Ей никто не ответил. Где ты была?
– Если у полиции возникли…
– Наплевать на полицию! Твой сын сидит в тюрьме, он сознался в убийстве, но у меня много сомнений. Я хочу знать, где ты была в воскресенье ночью. Это ты звонила Майклу на катер?
– Нет. Звонила ему? О чем ты говоришь?
– Ты просила его о встрече в доме Джейми? Ты была в доме Джейми в воскресенье ночью? Где ты была, Бетти?!
– Здесь, – ответила она. У нее начали дрожать губы. Она стиснула руки.
– Ладно, – сказал я, – как хочешь. Я собираюсь сообщить Юренбергу, что ты ему лжешь. Расскажу, что в воскресенье ночью тебе пыталась дозвониться твоя дочь, но так и не смогла. Пусть выяснит, где же, черт возьми, ты была, потому что, возможно, в доме у Джейми, убивая…
– Она была со мной!
Я резко обернулся. На другом конце комнаты одна из дверей была открыта. В проеме стояла женщина лет сорока – высокая, широкоплечая, рыжеволосая. Лицо усеяно веснушками, руки сложены под пышной грудью, короткая ночная рубашка едва прикрывает мощные бедра.
Бетти поднялась и протянула руки, как бы пытаясь запихнуть эту женщину обратно в проем.
– Джеки, пожалуйста! – умоляюще проговорила она. – Пожалуйста, как же! – грубо отрезала Джеки. – Ты что, не понимаешь, что он хочет повесить на тебя это преступление?!
– Пожалуйста… – беспомощно повторила Бетти.
– Со мной она была, мистер. Она подцепила меня в баре на Набережной Люси. Потом мы отправились ко мне. И провели вместе всю ночь.
Само собой воскресло в памяти все то, что рассказал Джейми о первых годах своего брака. Мне вспомнилось, что не далее как вчера сама Бетти жаловалась на то, что в этом городе, полном вдов и разведенных, трудно найти подходящего мужчину. Пришло в голову, что она не раз и не два говорила о защите своей репутации и своей неустроенной личной жизни. И вдруг стало ясно как день, что она скорее солгала бы полиции о своем местопребывании в воскресенье ночью, чем призналась в том, что провела ее с женщиной, которую подцепила в баре.
– Ладно, – сказал я. – Извини.
– А теперь уматывай отсюда, – распорядилась Джеки.
Майкл сидел в той же камере в конце коридора. На часах было пол-одиннадцатого. В семь часов ему принесли завтрак, а теперь он ждал, когда его переведут в городскую тюрьму. Десять минут назад я позвонил Юренбергу, и он велел мне поторопиться, если я хочу переговорить с ним, прежде чем он будет переведен. При виде меня Майкл особой радости не выказал.
– Твоя сестра в городе, – сообщил я. – Я разговаривал с ней прошлой ночью.
– Хорошо, – отозвался он и кивнул.
– Она вручила мне письмо, которое ты написал ей. Я собираюсь показать его полиции.
– Зачем она это сделала?
– Она хочет помочь тебе.
– Она может помочь, только если не будет лезть, куда ее не просят.
– У меня несколько вопросов к тебе, Майкл.
– Я не буду отвечать ни на какие вопросы. Кстати, почему вас впустили? Сколько им можно говорить…
– В своем письме ты…
– Господи!
– В своем письме ты не похож на человека, обдумывающего убийство.
– Мне плевать, на кого я похож в этом самом письме!
– Ты напоминал своей сестре, что приближается день рождения Морин. Ты просил ее прислать открытку. Помнишь?
– Да, помню.
– Если бы ты собирался убить Морин…
– Ничего я не собирался.
– Значит, это было непреднамеренно, так?
– Да. Я уже рассказывал. Почему бы вам не прослушать запись? Там все записано. Так какого же черта вам еще нужно?
– Мне нужно знать причину.
– Я не знаю.
– Расскажи, о чем вы с Морин говорили по телефону.
– Я уже рассказывал. Она сказала, что напугана, и попросила приехать.
– Чего она боялась?
– Она не сказала.
– Просто сообщила, что напугана?
– Да.
– Но не сказала, чего боится?
– Она сказала, будто не знает, как ей быть.
– Насчет чего? Майкл, ты только повторяешь…
– Проклятье, это именно то, что она тогда сказала. Точно.
– И ты даже не поинтересовался, в чем причина? Человек говорит: «Я не знаю, что мне делать…»
– Это правда. Я не спросил у нее.
– Даже не полюбопытствовал?
– Нет.
– Но отправился к ней домой?
– Это прекрасно известно.
– Зачем?
– Потому что она была напугана.
– И не знала, что ей делать?
– Вот именно.
– Но и позже она не сказала тебе, чего боялась?..
– Послушайте, вы что – хотите поймать меня? – внезапно окрысился он.
– Поймать тебя?
– Вы плохо слышите?
– Как это «поймать»?
– Да ладно.
– Никто не собирается ловить, Майкл…
– Хорошо.
– …поверь мне.
– Ладно, тогда почему бы вам не отправиться отсюда, а? Я больше не желаю говорить о Морин, ясно?
– Зачем ты попросил свою сестру отправить Морин открытку?
– Я только что сказал вам, что не желаю больше…
– Ты тоже хотел отправить ей открытку?
– Нет. Я хотел купить ей что-нибудь.
– Что именно?
– Какое это имеет значение? – спросил он. – Ведь он мертва.
– Майкл… когда ты той ночью пришел к ней в дом, о чем у вас был разговор?
– Не помню.
– Вы зашли на кухню, уселись за кухонным столом… Так, по-моему, ты рассказывал?
– Да, верно.
– О чем вы тогда разговаривали, вспомни?
– Не знаю.
– Вы говорили о твоем возвращении в колледж?
– Да. Точно, мы обсуждали возвращение в колледж. И алименты. Прекращение отцом выплаты алиментов.
У него была своеобразная манера ухватиться за предложение и повернуть его по своему усмотрению. Только что он не мог припомнить, о чем они с Морин разговаривали. Но как только я предложил приемлемую для разговора тему, он тут же за нее ухватился и готов был расширить и углубить ее. Задай я подобный вопрос своему клиенту в зале суда, адвокат противной стороны тут же вскочил бы и протестовал на том основании, что я, мол, подсказываю свидетелю. Я решил быть с ним более осторожным.
– Как долго вы разговаривали, Майкл?
– Ну… допоздна. У меня нет часов.
– Тогда как же ты определил, что уже поздно?
– Ну… она сказала, что уже поздно.
– Кто сказал, что уже поздно?
– Морин.
– А потом?
– Не знаю, что было потом.
– Тогда ты схватил нож?
– Не помню. Я уже сто раз говорил, что не помню!
– Майкл, во время вашей с Морин беседы ты встал из-за стола и схватил нож. Это ты рассказал Юренбергу в своем заявлении. Я хочу знать причину. Я хочу знать, что такое было сказано, что побудило тебя…
– Ничего. Убирайтесь вы к черту. Ничего такого сказано не было!
– Ты просто так схватил нож?
– Да.
– Ни с того ни с сего?
– Не помню.
– Только что ты утверждал, что Морин обратила внимание на то, что уже поздно…
– Она сказала, что хотела бы лечь спать, так как уже поздно.
– Это в точности ее слова? Можешь вспомнить?
– Она сказала, что она… что ей завтра предстоит трудный день и уже поздно и она собирается лечь спать.
– Это похоже на…
– Это ее слова.
«Он был у нас прошлый вторник. Они с Морин полночи сидели на кухне и разговаривали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Если у полиции возникли…
– Наплевать на полицию! Твой сын сидит в тюрьме, он сознался в убийстве, но у меня много сомнений. Я хочу знать, где ты была в воскресенье ночью. Это ты звонила Майклу на катер?
– Нет. Звонила ему? О чем ты говоришь?
– Ты просила его о встрече в доме Джейми? Ты была в доме Джейми в воскресенье ночью? Где ты была, Бетти?!
– Здесь, – ответила она. У нее начали дрожать губы. Она стиснула руки.
– Ладно, – сказал я, – как хочешь. Я собираюсь сообщить Юренбергу, что ты ему лжешь. Расскажу, что в воскресенье ночью тебе пыталась дозвониться твоя дочь, но так и не смогла. Пусть выяснит, где же, черт возьми, ты была, потому что, возможно, в доме у Джейми, убивая…
– Она была со мной!
Я резко обернулся. На другом конце комнаты одна из дверей была открыта. В проеме стояла женщина лет сорока – высокая, широкоплечая, рыжеволосая. Лицо усеяно веснушками, руки сложены под пышной грудью, короткая ночная рубашка едва прикрывает мощные бедра.
Бетти поднялась и протянула руки, как бы пытаясь запихнуть эту женщину обратно в проем.
– Джеки, пожалуйста! – умоляюще проговорила она. – Пожалуйста, как же! – грубо отрезала Джеки. – Ты что, не понимаешь, что он хочет повесить на тебя это преступление?!
– Пожалуйста… – беспомощно повторила Бетти.
– Со мной она была, мистер. Она подцепила меня в баре на Набережной Люси. Потом мы отправились ко мне. И провели вместе всю ночь.
Само собой воскресло в памяти все то, что рассказал Джейми о первых годах своего брака. Мне вспомнилось, что не далее как вчера сама Бетти жаловалась на то, что в этом городе, полном вдов и разведенных, трудно найти подходящего мужчину. Пришло в голову, что она не раз и не два говорила о защите своей репутации и своей неустроенной личной жизни. И вдруг стало ясно как день, что она скорее солгала бы полиции о своем местопребывании в воскресенье ночью, чем призналась в том, что провела ее с женщиной, которую подцепила в баре.
– Ладно, – сказал я. – Извини.
– А теперь уматывай отсюда, – распорядилась Джеки.
Майкл сидел в той же камере в конце коридора. На часах было пол-одиннадцатого. В семь часов ему принесли завтрак, а теперь он ждал, когда его переведут в городскую тюрьму. Десять минут назад я позвонил Юренбергу, и он велел мне поторопиться, если я хочу переговорить с ним, прежде чем он будет переведен. При виде меня Майкл особой радости не выказал.
– Твоя сестра в городе, – сообщил я. – Я разговаривал с ней прошлой ночью.
– Хорошо, – отозвался он и кивнул.
– Она вручила мне письмо, которое ты написал ей. Я собираюсь показать его полиции.
– Зачем она это сделала?
– Она хочет помочь тебе.
– Она может помочь, только если не будет лезть, куда ее не просят.
– У меня несколько вопросов к тебе, Майкл.
– Я не буду отвечать ни на какие вопросы. Кстати, почему вас впустили? Сколько им можно говорить…
– В своем письме ты…
– Господи!
– В своем письме ты не похож на человека, обдумывающего убийство.
– Мне плевать, на кого я похож в этом самом письме!
– Ты напоминал своей сестре, что приближается день рождения Морин. Ты просил ее прислать открытку. Помнишь?
– Да, помню.
– Если бы ты собирался убить Морин…
– Ничего я не собирался.
– Значит, это было непреднамеренно, так?
– Да. Я уже рассказывал. Почему бы вам не прослушать запись? Там все записано. Так какого же черта вам еще нужно?
– Мне нужно знать причину.
– Я не знаю.
– Расскажи, о чем вы с Морин говорили по телефону.
– Я уже рассказывал. Она сказала, что напугана, и попросила приехать.
– Чего она боялась?
– Она не сказала.
– Просто сообщила, что напугана?
– Да.
– Но не сказала, чего боится?
– Она сказала, будто не знает, как ей быть.
– Насчет чего? Майкл, ты только повторяешь…
– Проклятье, это именно то, что она тогда сказала. Точно.
– И ты даже не поинтересовался, в чем причина? Человек говорит: «Я не знаю, что мне делать…»
– Это правда. Я не спросил у нее.
– Даже не полюбопытствовал?
– Нет.
– Но отправился к ней домой?
– Это прекрасно известно.
– Зачем?
– Потому что она была напугана.
– И не знала, что ей делать?
– Вот именно.
– Но и позже она не сказала тебе, чего боялась?..
– Послушайте, вы что – хотите поймать меня? – внезапно окрысился он.
– Поймать тебя?
– Вы плохо слышите?
– Как это «поймать»?
– Да ладно.
– Никто не собирается ловить, Майкл…
– Хорошо.
– …поверь мне.
– Ладно, тогда почему бы вам не отправиться отсюда, а? Я больше не желаю говорить о Морин, ясно?
– Зачем ты попросил свою сестру отправить Морин открытку?
– Я только что сказал вам, что не желаю больше…
– Ты тоже хотел отправить ей открытку?
– Нет. Я хотел купить ей что-нибудь.
– Что именно?
– Какое это имеет значение? – спросил он. – Ведь он мертва.
– Майкл… когда ты той ночью пришел к ней в дом, о чем у вас был разговор?
– Не помню.
– Вы зашли на кухню, уселись за кухонным столом… Так, по-моему, ты рассказывал?
– Да, верно.
– О чем вы тогда разговаривали, вспомни?
– Не знаю.
– Вы говорили о твоем возвращении в колледж?
– Да. Точно, мы обсуждали возвращение в колледж. И алименты. Прекращение отцом выплаты алиментов.
У него была своеобразная манера ухватиться за предложение и повернуть его по своему усмотрению. Только что он не мог припомнить, о чем они с Морин разговаривали. Но как только я предложил приемлемую для разговора тему, он тут же за нее ухватился и готов был расширить и углубить ее. Задай я подобный вопрос своему клиенту в зале суда, адвокат противной стороны тут же вскочил бы и протестовал на том основании, что я, мол, подсказываю свидетелю. Я решил быть с ним более осторожным.
– Как долго вы разговаривали, Майкл?
– Ну… допоздна. У меня нет часов.
– Тогда как же ты определил, что уже поздно?
– Ну… она сказала, что уже поздно.
– Кто сказал, что уже поздно?
– Морин.
– А потом?
– Не знаю, что было потом.
– Тогда ты схватил нож?
– Не помню. Я уже сто раз говорил, что не помню!
– Майкл, во время вашей с Морин беседы ты встал из-за стола и схватил нож. Это ты рассказал Юренбергу в своем заявлении. Я хочу знать причину. Я хочу знать, что такое было сказано, что побудило тебя…
– Ничего. Убирайтесь вы к черту. Ничего такого сказано не было!
– Ты просто так схватил нож?
– Да.
– Ни с того ни с сего?
– Не помню.
– Только что ты утверждал, что Морин обратила внимание на то, что уже поздно…
– Она сказала, что хотела бы лечь спать, так как уже поздно.
– Это в точности ее слова? Можешь вспомнить?
– Она сказала, что она… что ей завтра предстоит трудный день и уже поздно и она собирается лечь спать.
– Это похоже на…
– Это ее слова.
«Он был у нас прошлый вторник. Они с Морин полночи сидели на кухне и разговаривали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47