– с некоторой прямолинейностью сказала Вера Дмитриевна, вспоминая себя. – Это одно я и помню как нечто необычно прекрасное вот уже много-много лет, все остальное забыла. Мужчинам никогда этого не почувствовать и не понять, в этом мы, женщины, много выше… Пройдемте еще подальше, здесь шумно. И тем более дышать табачищем… Вы пили что-нибудь?
– Немного пила, – сказала Аленка удивленно. – Я давно уже не кормлю…
– Все равно это очень вредно. – Вера Дмитриевна остановилась, удерживая Аленку. – Вам ведь обязательно захочется второго ребенка со временем… Скажите, а вы скоро тронетесь за мужем? – спросила она с любопытством.
Аленка, сжав губы, отрицательно покачала головой.
– Вы знаете, я заканчиваю ординатуру. Последний год.
– Да, да, понимаю, – сказала Вера Дмитриевна. – Женщине так легко потерять все завоеванное…
– Нет, здесь, вероятно, что-то другое…
– Все равно ведь сорветесь, поедете, не удержитесь…
– Сорвусь. – Аленка доверительно и тепло поглядела собеседнице в глаза. – Конечно, сорвусь, даже скоро, пожалуй… а сейчас пока я выдерживаю с ним ожесточенные бои… Самое удивительное, что он, умный человек, не может меня понять…
– А может, не хочет? – спросила Вера Дмитриевна с улыбкой.
– Может, и не хочет…
– Вот видите, – улыбнулась Вера Дмитриевна, опять вспоминая себя, и повела Аленку дальше; разбившись на группы, гости, в основном мужчины, оглядываясь, рассказывали друг другу анекдоты; в двух или трех местах вспыхнули деловые разговоры, около пианино кружилось несколько пар, кто-то пытался петь. Чубарев, Лутаков и Муравьев, прогуливаясь в отдалении ото всех, тихо, сосредоточенно разговаривали о планируемом на самое ближайшее время расширении мощностей завода, причем Чубарев несколько раз неспокойно поглядывал в сторону Шилова, упорно остававшегося в одиночестве за столом, и тот, словно почувствовав, встал и подошел к их группе.
– Бейте, только сразу напрочь, Андрей Павлович, – весело обратился к нему Чубарев. – Вижу, вынашиваете сюрприз…
– Уже выносил. – Шилов с комическим отчаянием на все решившегося человека махнул рукой. – Не хотел вам торжества портить, Олег Максимович, да что поделаешь…
– Ого! – Чубарев засмеялся. – После такого вступления нужно ждать доброго взрыва…
– Ничего не поделаешь, – опять повторил Шилов, часто моргая. – Не знаю, чьи тут головы полетят еще, но моя уж точно не удержится.
– Ну-ну, не томите, – потребовал Чубарев.
– «Ш–28» в серию не пойдет, Олег Максимович. Нельзя, не пойдет, к черту! У меня возникли очень существенные, понимаете, важные изменения, – добавил он твердо, видя, как начало вытягиваться лицо у Чубарева.
– Обрадовал! Вот это озарение, одним махом восьмерых побивахом! Так я и знал, что тут добром не кончится! – Чубарев ошарашенно подался назад, но тотчас закаленная в схватках воля бросила его вперед. – У меня почти полностью переналажены линии, цехи! Запуск в серию утвержден на Политбюро, мне каждый день приходится докладывать о готовности! Именно к производству «Ш–28»! И потом, отличный же двигатель! Правительственная комиссия…
– Комиссия! Комиссия! – внезапно сердито почти выкрикнул Шилов, и уши у него еще больше оттопырились и покраснели. – Для меня самая авторитетная комиссия – моя совесть конструктора! Мне кажется, что ресурс двигателя можно довести до двухсот с лишним часов…
Пока Шилов, приглушая голос, говорил, Чубарев слушал, опустив голову и ни на кого не глядя; едва заслышав о двухстах с лишним часах ресурса, он недоверчиво хмыкнул и не отрывал больше глаз от лица Шилова; Муравьев же, сдерживаясь, стараясь не сразу вмешиваться, однако, весь стал как-то суше и еще печальнее. То, о чем велась речь, пожалуй, меньше всего сейчас касалось лично его; все эти страсти относились теперь уже к прошлому его ведомству, но он был сильно задет уже тем, что новая возможная удача прет опять почему-то все тому же Чубареву и что у этого сумасшедшего Шилова, чокнутого как в работе, так и в личной жизни (кому бы еще простили недавнюю третью жену!), озарение вспыхнуло именно теперь, когда директором утвердили Чубарева. Шилова он знал не хуже Чубарева, и в его мозгу помимо воли и желания уже сами собой складывались, цепляясь друг за друга, самые различные комбинации. Мастер неожиданного маневра, рискованного, но десять раз отмеренного (без чего, впрочем, на его месте и нельзя было долго продержаться), Муравьев безошибочно понимал, что дело заваривается архикрупное, и удивлялся только тому, что этот матерый волчище Чубарев прикидывается простачком и несет бог весть какую непрофессиональную ахинею. Первые же слова Шилова, сказанные в присутствии трех человек, уже определили дальнейшее; внутренне Муравьев весь подобрался; в душе у него неистребимо жило затаенное преклонение перед безрассудно смелой, широкой, безоглядной раскованностью таланта, он и завидовал, и восхищался, и, как подобает всякому уважающему себя чиновнику, давил эту смелость и широту, загонял ее узкие рамки бюрократических стандартов, но нюх на талант у Муравьева был необычайный, а чутье его никогда еще не подводило, хотя ставки он делал иногда самые рискованные. Но и Чубарев, засекший в свою очередь «стойку», как он про себя выразился, Муравьева, уже алчно поглядывал на Шилова взглядом собственника.
– Больше двухсот часов, а? – азартно блестя глазами, подзадорил он Шилова. – Не накидываешь сгоряча, Андрей Павлович? Значит, есть за что голову на плаху? Или на мыло?
– Ну, разговор, ну, разговор! – пробормотал Шилов. – Олег Максимович, во-первых, и то, что есть, не мыло, а во-вторых, я не могу ошибаться, я тут действительно голову на плаху положу. Посмотрите, – полез он в карманы за расчетами, с досадой выхватывая и опять засовывая назад ненужное.
– Не здесь, не здесь, Андрей Павлович, подожди чуток, – остановил его Чубарев, – потолкуем тихо, не торопясь, можно за вашим любимым чайком…
– Действительно, нужна ли такая поспешность? – в свою очередь подал голос и Муравьев, уже вполне овладевший собой и теперь игравший брелоком от часов. – Может быть, не стоит рубить сплеча, стоит еще раз хорошенько проверить?
– Павел Андреевич, можно ведь говорить прямо, – тотчас принял скрытый вызов Шилов. – Я не сумасшедший, прекрасно понимаю, каша заваривается густая. Что теперь? Лучше уж сразу, убыток окажется куда меньше. Такова уж наша доля, коли нужно и свое любимое чадо не пожалеть, даже слопать при случае. Пожалеть никак нельзя, – заморгал Шилов, – вот это было бы уже преступлением.
– Что же вы предлагаете? – меняя тон, сухо спросил Муравьев.
– Я доложу где надо свои сображения. – Шилов, не ища ни у кого поддержки, говорил сдержанно, глядя прямо перед собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268
– Немного пила, – сказала Аленка удивленно. – Я давно уже не кормлю…
– Все равно это очень вредно. – Вера Дмитриевна остановилась, удерживая Аленку. – Вам ведь обязательно захочется второго ребенка со временем… Скажите, а вы скоро тронетесь за мужем? – спросила она с любопытством.
Аленка, сжав губы, отрицательно покачала головой.
– Вы знаете, я заканчиваю ординатуру. Последний год.
– Да, да, понимаю, – сказала Вера Дмитриевна. – Женщине так легко потерять все завоеванное…
– Нет, здесь, вероятно, что-то другое…
– Все равно ведь сорветесь, поедете, не удержитесь…
– Сорвусь. – Аленка доверительно и тепло поглядела собеседнице в глаза. – Конечно, сорвусь, даже скоро, пожалуй… а сейчас пока я выдерживаю с ним ожесточенные бои… Самое удивительное, что он, умный человек, не может меня понять…
– А может, не хочет? – спросила Вера Дмитриевна с улыбкой.
– Может, и не хочет…
– Вот видите, – улыбнулась Вера Дмитриевна, опять вспоминая себя, и повела Аленку дальше; разбившись на группы, гости, в основном мужчины, оглядываясь, рассказывали друг другу анекдоты; в двух или трех местах вспыхнули деловые разговоры, около пианино кружилось несколько пар, кто-то пытался петь. Чубарев, Лутаков и Муравьев, прогуливаясь в отдалении ото всех, тихо, сосредоточенно разговаривали о планируемом на самое ближайшее время расширении мощностей завода, причем Чубарев несколько раз неспокойно поглядывал в сторону Шилова, упорно остававшегося в одиночестве за столом, и тот, словно почувствовав, встал и подошел к их группе.
– Бейте, только сразу напрочь, Андрей Павлович, – весело обратился к нему Чубарев. – Вижу, вынашиваете сюрприз…
– Уже выносил. – Шилов с комическим отчаянием на все решившегося человека махнул рукой. – Не хотел вам торжества портить, Олег Максимович, да что поделаешь…
– Ого! – Чубарев засмеялся. – После такого вступления нужно ждать доброго взрыва…
– Ничего не поделаешь, – опять повторил Шилов, часто моргая. – Не знаю, чьи тут головы полетят еще, но моя уж точно не удержится.
– Ну-ну, не томите, – потребовал Чубарев.
– «Ш–28» в серию не пойдет, Олег Максимович. Нельзя, не пойдет, к черту! У меня возникли очень существенные, понимаете, важные изменения, – добавил он твердо, видя, как начало вытягиваться лицо у Чубарева.
– Обрадовал! Вот это озарение, одним махом восьмерых побивахом! Так я и знал, что тут добром не кончится! – Чубарев ошарашенно подался назад, но тотчас закаленная в схватках воля бросила его вперед. – У меня почти полностью переналажены линии, цехи! Запуск в серию утвержден на Политбюро, мне каждый день приходится докладывать о готовности! Именно к производству «Ш–28»! И потом, отличный же двигатель! Правительственная комиссия…
– Комиссия! Комиссия! – внезапно сердито почти выкрикнул Шилов, и уши у него еще больше оттопырились и покраснели. – Для меня самая авторитетная комиссия – моя совесть конструктора! Мне кажется, что ресурс двигателя можно довести до двухсот с лишним часов…
Пока Шилов, приглушая голос, говорил, Чубарев слушал, опустив голову и ни на кого не глядя; едва заслышав о двухстах с лишним часах ресурса, он недоверчиво хмыкнул и не отрывал больше глаз от лица Шилова; Муравьев же, сдерживаясь, стараясь не сразу вмешиваться, однако, весь стал как-то суше и еще печальнее. То, о чем велась речь, пожалуй, меньше всего сейчас касалось лично его; все эти страсти относились теперь уже к прошлому его ведомству, но он был сильно задет уже тем, что новая возможная удача прет опять почему-то все тому же Чубареву и что у этого сумасшедшего Шилова, чокнутого как в работе, так и в личной жизни (кому бы еще простили недавнюю третью жену!), озарение вспыхнуло именно теперь, когда директором утвердили Чубарева. Шилова он знал не хуже Чубарева, и в его мозгу помимо воли и желания уже сами собой складывались, цепляясь друг за друга, самые различные комбинации. Мастер неожиданного маневра, рискованного, но десять раз отмеренного (без чего, впрочем, на его месте и нельзя было долго продержаться), Муравьев безошибочно понимал, что дело заваривается архикрупное, и удивлялся только тому, что этот матерый волчище Чубарев прикидывается простачком и несет бог весть какую непрофессиональную ахинею. Первые же слова Шилова, сказанные в присутствии трех человек, уже определили дальнейшее; внутренне Муравьев весь подобрался; в душе у него неистребимо жило затаенное преклонение перед безрассудно смелой, широкой, безоглядной раскованностью таланта, он и завидовал, и восхищался, и, как подобает всякому уважающему себя чиновнику, давил эту смелость и широту, загонял ее узкие рамки бюрократических стандартов, но нюх на талант у Муравьева был необычайный, а чутье его никогда еще не подводило, хотя ставки он делал иногда самые рискованные. Но и Чубарев, засекший в свою очередь «стойку», как он про себя выразился, Муравьева, уже алчно поглядывал на Шилова взглядом собственника.
– Больше двухсот часов, а? – азартно блестя глазами, подзадорил он Шилова. – Не накидываешь сгоряча, Андрей Павлович? Значит, есть за что голову на плаху? Или на мыло?
– Ну, разговор, ну, разговор! – пробормотал Шилов. – Олег Максимович, во-первых, и то, что есть, не мыло, а во-вторых, я не могу ошибаться, я тут действительно голову на плаху положу. Посмотрите, – полез он в карманы за расчетами, с досадой выхватывая и опять засовывая назад ненужное.
– Не здесь, не здесь, Андрей Павлович, подожди чуток, – остановил его Чубарев, – потолкуем тихо, не торопясь, можно за вашим любимым чайком…
– Действительно, нужна ли такая поспешность? – в свою очередь подал голос и Муравьев, уже вполне овладевший собой и теперь игравший брелоком от часов. – Может быть, не стоит рубить сплеча, стоит еще раз хорошенько проверить?
– Павел Андреевич, можно ведь говорить прямо, – тотчас принял скрытый вызов Шилов. – Я не сумасшедший, прекрасно понимаю, каша заваривается густая. Что теперь? Лучше уж сразу, убыток окажется куда меньше. Такова уж наша доля, коли нужно и свое любимое чадо не пожалеть, даже слопать при случае. Пожалеть никак нельзя, – заморгал Шилов, – вот это было бы уже преступлением.
– Что же вы предлагаете? – меняя тон, сухо спросил Муравьев.
– Я доложу где надо свои сображения. – Шилов, не ища ни у кого поддержки, говорил сдержанно, глядя прямо перед собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268