Он тоже улыбнулся мне в ответ.
– Вы слышали анекдот о корабле, тонущем в Тихом океане? – спросил Хейторн.
– Нет, сэр, не припоминаю.
– Ну вот, значит, после кораблекрушения плывут по океану врач, министр и юрист, а вокруг них много-много акул. И вот эти акулы очень быстро разделались с врачом и министром, но вот юриста не тронули. И вы знаете, почему?
– Почему же?
– Профессиональная обходительность, – сказал Хейторн и разразился смехом. Его смех, для такого на вид щуплого человека, был на удивление звучным, он казался неким отголоском молодости, точно так же как и его прекрасно сохранившаяся юношеская шевелюра. Перестав наконец смеяться и посерьезнев, Хейторн сказал. – Поводом к тому, что мне хотелось, чтоюы вы посмотрели документы непременно здесь, у меня в офисе, явилось то…
– Да, сэр?
– Явилось то, что мне очень не хотелось, чтобы вы его поняли превратно. Я подумал, что мы бы могли весьма тихо и спокойно обсудить его здесь, и что именно таким образом мне удастся удерживать вас от того, чтобы вы не пришли к тому заключению, которое, и я почти уверен в этом, скорее всего первым придет вам на ум.
– И какие же это, по-вашему, выводы, сэр?
– А такой вывод, что Двейн Миллер сам убил свою собственную дочь.
Я пристально глядел на Хейторна.
– Вот, – сказал он.
– Понятно.
– Конечно же, это нонсенс. И все же трастовый документ возможно способствовал бы выдвижению подобных предположений. Особенно если взять в расчет тот факт, что еще никто не получил никаких известий от похитителя девочки.
– И что же по-вашему, мистер Хейторн, это может означать?
– А то, что может быть ее тоже уже нет в живых.
– Я надеюсь, что это далеко не так.
– Ну, разумеется, конечно, но тем не менее подобная возможность, согласитесь, существует. А в случае смерти основного бенефициара по трастовому соглашения – в данной случае, им была покойная мисс Миллер, а также если смерть альтернативного бенефициара наступит до истечения срока заключенного договора, да-да, я думаю, теперь вы понимаете, почему кого-нибудь вполне может осенить предположение о том, что тут ведется грязная игра.
– Но почему же, мистер Хейторн, почему?
– Потому что в этом случае весь аккумулированный доход, равно как и основной капитал должны будут возвратиться к учредителю. А учредителем-то, как вам уже известно, и является Двейн Миллер.
– Ясно.
– Вот.
– Да уж… – Вот так.
– А теперь я могу взглянуть на сам документ?
– Конечно. Я просто хотел предостеречь вас от каких бы то ни было поспешных выводов.
Трастовое соглашение занимало двадцать восемь страниц, и примерно час ушел у меня на то, чтобы внимательно его прочитать, делая по ходу чтения заметки. За все это время Хейторн даже ни разу не взглянул на часы, хотя еще раньше при нашем с ним телефонном разговоре он говорил, что сегодня вечером его пригласили где-то здесь в городе на ужин. Когда я наконец перевернул последнюю страницу, Хейторн посмотрел на меня через стол и спросил:
– Ну? Что вы на это скажете?
– На первый взгляд все кажется достаточно просто.
– О, да, разумеется, это обычное типовое соглашение, если можно так сказать. Конечно, за исключением реинвестированного дохода, но эта идея принадлежала Двейну. Я тогда старался переубедить его, предупреждал, что в смысле налогообложения это вовсе не выгодно, но он ответил, что ему, видите ли, хочется, чтобы доход все время накапливался, а не разбазаривался бы через некоторые промежутки времени. Миллер всегда считал, что его дочь совсем ничего не смыслит в финансовых вопросах, и он настаивал на том, чтобы ни гроша, ни цента из этого траста не попало бы к ней до того момента, пока Викки не исполнится тридцать пять лет, то есть когда она предположительно, по его мнению, сможет разумно распорядиться этими деньгами.
– И когда же это должно было произойти?
– Вот, а это как раз еще один факт, который легко может подвести к ложеному умозаключению.
– Почему?
– А потому, мистер Хоуп, что мисс Виктории Миллер должно было исполниться тридцать пять лет двадцать четвертого января – это вторник следующей недели.
– Вы хотите сказать, что срок пот растовому соглашению должен истечь всего через девять дней после убийства?
– Да сэр, но только, прошу вас, не надо торопиться и приходить к очевидным на первый взгляд решениям.
– Мистер Хейторн, а кто выступает здесь доверителем?
– «Кахун-Нэшнл».
– Это здесь, в Новом Орлеане?
– Да, сэр.
– А им известна стоимость траста на сегодняшний день?
– Я уверен, что да, но сейчас я уже располагаю самыми последнии сведениями и сам могу сказать вам, что в настоящее время он оценивается в двенадцать миллионов долларов.
– Двенадцать…
– Да, сэр.
– Которые Виктория Миллер получила бы на свой день рождения на следующей неделе.
– Точно так. И которые, в соответствии с условиями соглашения, ее дочь – являющаяся альтернативным бенефициаром – все же получит на следующей неделе.
– Если только, как вы предположили…
– Да, если только она доживет до того времени.
– А если нет – все это снова вернется к Двейну Миллеру.
– Боюсь, что так и будет.
Хейторн взглянул мне в лицо.
– А-а… – проговорил он. – Я точно знаю, о чем вы подумали.
– Мистер Хейторн, – проговорил я, – не смею вас более задерживать, я знаю, что у вас сегодня за ужином назначена встреча. Спасибо, что вы изыскали возможность и уделили мне свое время, – тут я немного смутился. – Но может быть вы сочли бы возможным снять копию с этого документа и послать его мне? Или это будет для вас слишком обременительно?
– Теперь, когда мы с вами уже переговорили, я не возражаю, – затем Хейторн усмехнулся и добавил, – в конце концов, если бы я не согласился, вы бы наверняка вручили бы мне официальный запрос на предоставление документа.
– Благодарю вас, – сказал я.
Мы пожали друг другу руки. Я зашагал по длинному коридору, двери из которого вели в сверхсовременные офисы, прошел мимо той комнаты, где секретарша все еще стоически сражалась с огромным ворохом юридических документов, ее пишущая машинка клацала, словно танцор-чечеточник с Бурбон-Стрит, и я снова подумал об этом трастовом соглашении, написанном в далеком 1965 и о завещании, составленном всего пару недель назад, и я думал о маленькой Элисон Кениг, о том, что она еще даже не может представить себе того, что судьба двенадцати миллионов долларов теперь целиком зависит только от ее жизни.
В тот вечер за ужином я был явно не в ударе. Мы выбрали ресторан «У Жака» на Рью-Дофин, который был нам очень настойчиво рекомендован, но в то же время оказался чрезмерно дорогим. Для начала я заказал креветки в соусе, затем черепаховый суп, и после две порции мяса-Chateaubriand (нам с Джоанной – одну на двоих).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Вы слышали анекдот о корабле, тонущем в Тихом океане? – спросил Хейторн.
– Нет, сэр, не припоминаю.
– Ну вот, значит, после кораблекрушения плывут по океану врач, министр и юрист, а вокруг них много-много акул. И вот эти акулы очень быстро разделались с врачом и министром, но вот юриста не тронули. И вы знаете, почему?
– Почему же?
– Профессиональная обходительность, – сказал Хейторн и разразился смехом. Его смех, для такого на вид щуплого человека, был на удивление звучным, он казался неким отголоском молодости, точно так же как и его прекрасно сохранившаяся юношеская шевелюра. Перестав наконец смеяться и посерьезнев, Хейторн сказал. – Поводом к тому, что мне хотелось, чтоюы вы посмотрели документы непременно здесь, у меня в офисе, явилось то…
– Да, сэр?
– Явилось то, что мне очень не хотелось, чтобы вы его поняли превратно. Я подумал, что мы бы могли весьма тихо и спокойно обсудить его здесь, и что именно таким образом мне удастся удерживать вас от того, чтобы вы не пришли к тому заключению, которое, и я почти уверен в этом, скорее всего первым придет вам на ум.
– И какие же это, по-вашему, выводы, сэр?
– А такой вывод, что Двейн Миллер сам убил свою собственную дочь.
Я пристально глядел на Хейторна.
– Вот, – сказал он.
– Понятно.
– Конечно же, это нонсенс. И все же трастовый документ возможно способствовал бы выдвижению подобных предположений. Особенно если взять в расчет тот факт, что еще никто не получил никаких известий от похитителя девочки.
– И что же по-вашему, мистер Хейторн, это может означать?
– А то, что может быть ее тоже уже нет в живых.
– Я надеюсь, что это далеко не так.
– Ну, разумеется, конечно, но тем не менее подобная возможность, согласитесь, существует. А в случае смерти основного бенефициара по трастовому соглашения – в данной случае, им была покойная мисс Миллер, а также если смерть альтернативного бенефициара наступит до истечения срока заключенного договора, да-да, я думаю, теперь вы понимаете, почему кого-нибудь вполне может осенить предположение о том, что тут ведется грязная игра.
– Но почему же, мистер Хейторн, почему?
– Потому что в этом случае весь аккумулированный доход, равно как и основной капитал должны будут возвратиться к учредителю. А учредителем-то, как вам уже известно, и является Двейн Миллер.
– Ясно.
– Вот.
– Да уж… – Вот так.
– А теперь я могу взглянуть на сам документ?
– Конечно. Я просто хотел предостеречь вас от каких бы то ни было поспешных выводов.
Трастовое соглашение занимало двадцать восемь страниц, и примерно час ушел у меня на то, чтобы внимательно его прочитать, делая по ходу чтения заметки. За все это время Хейторн даже ни разу не взглянул на часы, хотя еще раньше при нашем с ним телефонном разговоре он говорил, что сегодня вечером его пригласили где-то здесь в городе на ужин. Когда я наконец перевернул последнюю страницу, Хейторн посмотрел на меня через стол и спросил:
– Ну? Что вы на это скажете?
– На первый взгляд все кажется достаточно просто.
– О, да, разумеется, это обычное типовое соглашение, если можно так сказать. Конечно, за исключением реинвестированного дохода, но эта идея принадлежала Двейну. Я тогда старался переубедить его, предупреждал, что в смысле налогообложения это вовсе не выгодно, но он ответил, что ему, видите ли, хочется, чтобы доход все время накапливался, а не разбазаривался бы через некоторые промежутки времени. Миллер всегда считал, что его дочь совсем ничего не смыслит в финансовых вопросах, и он настаивал на том, чтобы ни гроша, ни цента из этого траста не попало бы к ней до того момента, пока Викки не исполнится тридцать пять лет, то есть когда она предположительно, по его мнению, сможет разумно распорядиться этими деньгами.
– И когда же это должно было произойти?
– Вот, а это как раз еще один факт, который легко может подвести к ложеному умозаключению.
– Почему?
– А потому, мистер Хоуп, что мисс Виктории Миллер должно было исполниться тридцать пять лет двадцать четвертого января – это вторник следующей недели.
– Вы хотите сказать, что срок пот растовому соглашению должен истечь всего через девять дней после убийства?
– Да сэр, но только, прошу вас, не надо торопиться и приходить к очевидным на первый взгляд решениям.
– Мистер Хейторн, а кто выступает здесь доверителем?
– «Кахун-Нэшнл».
– Это здесь, в Новом Орлеане?
– Да, сэр.
– А им известна стоимость траста на сегодняшний день?
– Я уверен, что да, но сейчас я уже располагаю самыми последнии сведениями и сам могу сказать вам, что в настоящее время он оценивается в двенадцать миллионов долларов.
– Двенадцать…
– Да, сэр.
– Которые Виктория Миллер получила бы на свой день рождения на следующей неделе.
– Точно так. И которые, в соответствии с условиями соглашения, ее дочь – являющаяся альтернативным бенефициаром – все же получит на следующей неделе.
– Если только, как вы предположили…
– Да, если только она доживет до того времени.
– А если нет – все это снова вернется к Двейну Миллеру.
– Боюсь, что так и будет.
Хейторн взглянул мне в лицо.
– А-а… – проговорил он. – Я точно знаю, о чем вы подумали.
– Мистер Хейторн, – проговорил я, – не смею вас более задерживать, я знаю, что у вас сегодня за ужином назначена встреча. Спасибо, что вы изыскали возможность и уделили мне свое время, – тут я немного смутился. – Но может быть вы сочли бы возможным снять копию с этого документа и послать его мне? Или это будет для вас слишком обременительно?
– Теперь, когда мы с вами уже переговорили, я не возражаю, – затем Хейторн усмехнулся и добавил, – в конце концов, если бы я не согласился, вы бы наверняка вручили бы мне официальный запрос на предоставление документа.
– Благодарю вас, – сказал я.
Мы пожали друг другу руки. Я зашагал по длинному коридору, двери из которого вели в сверхсовременные офисы, прошел мимо той комнаты, где секретарша все еще стоически сражалась с огромным ворохом юридических документов, ее пишущая машинка клацала, словно танцор-чечеточник с Бурбон-Стрит, и я снова подумал об этом трастовом соглашении, написанном в далеком 1965 и о завещании, составленном всего пару недель назад, и я думал о маленькой Элисон Кениг, о том, что она еще даже не может представить себе того, что судьба двенадцати миллионов долларов теперь целиком зависит только от ее жизни.
В тот вечер за ужином я был явно не в ударе. Мы выбрали ресторан «У Жака» на Рью-Дофин, который был нам очень настойчиво рекомендован, но в то же время оказался чрезмерно дорогим. Для начала я заказал креветки в соусе, затем черепаховый суп, и после две порции мяса-Chateaubriand (нам с Джоанной – одну на двоих).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79