– И досточтимый товарищ Муравьев как раз из этой публики: хотел стать выдающимся металлургом, да, как видно, достаточно быстро понял, что Черновы не часто рождаются. Вот вы отдайте ему в руки головной институт металлургии… и что там останется от науки? Посредственность всегда убеждена, что она права, наука только тем и движется, что в ней нет до конца правых и, надо сметь надеяться, никогда не будет. Думаю, ничего там не останется, в таком институте, кроме раздутого самолюбия посредственности… Всякая инициатива будет преследоваться как вредное инакомыслие, любое смелое начинание будет тщательно просеиваться и утюжиться…
– Как? как? – не удержался Брюханов.
– Утюжиться, я сказал. Дайте закурить, Тихон Иванович, – попросил Лапин и, задымив папиросой, с наслаждением затянувшись дымком раз и другой, опять улыбнулся. – Никак не отвыкну, как только живой разговор, сразу начинает подсасывать… Скверная привычка! Для таких вот администраторов, как только они оказываются в достаточно прочном и высоком кресле, мгновенно все перестает существовать, кроме проблем и выгод собственного желудка. Что вы, помилуйте, какая наука, какой там, к черту, смелый эксперимент? А вдруг не получится, а вдруг это как-нибудь рикошетом отзовется по заветному, нагретому креслу под собственным, далеко не безразличным себе задом? А?
– Вы нарисовали очень уж крайний тип, Ростислав Сергеевич…
– Не спорю, не спорю… У нас разные точки осмотра… Наука в наше время требует смелости, граничащей с фанатизмом, и больших средств. – Лапин вежливо улыбнулся, стряхнул пепел. – Когда эти две плоскости разъединены даже просто осторожным администратором, толку не будет. Институтом должен руководить только ученый! Вот вам моя конечная точка зрения. Наука с каждым годом будет играть все более глобальную роль в общечеловеческом прогрессе, и не дай вам бог задавить даже один талант!
– Кто вам сказал, что я буду давить? – удивился Брюханов.
– Между намерением и исполнением иногда образуется огромная дистанция, особенно в вашем положении. Впрочем…
– Говорите, говорите, – с любопытством подзадорил Брюханов.
– Жизнь в конце концов изберет именно ту форму, которая будет прогрессивной. – Лапин энергично потыкал большим пальцем воздух за своим плечом. – Дремать жизнь не даст, и опять все тот же проклятый Запад, хочешь не хочешь, а придется искать самые прогрессивные методы… обойдут, задавят, не успеешь и свистнуть, как промчатся мимо.
– Решительное у вас сегодня настроение, Ростислав Сергеевич, – сказал Брюханов, потирая затекшую ногу и отмечая несколько повышенное, не свойственное ему возбуждение собеседника.
– Я бы сказал – веселое, – согласно подтвердил Лапин. – У меня, знаете ли, с некоторых пор появилась одна ужасная особенность… Она меня даже страшит, ни с того ни с сего говорю почему-то дочери: завтра будет дождь… и пожалуйста вам, завтра и в самом деле хлещет дождь с самого утра…
– Вы опасный человек, Ростислав Сергеевич, у вас, очевидно, повышенная интуиция.
– Весьма опасный. Все естественно, друг мой, просто: было лето, будет осень, будет и зима, снежные бури… Естественный вечный ход… Скажите, Тихон Иванович, вы еще не перевезли семью? – Лапин живо, с любопытством блеснул глазами. – Мой однокашник Олег Максимович Чубарев много говорил о вашей семье лестного.
– Нет, пока не перевез, пока один, – неопределенно пожал плечами Брюханов; вопрос этот, особенно со стороны Лапина, был неожиданным, и у Брюханова опять пробудилось ощущение, что в кабинете есть еще кто-то третий.
– А что, Тихон Иванович, пожалуй, я тяпну рюмку коньяку, у меня еще сегодня ученый совет был, так я, знаете ли, для профилактики. – И, не ожидая согласия, Лапин быстро прошел к глухой панели, облицованной дубом, и ожидающе оглянулся на Брюханова; чувствовалось, что он здесь бывал и раньше. Брюханов, посмеиваясь, нажал на замок и, достав из открывшегося тайника коньяк и две рюмки, неторопливо налил. Лапин с интересом проследил, как дубовый квадрат панели бесшумно встал на свое место, затем присел к низкому столику, взял свою рюмку, попробовал, одобрительно кивнул. – У меня сложилось, Тихон Иванович, твердое убеждение, – сказал Лапин, как бы извиняясь за невольное возвращение к начатому разговору, – что все сложности, все неурядицы между близкими людьми происходят от нашей неуверенности в самом себе. Вы знаете, вот именно, больше уверенности в себе, и вы научитесь предсказывать погоду. От женщин отбою не будет!
– Так уж и не будет?
– Уверяю вас, – Лапин достал белоснежный платок, прикоснулся к губам, – самое главное – понять причины, двигающие твоей неуверенностью, и ты сразу же начинаешь понимать, что иначе поступить не мог. А из этого и мотивы всех ваших поступков.
– Так вы полагаете, Ростислав Сергеевич, – Брюханов намеренно увел разговор в совершенно другое русло, – поступки академика Стропова продиктованы вашей неуверенностью в себе? Как только вы обретете уверенность в вопросах дальнего поиска, он перестанет делать то, что делает? Я основываюсь хотя бы на сегодняшнем его выступлении на коллегии…
Глядя в сузившиеся глаза Лапина, Брюханов сохранял на лице невозмутимое выражение.
– Один – ноль в вашу пользу, Тихон Иванович, – с видимым удовольствием одобрил Лапин. – Чувствуется закаленный кулачный боец.
– Благодарю.
– Я же имел в виду отношения с близкими людьми, здесь все совершенно наоборот. Отлично понимает академик Стропов и мои цели, и возможности, вот оттого старается, где только можно, тормозить, не пущать и даже откровенно мешать. И все это прикрывается великой, простите, демагогией стояния на страже интересов народа и государства…
– Значит, демагоги встречаются и среди вашего брата, не только среди бюрократов. Что тебе, Валентин? – спросил Брюханов вошедшего Вавилова; тот сказал, что к телефону срочно, вот уж второй раз, просят товарища Лапина. – Давай переключи сюда, Валентин, – попросил Брюханов, а Лапин с явным недоумением на лице взял трубку указанного ему телефона и, едва поднес ее к уху, спросил:
– Майя? Почему у тебя такой голос? Что случилось? Что? Что?
Брюханов видел, как мгновенно переменилось лицо Лапина, постарело, отяжелело.
Лапин еще послушал, положил трубку, затем беспомощным движением бессильно потер лоб.
– Ростислав Сергеевич…
– Да, да, – глухо отозвался Лапин. – У самого дорогого мне человека умерла жена… неожиданно… Я должен быть у него… это так ужасно…
– Хотите, я пойду с вами? – поддавшись порыву, спросил Брюханов.
– А вы можете? Это было бы хорошо…
– Да, я сейчас спущусь.
Через полчаса они уже стояли перед Ростовцевым, и Брюханов, неловко здороваясь и представляясь, пробормотал несколько тех бессильных, стертых и необходимых слов вроде:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268
– Как? как? – не удержался Брюханов.
– Утюжиться, я сказал. Дайте закурить, Тихон Иванович, – попросил Лапин и, задымив папиросой, с наслаждением затянувшись дымком раз и другой, опять улыбнулся. – Никак не отвыкну, как только живой разговор, сразу начинает подсасывать… Скверная привычка! Для таких вот администраторов, как только они оказываются в достаточно прочном и высоком кресле, мгновенно все перестает существовать, кроме проблем и выгод собственного желудка. Что вы, помилуйте, какая наука, какой там, к черту, смелый эксперимент? А вдруг не получится, а вдруг это как-нибудь рикошетом отзовется по заветному, нагретому креслу под собственным, далеко не безразличным себе задом? А?
– Вы нарисовали очень уж крайний тип, Ростислав Сергеевич…
– Не спорю, не спорю… У нас разные точки осмотра… Наука в наше время требует смелости, граничащей с фанатизмом, и больших средств. – Лапин вежливо улыбнулся, стряхнул пепел. – Когда эти две плоскости разъединены даже просто осторожным администратором, толку не будет. Институтом должен руководить только ученый! Вот вам моя конечная точка зрения. Наука с каждым годом будет играть все более глобальную роль в общечеловеческом прогрессе, и не дай вам бог задавить даже один талант!
– Кто вам сказал, что я буду давить? – удивился Брюханов.
– Между намерением и исполнением иногда образуется огромная дистанция, особенно в вашем положении. Впрочем…
– Говорите, говорите, – с любопытством подзадорил Брюханов.
– Жизнь в конце концов изберет именно ту форму, которая будет прогрессивной. – Лапин энергично потыкал большим пальцем воздух за своим плечом. – Дремать жизнь не даст, и опять все тот же проклятый Запад, хочешь не хочешь, а придется искать самые прогрессивные методы… обойдут, задавят, не успеешь и свистнуть, как промчатся мимо.
– Решительное у вас сегодня настроение, Ростислав Сергеевич, – сказал Брюханов, потирая затекшую ногу и отмечая несколько повышенное, не свойственное ему возбуждение собеседника.
– Я бы сказал – веселое, – согласно подтвердил Лапин. – У меня, знаете ли, с некоторых пор появилась одна ужасная особенность… Она меня даже страшит, ни с того ни с сего говорю почему-то дочери: завтра будет дождь… и пожалуйста вам, завтра и в самом деле хлещет дождь с самого утра…
– Вы опасный человек, Ростислав Сергеевич, у вас, очевидно, повышенная интуиция.
– Весьма опасный. Все естественно, друг мой, просто: было лето, будет осень, будет и зима, снежные бури… Естественный вечный ход… Скажите, Тихон Иванович, вы еще не перевезли семью? – Лапин живо, с любопытством блеснул глазами. – Мой однокашник Олег Максимович Чубарев много говорил о вашей семье лестного.
– Нет, пока не перевез, пока один, – неопределенно пожал плечами Брюханов; вопрос этот, особенно со стороны Лапина, был неожиданным, и у Брюханова опять пробудилось ощущение, что в кабинете есть еще кто-то третий.
– А что, Тихон Иванович, пожалуй, я тяпну рюмку коньяку, у меня еще сегодня ученый совет был, так я, знаете ли, для профилактики. – И, не ожидая согласия, Лапин быстро прошел к глухой панели, облицованной дубом, и ожидающе оглянулся на Брюханова; чувствовалось, что он здесь бывал и раньше. Брюханов, посмеиваясь, нажал на замок и, достав из открывшегося тайника коньяк и две рюмки, неторопливо налил. Лапин с интересом проследил, как дубовый квадрат панели бесшумно встал на свое место, затем присел к низкому столику, взял свою рюмку, попробовал, одобрительно кивнул. – У меня сложилось, Тихон Иванович, твердое убеждение, – сказал Лапин, как бы извиняясь за невольное возвращение к начатому разговору, – что все сложности, все неурядицы между близкими людьми происходят от нашей неуверенности в самом себе. Вы знаете, вот именно, больше уверенности в себе, и вы научитесь предсказывать погоду. От женщин отбою не будет!
– Так уж и не будет?
– Уверяю вас, – Лапин достал белоснежный платок, прикоснулся к губам, – самое главное – понять причины, двигающие твоей неуверенностью, и ты сразу же начинаешь понимать, что иначе поступить не мог. А из этого и мотивы всех ваших поступков.
– Так вы полагаете, Ростислав Сергеевич, – Брюханов намеренно увел разговор в совершенно другое русло, – поступки академика Стропова продиктованы вашей неуверенностью в себе? Как только вы обретете уверенность в вопросах дальнего поиска, он перестанет делать то, что делает? Я основываюсь хотя бы на сегодняшнем его выступлении на коллегии…
Глядя в сузившиеся глаза Лапина, Брюханов сохранял на лице невозмутимое выражение.
– Один – ноль в вашу пользу, Тихон Иванович, – с видимым удовольствием одобрил Лапин. – Чувствуется закаленный кулачный боец.
– Благодарю.
– Я же имел в виду отношения с близкими людьми, здесь все совершенно наоборот. Отлично понимает академик Стропов и мои цели, и возможности, вот оттого старается, где только можно, тормозить, не пущать и даже откровенно мешать. И все это прикрывается великой, простите, демагогией стояния на страже интересов народа и государства…
– Значит, демагоги встречаются и среди вашего брата, не только среди бюрократов. Что тебе, Валентин? – спросил Брюханов вошедшего Вавилова; тот сказал, что к телефону срочно, вот уж второй раз, просят товарища Лапина. – Давай переключи сюда, Валентин, – попросил Брюханов, а Лапин с явным недоумением на лице взял трубку указанного ему телефона и, едва поднес ее к уху, спросил:
– Майя? Почему у тебя такой голос? Что случилось? Что? Что?
Брюханов видел, как мгновенно переменилось лицо Лапина, постарело, отяжелело.
Лапин еще послушал, положил трубку, затем беспомощным движением бессильно потер лоб.
– Ростислав Сергеевич…
– Да, да, – глухо отозвался Лапин. – У самого дорогого мне человека умерла жена… неожиданно… Я должен быть у него… это так ужасно…
– Хотите, я пойду с вами? – поддавшись порыву, спросил Брюханов.
– А вы можете? Это было бы хорошо…
– Да, я сейчас спущусь.
Через полчаса они уже стояли перед Ростовцевым, и Брюханов, неловко здороваясь и представляясь, пробормотал несколько тех бессильных, стертых и необходимых слов вроде:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268