- На, Андрей, держи, - шепчу пацану, - крепко, обеими руками, только не рви, а тихонечко отходи назад и катушку держи, тащи ее к берегу.
Беру пятизарядку на изготовку.
- Как выстрелю, отпускай катушку, а удилище держи!
Андрей пятится, напружинился весь. Рыбина изгибает свой хвост и с силой вылетает на поверхность. Три выстрела один за другим: бах, бах, бах! И из воды оранжевые буравчики.
Хватаю леску и тяну, забредая в воду. Таймень, за ним тянется красная размытая дорожка.
- Вот это да! - прыгает Андрей и меряет шагами рыбину от хвоста до головы.
Прежде чем разделывать добычу, сходили за топором, захватили котелок, чайник, рюкзак. Голова в чугун не входит, пришлось разрубить - это на уху, хвост - тоже в уху. С полпуда разделали для копчения, вынули кости, порезали долями. В туесок засолили с лаврушкой, немного перчику, остальное убрали в погреб. Завтра к обеду сделаем коптильню, к этому времени и рыба просолится. Пока разделали, приготовили обед, и время ужина подоспело заодно и поедим; разложили сухари, разлили уху, рыба на сковороде дымит паром, а дух идет - поджелудочную железу захватывает. Едим рыбу с сухарями, запиваем юшкой.
Андрей убирает со стола объедки.
- Одно плохо, - говорит он, - собак нету. Пойдем искать, дед. Ну, пойдем, а? Сами они ни за что не придут. Жалко мне ведь их, честно, дед. Мешок понесу. И ружье.
- Подождем еще денек, знаю я эту Ветку - увяжется за зверем, трое суток будет гонять.
Андрей замолкает. Берет котелок и идет по воду.
Вижу, что его гнетет ожидание. Но на что-то еще надеюсь.
Андрей принес воды, ставлю котелок в печь.
- Не выбрасывай, Андрей, кости, придут, съедят!
- Охрумкают за милую душу...
Выхожу из-за стола, иду в комнату разжигать камин. Развешиваю портянки, сапоги, штаны. Андрей уже переодет в сухое, его штаны у камина на полке развешиваю. Пододвинул "трон" поближе к огню, достал записную книжку, карандаш. Тепло, грею ноги.
Андрей возится на полу, из поленьев строит линию передач. Наводит мосты. Я думаю над тем, кто построил заимку, когда, почему оставили? Что за человек Щадов? Откуда здесь такая рыбья чешуя - почему-то мне эта чешуя не дает покоя. Отчего теперь в этом замке никто не живет, знает ли еще кто о его существовании?
В избе пахнет жарким из тайменя - слюнки текут. Достаю из печи чугунок. Садимся за стол; неторопливо разбираем зарумяненные куски. Тихо. Слышно, как муха бьется с той стороны о стекло.
Андрей перестал жевать и тычет пальцем на печь. Смотрю, из темноты отбеливает столбик - черный носик, черные глазки, черные кончики ушек горностай. Смотрит на нас - откуда, мол, такие? Андрей не выдерживает, вскакивает. Зверек метнулся, и нет его!
- Ну, ты че, дед, сидишь?.. Я ж говорил...
- А что я должен делать?
- Ловить!
- Ловить? Это не тот зверь, чтобы в руки дался. А вот терпеньем охотнику надо запасаться.
Смотрим, а горностай из-под печи зыркает. Вот, оказывается, почему нет в доме мышей, всех перетаскал.
- Кину рыбу?
- Кинь.
Сидим, ждем, через минуту носик, глаза, уши и сам весь, уже в линьке, но на кончике хвоста черная кисточка. Стелется по полу зверек, вытянулся, через полено не прыжком - обтекает. Как только схватил кусок, на задних лапах развернулся и, будто им выстрелили, под печь!
- Вот это да-а...
Андрей слез с чурки и положил подле печи кусочек рыбы, не успел сесть за стол - куска уже нет.
Ну, думаю, теперь Андрею забава, забудет хоть про собак. А он:
- Голец, тоже его, дед, полюбит, вот увидишь, он же маленький, и Ветка, может.
- Вряд ли, горностай - зверь, собаки охотничьи, рассуди сам.
- Пусть тогда собаки в другой комнате живут. Места хватит, правда ведь, дед? А когда пойдем искать? Они же голодные. Сколько уже, ого-го!
- Скоро пойдем.
Горностай быстро привык к нам. Прокрадется под стол, если тихо сидеть, поднимется по ноге, вспрыгнет на стол и начинает хватать крошки. Стоит пошевелиться или руку поднять - сразу под стол. У Андрея еду уже из рук берет.
- Поглажу?
Зверек хорохорится, норовит цапнуть за палец, но уже не убегает.
Андрей возится на кухне. Я снарядил патронташ, протираю ружье.
- Дед, подь-ка сюда, послушай, - кричит Андрей, - пищат, честно!
Иду. Заглядываю под печь - верно, пищат.
Сунул руку в дырку: что-то теплое, и сразу отдернул; вспомнил соболиную охоту, как схватил меня зверек однажды за палец и я чуть руки не лишился. Теперь я осторожно вытащил гнездо, а в нем пять горностаев, как зубки чеснока. А мать так и норовит схватить за руку.
Андрей заикаться стал от восторга:
- Живые!
Хочу положить обратно.
- Давай, здесь, дед, на виду, ну, ладно, дед?
Отрезали у телогрейки рукав, сделали нору и спрятали туда гнездо. Мать, забыв про всякую осторожность, шмыгнула в рукав и тут же обратно, в зубах у нее детеныш. Мы заткнули поленом старую дыру под печкой. Горностаиха пометалась по избе. Андрей испугался, что она съест детеныша, но я его успокоил, а она с ребенком шмыгнула в рукав и закрыла собой отверстие, гневно сверкая воронеными глазами.
- Пусть успокоится. Пойдем, Андрей, изучим местность.
Беру ружье. Выходим во двор. По-летнему пригревает солнце. Куча снега в пазухе дома еще больше похудела и даже почернела. Стены дома отливают медью. Пахнет пригретым деревом.
От замка идет едва заметная заросшая тропа в сосняк. Лес начинается прямо от заимки и тянется по косогору до самой горы. При входе несколько разлапистых черных куреней черемухи. Тропа идет по кромке леса до угорья, а дальше грива сосняка сваливается с небольшого взлобка в глубокий распадок, и тайга синеет и колышется морем. А мы сворачиваем вправо через марь. Туда, где белые плешины озер (лед еще не растаял) среди рыжей травы-бессонницы.
Идем по кочкарнику, и вода чавкает под ногами. Речка совсем отклонилась вправо под гору, затерялась в зарослях, и только кое-где изредка проглядывает голубой лоскут воды.
Мы еще издали разглядели на берегу озера в березовом курешке избушку, а на льду стаи гусей, на воде - уток, и двинули напрямик по болоту. Кулики и чирики ошалело порхали из-под ног. Подошли. Избушка сложена из бревен. На крыше лежит сачок. Я дотянулся и потянул за черенок: сетка прилипла и осталась ситечком - истлела.
Дверь в избушку подперта старыми, со сломанным полозом нартами.
- Дед, - подергал меня за телогрейку Андрей, - кто-то ползает, видишь, трава шевелится.
Подошли поближе: действительно шевелится, и вода бурлит. Присмотрелись - караси снуют. Птицы над головой кружат. Загомонило озеро.
Прямо на нас табунок селезней. Вытянув шеи, идут на хороший выстрел. Навскидку выстрелил. Селезень на лету замер, сложил крылья и камнем под ноги, только брызги полетели. И, словно ковырнули осиное гнездо, тьма-тьмущая поднялась дичи. Свист, треск крыльев и крик раздирающий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28