На столе все уже было готово к нехитрому холостяцкому ужину, полковник поколдовал еще над заварным чайником, затем позвал сына к столу; Хатунцев-младший, вообще охотно предоставлявший другим заботиться о себе, не испытывая при этом ни малейшего неудобства или смущения, прихлебывал янтарный чай, еще и еще раз проанализировал свои разлохмаченные от недавнего разговора мысли; да полно, что я придумываю, решил он, ничего не было. Обычная вещь: при снижении потенции мужчины в годах всегда много и охотно говорят о женщинах – тот же инстинкт продолжения, инстинкт пола, желание отодвинуть старость. Родион Густавович, видимо, вступает в этот возраст, что тут копаться…
– А мы тут, Степан Владимирович, с Игорем говорили, – подал в это время голос Анисимов, любивший пить чай неторопливо, вприкуску, хрустя сухарем. – Игривых тем невзначай коснулись…
– И я говорю, – подхватил полковник с досадой. – Жениться ему надо, тридцать оболтусу… куда дальше?
– Опять ты, отец, за свое…
– Да, за свое! – отозвался полковник быстро и четко. – Женщина в доме нужна, живем антисоциально, как-то одной половиной… Заявляю тебе, ученый сын мой, вполне решительно, не женишься – женюсь сам, на страх тебе, найду даму посолиднее и приведу, вот тогда и почешешься. Почему ты ничего не ешь?
Хатунцев-младший лениво придвинул к себе масло, хлеб, тонко, артистически нарезанный сыр, взглянул на отца и засмеялся.
– Может, еще партию в шахматы, сосед? – предложил не ожидавший такого оборота Анисимов, стараясь разрядить атмосферу, но полковник отказался.
– Что ты все молчишь, Игорь? – внезапно рассердился он. – Что, я спрашиваю, ты все молчишь? Ты себя хорошо чувствуешь?
– Думаю, отец, – спокойно поднял смеющиеся глаза Хатунцев-младший. – Родион Густавович тут мне обвинение одно бросил, в нынешнее время герои, мол, перевелись… А я просто не разделяю ваших восторгов, Родион Густавович, все равно что стричь кошку – шерсти мало, а шуму много. Риску много, а удовольствие сомнительно.
– О чем вы, наконец? – заволновался полковник. – Что-то говорите, говорите, ничего не пойму!
– Да подожди, отец! Нельзя, что ли, взрослым мужчинам поговорить откровенно?
– Спасибо, уважил! Я, что ли, по-твоему, не мужчина?
– Полно, Степан Владимирович, мы тут до вашего прихода толковали о запретном плоде. Допустим, такой случай, женщина нравится, но замужем…
– О чем тут толковать, – нахмурился полковник, – тут все ясно. Раз замужем – точка.
– Вот-вот, у отца, как на блицпараде, во всем полная ясность. По треугольнику: присяга – приказ – исполнение.
– А ты что, шалопай эдакий, проповедуешь? Разврат?
– Подождите, подождите, а если ожог, солнечный удар, любовь? – Говоря, Анисимов краем глаза опять уловил на себе внимательный, изучающий взгляд Хатунцева-младшего. – Если красота немыслимая? Нет, ты, Игорь, скажи нам, старикам…
– Не надо, Родион Густавович, не преувеличивайте. Обыкновенная женщина, ну, эффектная… Не будь она женой Брюханова, вы бы на нее не посмотрели. Есть ведь лучше…
– Подождите, подождите, Степан Владимирович, – остановил Анисимов полковника, который, услышав фамилию Брюханова, хотел было решительно вмешаться в разговор. – Простите, Степан Владимирович, вы сейчас все поймете…
– Любопытно, любопытно, что же?
– Говоришь, обычная? В том-то и дело, что не обычная, Игорь. – Глаза Анисимова остро и напряженно блеснули. – Ты знаешь, что она в войну партизанила? Зеленой девчонкой… Но не в этом дело. Одного парня она любила, разведчика… Фантастической смелости был человек. Так любила, что сама и застрелила его…
– Простите, то есть как это застрелила? – от неожиданности сухо и официально осведомился полковник.
– Из пистолета. Выполнял этот товарищ какое-то задание, сильно его покалечило… Жить ему оставалось недолго, час, два, три… может быть, сутки… а мучился он ужасно… нечеловечески, вот она и принесла пистолет. – Анисимов хотел добавить «подложила», но оборвал себя, махнув рукой. – Вот это, скажу я вам, чувство, вот это любовь! Не то что ваш хваленый гуманизм! Ну, что ты теперь скажешь?
– Ничего, Родион Густавович, что же мне сказать? – Хатунцев-младший встал из-за стола. – Не в моих правилах делать выводы из того, что мне, да и вряд ли кому другому, достаточно известно.
– То-то! – бросил ему Анисимов вслед, несколько раздосадованный вполне определенным обидным намеком. – А я, кстати, и не пытался учить, тем более тебя, я просто хотел сказать, что в жизни всякое встречается. И чудеса случаются, и такое, что объяснить нельзя.
Хатунцев-младший вежливо выслушал, но отвечать не захотел, и разговор за столом сам собою перешел на другие предметы; полковник попросил рассказать, что нового в Москве, вспомнил Красную площадь в День Победы; вскоре Анисимов откланялся, и полковник, проводив его до двери, щелкнул замком. Ушел к себе, пожелав отцу спокойной ночи, и Хатунцев-младший, ловко увильнув от намерений отца кое-что прояснить в их жизни, что грозило бы затянуться за полночь; для этого ему стоило лишь упомянуть о завтрашнем дежурстве и зевнуть, и полковник тотчас сдался.
Пришла теплая летняя ночь; очередной день, как и все предыдущие, прозвучал и канул незаметной каплей в неясных шорохах; над Холмском появилась луна, никого и ничего не выделяя, тотчас проникла, как это было всегда, во все доступные места, высветлила улицы, дворы, поля, душную темноту оврагов, хлынула в окна, все связывая и все разделяя. Полковник по своей военной привычке заснул сразу же; Хатунцев-младший, услышав его редкий храп из-за двери, встал и притворил ее плотнее, почему-то раньше это ему не мешало. Он уже совсем было засыпал, но теперь разгулялся. В густом лунном пятне на полу шевелилась какая-то неясная тень.
«Зря пропал вечер, – неожиданно с обидой подумал он. – Какой-то совершенно глупый и пустой разговор, надо что-то придумать, поменьше бывать по вечерам дома. Для стариков это естественно – ворошить останки, мне-то с какой стати тратить время на ненужную благотворительность. Досадно… А лучше всего прямо сказать старику, что меня приглашают в хорошую клинику в Ленинград, все равно ведь сказать придется… и разъехаться придется. Ничего в этом трагического нет, не упускать же из-за пустых сантиментов удачу. Большой город, наука… явится в конце концов и квартира, и отец, если захочет, сможет приехать. Не до седой же бороды откладывать, без того сколько времени упущено!»
Луна ушла из комнаты, и Хатунцев-младший заснул, твердо решив завтра же написать и отправить необходимые письма; это свое решение он помнил даже во сне и все боялся, что опять вмешается какой-нибудь случай и придется откладывать или что он забудет о своем намерении. Под утро ему приснились луна и пустынный, весь как бы призрачный город, но это был не Холмск;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268
– А мы тут, Степан Владимирович, с Игорем говорили, – подал в это время голос Анисимов, любивший пить чай неторопливо, вприкуску, хрустя сухарем. – Игривых тем невзначай коснулись…
– И я говорю, – подхватил полковник с досадой. – Жениться ему надо, тридцать оболтусу… куда дальше?
– Опять ты, отец, за свое…
– Да, за свое! – отозвался полковник быстро и четко. – Женщина в доме нужна, живем антисоциально, как-то одной половиной… Заявляю тебе, ученый сын мой, вполне решительно, не женишься – женюсь сам, на страх тебе, найду даму посолиднее и приведу, вот тогда и почешешься. Почему ты ничего не ешь?
Хатунцев-младший лениво придвинул к себе масло, хлеб, тонко, артистически нарезанный сыр, взглянул на отца и засмеялся.
– Может, еще партию в шахматы, сосед? – предложил не ожидавший такого оборота Анисимов, стараясь разрядить атмосферу, но полковник отказался.
– Что ты все молчишь, Игорь? – внезапно рассердился он. – Что, я спрашиваю, ты все молчишь? Ты себя хорошо чувствуешь?
– Думаю, отец, – спокойно поднял смеющиеся глаза Хатунцев-младший. – Родион Густавович тут мне обвинение одно бросил, в нынешнее время герои, мол, перевелись… А я просто не разделяю ваших восторгов, Родион Густавович, все равно что стричь кошку – шерсти мало, а шуму много. Риску много, а удовольствие сомнительно.
– О чем вы, наконец? – заволновался полковник. – Что-то говорите, говорите, ничего не пойму!
– Да подожди, отец! Нельзя, что ли, взрослым мужчинам поговорить откровенно?
– Спасибо, уважил! Я, что ли, по-твоему, не мужчина?
– Полно, Степан Владимирович, мы тут до вашего прихода толковали о запретном плоде. Допустим, такой случай, женщина нравится, но замужем…
– О чем тут толковать, – нахмурился полковник, – тут все ясно. Раз замужем – точка.
– Вот-вот, у отца, как на блицпараде, во всем полная ясность. По треугольнику: присяга – приказ – исполнение.
– А ты что, шалопай эдакий, проповедуешь? Разврат?
– Подождите, подождите, а если ожог, солнечный удар, любовь? – Говоря, Анисимов краем глаза опять уловил на себе внимательный, изучающий взгляд Хатунцева-младшего. – Если красота немыслимая? Нет, ты, Игорь, скажи нам, старикам…
– Не надо, Родион Густавович, не преувеличивайте. Обыкновенная женщина, ну, эффектная… Не будь она женой Брюханова, вы бы на нее не посмотрели. Есть ведь лучше…
– Подождите, подождите, Степан Владимирович, – остановил Анисимов полковника, который, услышав фамилию Брюханова, хотел было решительно вмешаться в разговор. – Простите, Степан Владимирович, вы сейчас все поймете…
– Любопытно, любопытно, что же?
– Говоришь, обычная? В том-то и дело, что не обычная, Игорь. – Глаза Анисимова остро и напряженно блеснули. – Ты знаешь, что она в войну партизанила? Зеленой девчонкой… Но не в этом дело. Одного парня она любила, разведчика… Фантастической смелости был человек. Так любила, что сама и застрелила его…
– Простите, то есть как это застрелила? – от неожиданности сухо и официально осведомился полковник.
– Из пистолета. Выполнял этот товарищ какое-то задание, сильно его покалечило… Жить ему оставалось недолго, час, два, три… может быть, сутки… а мучился он ужасно… нечеловечески, вот она и принесла пистолет. – Анисимов хотел добавить «подложила», но оборвал себя, махнув рукой. – Вот это, скажу я вам, чувство, вот это любовь! Не то что ваш хваленый гуманизм! Ну, что ты теперь скажешь?
– Ничего, Родион Густавович, что же мне сказать? – Хатунцев-младший встал из-за стола. – Не в моих правилах делать выводы из того, что мне, да и вряд ли кому другому, достаточно известно.
– То-то! – бросил ему Анисимов вслед, несколько раздосадованный вполне определенным обидным намеком. – А я, кстати, и не пытался учить, тем более тебя, я просто хотел сказать, что в жизни всякое встречается. И чудеса случаются, и такое, что объяснить нельзя.
Хатунцев-младший вежливо выслушал, но отвечать не захотел, и разговор за столом сам собою перешел на другие предметы; полковник попросил рассказать, что нового в Москве, вспомнил Красную площадь в День Победы; вскоре Анисимов откланялся, и полковник, проводив его до двери, щелкнул замком. Ушел к себе, пожелав отцу спокойной ночи, и Хатунцев-младший, ловко увильнув от намерений отца кое-что прояснить в их жизни, что грозило бы затянуться за полночь; для этого ему стоило лишь упомянуть о завтрашнем дежурстве и зевнуть, и полковник тотчас сдался.
Пришла теплая летняя ночь; очередной день, как и все предыдущие, прозвучал и канул незаметной каплей в неясных шорохах; над Холмском появилась луна, никого и ничего не выделяя, тотчас проникла, как это было всегда, во все доступные места, высветлила улицы, дворы, поля, душную темноту оврагов, хлынула в окна, все связывая и все разделяя. Полковник по своей военной привычке заснул сразу же; Хатунцев-младший, услышав его редкий храп из-за двери, встал и притворил ее плотнее, почему-то раньше это ему не мешало. Он уже совсем было засыпал, но теперь разгулялся. В густом лунном пятне на полу шевелилась какая-то неясная тень.
«Зря пропал вечер, – неожиданно с обидой подумал он. – Какой-то совершенно глупый и пустой разговор, надо что-то придумать, поменьше бывать по вечерам дома. Для стариков это естественно – ворошить останки, мне-то с какой стати тратить время на ненужную благотворительность. Досадно… А лучше всего прямо сказать старику, что меня приглашают в хорошую клинику в Ленинград, все равно ведь сказать придется… и разъехаться придется. Ничего в этом трагического нет, не упускать же из-за пустых сантиментов удачу. Большой город, наука… явится в конце концов и квартира, и отец, если захочет, сможет приехать. Не до седой же бороды откладывать, без того сколько времени упущено!»
Луна ушла из комнаты, и Хатунцев-младший заснул, твердо решив завтра же написать и отправить необходимые письма; это свое решение он помнил даже во сне и все боялся, что опять вмешается какой-нибудь случай и придется откладывать или что он забудет о своем намерении. Под утро ему приснились луна и пустынный, весь как бы призрачный город, но это был не Холмск;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268