- Во дает! В-вжить! - резанул рукой Андрей. - Гляди, дед!
Смотрю, стая гусей словно подрезала крылом макушку горы: заходит на разворот, треугольник вытянулся в одну линию, прочертил склон горы, и одним концом "веревка", казалось, черкнула кромку леса. Еще минута - и птиц не стало. Пока мы с Андрейкой крутили головами, уже откуда-то сзади донесся скрип немазаной телеги. Это стая уходила. У меня вспотели ладони.
- Заметили.
- Не надо было вертеться, дед, - вздыхает пацан.
Резонно. Снег у стенки скрадка будто пеплом присыпан. Покопался, достаю: на тоненькой зеленой ножке мышиного цвета кисточка - как почка вербы. Интересное растение - весной под снегом оживает. Это самая вкусная еда для гусей.
Однажды мы поймали молодого гуся-подранка. Чего только ему не предлагали - и крупу, и клей, даже макароны, - не брал гусь. А только показали эту кисточку, сразу клюнул.
Если вам летом вдруг доведется увидеть в тундре среди зелени и цветов поле снега, знайте - это цветет кисточка. Я тоже поначалу думал - снег. Бывало: смотрю-смотрю и припаду, как к парному молоку, и обдаст запахом чуть прелого сена.
А вообще в тундре цветы яркие, сочные, но почти не пахнут.
Помню, у нашего зимовья рос пышный куст цветов, похожих на незабудки, только уж очень синие и крупные. Выхожу однажды утром: солнечный морозный воздух дрожит, будто не цветы, а синьку выплеснули на изморозь. Я к кусту, там разноцветные птички копошатся, величиной с наперсток, - впервые видел таких. Прихватило морозом, и взлететь не могут. Собрал я этих птичек в котелок, словно ореховую скорлупу, занес в избушку, вытряхнул на пол. Оттаяли, фир, ф-фыр - застрекотали крылышками, свист такой, гвалт. Открыл двери. Смотрю, а они, как дымок, тают в небе... Цветы тоже вроде приподнимаются вслед стайке. И такие яркие, просто не верится, нагнусь не пахнут, как неживые. Обидно.
Андрей дергает меня за штанину.
- Уснул? Смотри.
На стенке пичуга, рукой дотянуться можно, сидит - "ке-ке-ке". Мы не шевелимся.
Вдруг: "кя-кре-ке-ке-ке!" - как заорет, даже напугала. Куропач, крылья растопырил, в одном метре затормозил, тоже удивился - откуда, мол, такие взялись?
А пичуга все: "Ке-ке-ке!" - хохочет.
И снег все ярче разгорается. А нам ничего, в защите терпимо. Только и всего заботы: добавлять в стенки снежных кирпичей да подправлять профили. Уже по закрайкам озера заколыхалась прошлогодняя, пожухлая, выполосканная на ветру трава. Ветер сильнее - куда там солнце! - подъедает снег.
Вот и гагары прилетели и зашлепали по воде. Не могут с ходу взлететь, потому что ноги у самого хвоста, но зато орут - прямо душу выворачивают.
- Орет, как корова, - говорит Андрей.
- А ты видел корову? - спрашиваю.
- Нет. Но она же орет.
- А может, как олень?
- Не-е. Олень не орет, олень - не корова. Это ревушка-коровушка.
- Смотри, кусты, как рога, мхом обросли.
- Это они в перчатках. Чтобы пальцы не замерзли? Здорово. А что эти гагары? Будто их давят. Скажи, дед.
- Свадьба у них.
- Пойдем посмотрим?
Подбираемся по-пластунски к самой воде.
Мы в халатах, и птицы нас не замечают, знай гоняют друг за другом только брызги летят. Дерутся, снуют по талику, вытянув над водой шеи, даже видно, как гребут красные лапы-весла. Мы притаились за кочкой.
- Давай вспугнем, - шепчет Андрей.
Вскакиваем, но гагары мгновенно бульк в воду и долго-долго не показываются. Мы уже беспокоимся.
- Вылупились, вон они! - кричит Андрей.
Как ни в чем не бывало, плавают себе длинношеие около другого берега. Возвращаемся в скрадок.
- Ну и гагары-сигары!
- А куропач тогда - трубач, - рифмует Андрей.
- Пичуга - мальчуга, мышка - парнишка - мальчишка.
- Давай, дед, оставим парнишкой.
- Кулик - жулик, - говорю я.
- Не бывает. Кулик - циркулик, видишь, он на циркуле стоит. Как у бригадира циркуль.
- Похоже, но нескладно.
- Кулик - циркулик, зато правда.
- Утка - матушка.
- Утак - мастак, не просто так...
- Крякуха - порхуха...
- Порхуха - стряпуха...
- Давай обед стряпать?
- Вот это дело сказал!
Обедать теперь домой не ходим, еду с собой берем. В хижине спим да собак кормим. Они на привязи. Поначалу Голец выл, теперь привык. Но нет-нет да завоет так протяжно, тоненько, будто из него воздух выпускают.
Затишье, даже трава не шелохнется, только рыба или лемминг, короткохвостая мышь тундровая, нет-нет да всплеснет, булькнет в разливе.
И вдруг внезапно зашумело, как лес в непогоду, в глазах зарябило, серые комки, красные лапы и крик неистовый, кажется, стая летит на тебя. Андрей даже пригнулся. Хватаю ружье и, не целясь, нажимаю на спусковой крючок - осечка.
А гуси уже выравнивают изломанный строй, набирая высоту. Палю в белый свет как в копеечку!
- Давай, дед, беречь патроны, - предлагает Андрей.
Досада - приехали песни петь или на охоту?!
- Пусть летают, дед.
- Да, конечно, что делать, не будем огорчаться.
Но волнение не проходит.
Осока стряхивает снег, выпрямляется, а на стебле жук; будто припаянный с осени. Зашевелился. Вот так она и просыпается, жизнь. Жук ощутил травинку усиками, потрогал воздух. Осторожно расправил крылышки, опробовал на прочность, как самолет перед взлетом моторы, и вырулил вдоль стебля, взял старт и сразу повис в воздухе двукрылым "кукурузником".
- Поймаем? - высунулся из-за скрадка Андрей и застыл на месте. Я тоже затаил дух, увидев сидящих на косе гусей - стая штук в полтораста.
Гусь-разведчик, вытянув шею, на бреющем полете осматривал местность. Вот он подлетел к стае и, скользнув по льду, сложил крылья.
Начались переговоры - один гусь гоготнул, второй, третий, и вдруг вся стая сразу закричала. Подняв головы, гуси напружинились. Только один в сторонке, поджав ноги под себя, сидит, не поднимается. И что же? Подбегают к нему другие, распластывают шеи на льду, приподняв клювы, змеей шипят, подталкивают крыльями. Зовут, что ли, или помогают?
Я уже начеку, даже предохранитель снял. Стая оторвалась и веером идет прямо на выстрел. Я уже по опыту знаю, по стае стрелять ни к чему, надо выцелить одного, покрупнее. Выстрел... И гусь, будто парашютист, падает в снег.
Вдоль озера тянет еще косяк.
Завтра лодку не забыть бы. Снег совершенно расхлюпился, скрадки-крепости разрушаются. И вороны черными нашлепками сидят на дальних стенках. Только грусть наводят. Погода меняется. По долине тучи совсем низко, вот-вот до земли достанут седыми космами. И ветер по воде стегает.
- Надо двигать в хижину, Андрей.
А он бродит по воде, строит каналы, запруды. Это его любимое занятие.
- Хорошо бы, дед, ты бульдозер подкинул... Видишь, как напирает вода.
Пока сговаривались, повалил снег или дождь - не поймешь, все затянуло пеленой, никакой видимости. Ходим, булькаем ногами между кочек. И уже промокли до нитки. Андрей потерял рукавицы. Руки, как у гуся лапы, красные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28