливы.
– Значит, все же что-то произошло. Случилось несчастье? – с тревогой в голосе спрашивал Ренье.
– Она еще ребенок, – медленно произнес Винсент. – Я ничего ей не сказал. Разве я мог доверить ей мою тайну? Она же совсем ребенок, и она в опасности... да, да, может случиться несчастье...
– Вы говорите об Ирен? – спросил Ренье с дрожью в голосе.
Архитектор дважды провел ладонью по лбу.
– Ирен! – прошептал он. – Это моя, моя ошибка! Счастье было в моих руках.
Внезапно Винсент встал, подошел к картине из галереи Биффи и разорвал покрывало, под которым находилось полотно.
Художник тоже встал и приблизился к Винсенту. Он не осмеливался больше приставать к приемному отцу с расспросами. Сердце молодого человека сжалось от тоскливого предчувствия надвигающейся беды.
Некоторое время архитектор молча смотрел на картину.
Наконец он произнес:
– Я это видел. И это – ужасно... Ужасно!
Ренье охватило беспокойство. Он подумал, что Карпантье помешался.
– Отец, эта трагедия разыгралась далеко отсюда, причем очень давно, – робко заметил художник.
В ответ Винсент Карпантье произнес лишь одно слово:
– Вчера!
Он попытался задернуть картину покрывалом, но ткань за что-то зацепилась, и половина полотна по-прежнему оставалась открытой. На ней был изображен молодой человек – убийца.
– Вчера! – повторил архитектор, дрожа как осиновый лист. – Это он! Он выглядит точно так же! Его преступление спасло мне жизнь.
Он покачнулся и упал бы, не подхвати его Ренье под руку.
– Уведи меня отсюда, – попросил архитектор, взгляд которого был прикован к картине. – Я больше не хочу видеть этого человека. Он дважды пытался... Пуля... Яд... Нож. Да, нож – это надежнее, нож его не подведет. Он убьет меня.
При помощи художника Винсент добрался до стула: он едва держался на ногах. Архитектор казался Ренье совершенно изнуренным и больным.
Посидев некоторое время неподвижно, Винсент Карпантье наконец собрался с силами.
– Послушай, сынок, теперь у Ирен есть только ты, – сказал он упавшим голосом. – Не суди ее строго: она всего лишь девочка, бедная маленькая девочка. Поклянись мне, что будешь защищать ее!
– Отец, неужели вам действительно нужна эта клятва? Разве Ирен не принадлежит мне? Разве мы с ней – не одно целое?
– Да, ты прав. Она принадлежит тебе, потому что я ее тебе отдаю.
Винсент указал пальцем на пакет, который он, войдя, положил на стол.
– Там – все, чем я владею, – произнес архитектор, – все мои деньги и ценные бумаги. Теперь мне ничего не нужно.
– Ради Бога, объяснитесь же наконец! – вскричал молодой человек. – Вы просто не представляете себе, какие мысли лезут мне в голову и как вы заставляете меня страдать!
– Страдать! – хмыкнул Винсент. – Знаешь, сколько мне пришлось выстрадать? Я и не предполагал, что страдание может быть таким глубоким... Впрочем, в ближайшем будущем меня ждут еще более тяжкие испытания. Я должен уехать. Выражаясь более точно, я должен бежать. Моя жизнь находится под угрозой. Мне грозит смертельная опасность, Ренье!
– Но кто вам угрожает? – спросил потрясенный художник.
– Он! – ответил архитектор, показав на картину из галереи Биффи. – Убийца! Я видел его. Говорю тебе, я это видел! Вчера!
Ренье опустил глаза. Он все более и более убеждался в том, что его отец сошел с ума.
Судя по всему, Винсент Карпантье догадался, о чем думает молодой человек, потому что он крепко сжал его руку и отчетливо произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Симилор был безобразен, но безобразие его было чисто парижское: такое же соблазнительное, как красота. Он знавал взлеты и падения: порою этому блестящему порочному наглецу приходилось подбирать на улице окурки. Когда у него не было помады, он мазал свою соломенного цвета шевелюру топленым свиным салом. Он искренне считал себя неотразимым.
Симилор верил только в три вещи: в свой неутомимый аппетит, в постоянно испытываемую им жажду и в свою непреодолимую тягу к прекрасному полу.
Если бы Амедей и впрямь был Диомедом, вряд ли стал бы он метать в Венеру копье. Скорее всего, этот человек обратился бы к ней с нескромным предложением и при этом стянул бы у нее платок.
Когда пришел Винсент, Ренье срисовывал ноги Симилора. Что касается Эшалота, то он времени даром не терял: заботливый малый поил своего выкормыша молоком. Саладен наконец-то перестал горланить, что принесло всем присутствующим немалое облегчение.
При виде архитектора Симилор несказанно обрадовался.
«Ага, сейчас художник нас отпустит! – подумал он. – Кроме того, господин Робло даст мне сто су, когда узнает, что его хозяин заходил в мастерскую. Все складывается просто великолепно!»
Ренье, не выпуская из рук палитры, пошел навстречу приемному отцу.
– Какими судьбами, отец? – спросил он. – Как раз сегодня я собирался вас найти, чтобы узнать ваше мнение по поводу этой картины. Взгляните, это уже становится на что-то похоже.
Винсент даже не посмотрел на полотно. Пододвинув к себе ближе стул, он сел.
– Что с вами? – воскликнул художник, заметив наконец, что архитектор бледен, как смерть.
«У каменщика такой вид, будто его мучают ужасные колики в животе», – подумал Эшалот.
«Возможно, господин Робло заплатит больше, когда узнает, что его хозяин явился сюда с похоронной миной, – в свою очередь размышлял Симилор. – Тут явно что-то происходит!»
– Со мной все в порядке, – ответил Винсент на вопрос Ренье. – Скажи этим людям, чтобы они ушли. Мне надо с тобой поговорить.
Симилор испытал чувство удовлетворения.
– Речь идет о том, чтобы попросить их полчасика погулять, или я должен отпустить их совсем? – спросил художник.
– Отпустить их совсем, – словно эхо откликнулся архитектор.
– Вы слышали, – обратился Ренье к натурщикам. – Одевайтесь, и до завтра.
– Завтра! – прошептал Винсент Карпантье, опустив голову.
Эшалот и Симилор оделись. Художник сунул им деньги, после чего Эшалот посадил Саладена в сумку, и они вышли.
Ренье внимательно посмотрел на приемного отца, взял стул и сел рядом.
– Теперь мы одни, – произнес он.
Архитектор молчал. Художник взял его за руку. Его пугало поведение Винсента.
– Пожалуйста, отец, скажите что-нибудь, – попросил молодой человек. – Что с вами?
– Со мной все в порядке, – повторил архитектор. Через несколько мгновений он добавил:
– Какое-то время я считал, что мы можем быть счастливы.
– Значит, все же что-то произошло. Случилось несчастье? – с тревогой в голосе спрашивал Ренье.
– Она еще ребенок, – медленно произнес Винсент. – Я ничего ей не сказал. Разве я мог доверить ей мою тайну? Она же совсем ребенок, и она в опасности... да, да, может случиться несчастье...
– Вы говорите об Ирен? – спросил Ренье с дрожью в голосе.
Архитектор дважды провел ладонью по лбу.
– Ирен! – прошептал он. – Это моя, моя ошибка! Счастье было в моих руках.
Внезапно Винсент встал, подошел к картине из галереи Биффи и разорвал покрывало, под которым находилось полотно.
Художник тоже встал и приблизился к Винсенту. Он не осмеливался больше приставать к приемному отцу с расспросами. Сердце молодого человека сжалось от тоскливого предчувствия надвигающейся беды.
Некоторое время архитектор молча смотрел на картину.
Наконец он произнес:
– Я это видел. И это – ужасно... Ужасно!
Ренье охватило беспокойство. Он подумал, что Карпантье помешался.
– Отец, эта трагедия разыгралась далеко отсюда, причем очень давно, – робко заметил художник.
В ответ Винсент Карпантье произнес лишь одно слово:
– Вчера!
Он попытался задернуть картину покрывалом, но ткань за что-то зацепилась, и половина полотна по-прежнему оставалась открытой. На ней был изображен молодой человек – убийца.
– Вчера! – повторил архитектор, дрожа как осиновый лист. – Это он! Он выглядит точно так же! Его преступление спасло мне жизнь.
Он покачнулся и упал бы, не подхвати его Ренье под руку.
– Уведи меня отсюда, – попросил архитектор, взгляд которого был прикован к картине. – Я больше не хочу видеть этого человека. Он дважды пытался... Пуля... Яд... Нож. Да, нож – это надежнее, нож его не подведет. Он убьет меня.
При помощи художника Винсент добрался до стула: он едва держался на ногах. Архитектор казался Ренье совершенно изнуренным и больным.
Посидев некоторое время неподвижно, Винсент Карпантье наконец собрался с силами.
– Послушай, сынок, теперь у Ирен есть только ты, – сказал он упавшим голосом. – Не суди ее строго: она всего лишь девочка, бедная маленькая девочка. Поклянись мне, что будешь защищать ее!
– Отец, неужели вам действительно нужна эта клятва? Разве Ирен не принадлежит мне? Разве мы с ней – не одно целое?
– Да, ты прав. Она принадлежит тебе, потому что я ее тебе отдаю.
Винсент указал пальцем на пакет, который он, войдя, положил на стол.
– Там – все, чем я владею, – произнес архитектор, – все мои деньги и ценные бумаги. Теперь мне ничего не нужно.
– Ради Бога, объяснитесь же наконец! – вскричал молодой человек. – Вы просто не представляете себе, какие мысли лезут мне в голову и как вы заставляете меня страдать!
– Страдать! – хмыкнул Винсент. – Знаешь, сколько мне пришлось выстрадать? Я и не предполагал, что страдание может быть таким глубоким... Впрочем, в ближайшем будущем меня ждут еще более тяжкие испытания. Я должен уехать. Выражаясь более точно, я должен бежать. Моя жизнь находится под угрозой. Мне грозит смертельная опасность, Ренье!
– Но кто вам угрожает? – спросил потрясенный художник.
– Он! – ответил архитектор, показав на картину из галереи Биффи. – Убийца! Я видел его. Говорю тебе, я это видел! Вчера!
Ренье опустил глаза. Он все более и более убеждался в том, что его отец сошел с ума.
Судя по всему, Винсент Карпантье догадался, о чем думает молодой человек, потому что он крепко сжал его руку и отчетливо произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138