В лужах, беспорядочно оставленных грозой, весело дробилось солнце, из кабины пятившегося грузовика выглядывал шофер в заношенной гимнастерке и, делая вид, что намерен наехать на двух махавших на него лопатами женщин, весело скалился. Где-то среди всего этого великолепия был Брюханов, сосредоточивающий в себе загадочное нечто, совершенно необходимое для всей дальнейшей жизни; последние сомнения отпали. И все же, увидев наконец Брюханова, с недовольным лицом слушавшего высокого и плотного седого человека, начальника строительных работ на этом объекте – Потапенко, он замедлил шаг, а затем и совсем остановился. Брюханов заметил его сразу, искоса глянул и, не скрывая недовольства, спросил:
– Вы ко мне? Постой… постой… Никак ты, Родион Густавович, – быстро шагнул он к улыбающемуся Анисимову. – Вот неожиданная встреча… Рад видеть… Здравствуй, здравствуй.
– Здравствуйте, Тихон Иванович. Простите, шел мимо, не смог удержаться, захотелось просто пожать руку, – все так же мягко улыбался Анисимов.
– А зачем же удерживаться? – Брюханов оглянулся на терпеливо ожидающих людей. – Погоди немного, Родион, сейчас освобожусь, минут пять-десять…
– Разумеется, разумеется… я подожду. – Анисимов отошел на почтительное расстояние, достал папиросы и закурил, искоса наблюдая за происходящим издали; а Брюханов, сразу же забыв о нем, опять подступил к Потапенко, все порывавшемуся что-то сказать в свое оправдание.
– Перестаньте, перестаньте втирать мне очки, – непривычно резко остановил его Брюханов. – Мне ведь ничего не стоит проверить… Вы опытный строитель, для вас это не могло быть простой случайностью. Невооруженным глазом сразу видно!
– Тихон Иванович…
– Ну а если бы главный архитектор еще полгода отсутствовал, что бы вы тут наворотили?
– Да, Тихон Иванович, ну, поверьте, ну, не так страшно, как вам представляется. Ведь несколько метров всего… Это же чистый разор – отодвигать на проектную линию… С меня четырежды шкуру сдерут!
– Совершенно правильно сдерут, – одобрил Брюханов. – Удивляюсь я вам, Потапенко. Есть утвержденный генеральный план застройки, и никто не позволит уродовать город из-за собственного нашего головотяпства. Мы в ответе за город перед следующими поколениями.
– Прошу вас, выслушайте меня, Тихон Иванович…
– Обязательно. Но не здесь. И не сейчас. Будьте добры завтра к двенадцати ко мне со всеми выкладками и аргументами. – Брюханов повысил голос, тем самым показывая, что вопрос больше никакому обсуждению не подлежит. – Советую не ждать, пока дело обретет официальный оборот. Приступайте к необходимым исправлениям незамедлительно.
Потапенко сразу и сильно побледнел; он порывался сказать что-то еще, но Брюханов уже отошел к Анисимову, с какой-то даже излишней доверительностью взял того за локоть и повел к тротуару, пролегавшему вдоль самого берега реки.
– Слышал о тебе много хорошего, Родион. – Брюханов все еще хмурился, думая о разговоре с Потапенко. – Рассказывай, как живешь…
– Жаловаться не приходится, Тихон Иванович. Живу нормально, хорошо живу, работой доволен. Правда, бумаги лишней приходится горы изводить, – заставил себя пошутить Анисимов, – но к чему в конце концов не привыкнешь? Вот видите, весь я перед вами. Все случается, иной раз такая обыденщина засосет, хоть вой, хочется обзора большего, куда-то на высоту подняться, горного воздуха хватить… Потом ничего, проходит. А вы хорошо выглядите, Тихон Иванович, годы вас щадят.
– Как жена? – спросил Брюханов, вспоминая. – Учительствует по-прежнему? Елизавета Андреевна, кажется?
– Вашей памяти, Тихон Иванович, позавидуешь. Да, Елизавета Андреевна. Весной сорок третьего пришлось мне уходить… Спешно. Ее я не успел переправить, а когда вернулся с нашими, как в воду канула моя Елизавета Андреевна, ни единого следа. И, представляете, объявилась. Представляете себе откуда? Ни мало ни много – из Инсбрука, из Австрии, вот куда зашвырнуло. Боже мой, какие годы, трагедии на каждом шагу, поразительно что мы все уцелели, остались живы, – поправился Анисимов. – А ей пришлось полной чашей испить, Елизавете Андреевне… В конце оккупации Макашин… помните Макашина-то, ну, начальника зежской уездной полиции при немцах? Что-то он почуял тогда… Сразу же наутро после моего ухода явился с немцами, все вверх дном переворотили, все добивались, куда я мог скрыться. Боже мой, как она переживала, когда вам пришлось у нас в тайнике отсиживаться…
– А знаешь, Родион, – оживился Брюханов, – по нашим сведениям, Макашин-то в живых остался. Если за границу не ускользнул, найдем все равно, таких много уже повытряхнули из щелей.
– Нечисть нечистью и останется. Один способ – каленым железом выжигать, – жестко сказал Анисимов, суживая глаза, весь сейчас внутренне напрягшийся. – Сколько крови, горя сколько от них… Как он, подлец, радовался, что старший сын Захара Дерюгина тогда ему в лапы попался… Зверь… Ефросинья ко мне прибегала… Такого только могила успокоит.
– Не надо, Родион. – Брюханов понимающе тронул его за плечо. – Вообще война есть война, а уж эта выдалась… Забыть мы ничего не забудем, пусть никто не надеется.
– Лиза узнает о нашей встрече, очень обрадуется, Тихон Иванович, – подсознательно стараясь переменить тему опустошавшего его разговора, Анисимов слегка задумался. – Раньше была очень эмоциональна, война несколько подсушила…
– Кланяйся ей от меня, – сказал Брюханов. – Главное мы осилили, все остальное нарастет…
– Да, да, обязательно, – тотчас отозвался Анисимов. – Вы представляете, Тихон Иванович, она с девочкой вернулась, подобрала в концлагере, когда их американцы освободили. Семи лет, Шурой звать, совсем плоха была, прямо с того света девочку вырвала. От этого, говорит, сама выжила…
Неожиданно, сильно прижимая ладонью правый бок, Анисимов задохнулся; на лбу у него выступила испарина; поддерживая его, Брюханов оглянулся, отыскивая шофера, но Анисимов отрицательно покачал головой, через силу успокаивающе кивнул.
– Не надо, не надо, что вы… Это со мной теперь бывает, – сказал он, нервными, быстрыми движениями длинных пальцев потирая виски; на какой-то миг Брюханову что-то смутно припомнилось, но времени сосредоточиться не было.
– Слушай, Родион, дело делом, а время на ремонт выкраивать необходимо. Что ты шалишь… Как можно? Обидно, понимаешь, на полпути свалиться, не дошагать. – Брюханов все так же тепло и ободряюще улыбнулся. – Так что дурака не валяй, в первый же просвет – к врачу на обследование. Не вздумай хитрить, поймаю.
Анисимов с благодарностью за неожиданную теплоту кивнул, да и боль понемногу отпускала. Вот и вошел он в мир Брюханова, прикоснулся к нему открыто и безбоязненно, а странная, иссушающая душу жажда лишь усилилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268
– Вы ко мне? Постой… постой… Никак ты, Родион Густавович, – быстро шагнул он к улыбающемуся Анисимову. – Вот неожиданная встреча… Рад видеть… Здравствуй, здравствуй.
– Здравствуйте, Тихон Иванович. Простите, шел мимо, не смог удержаться, захотелось просто пожать руку, – все так же мягко улыбался Анисимов.
– А зачем же удерживаться? – Брюханов оглянулся на терпеливо ожидающих людей. – Погоди немного, Родион, сейчас освобожусь, минут пять-десять…
– Разумеется, разумеется… я подожду. – Анисимов отошел на почтительное расстояние, достал папиросы и закурил, искоса наблюдая за происходящим издали; а Брюханов, сразу же забыв о нем, опять подступил к Потапенко, все порывавшемуся что-то сказать в свое оправдание.
– Перестаньте, перестаньте втирать мне очки, – непривычно резко остановил его Брюханов. – Мне ведь ничего не стоит проверить… Вы опытный строитель, для вас это не могло быть простой случайностью. Невооруженным глазом сразу видно!
– Тихон Иванович…
– Ну а если бы главный архитектор еще полгода отсутствовал, что бы вы тут наворотили?
– Да, Тихон Иванович, ну, поверьте, ну, не так страшно, как вам представляется. Ведь несколько метров всего… Это же чистый разор – отодвигать на проектную линию… С меня четырежды шкуру сдерут!
– Совершенно правильно сдерут, – одобрил Брюханов. – Удивляюсь я вам, Потапенко. Есть утвержденный генеральный план застройки, и никто не позволит уродовать город из-за собственного нашего головотяпства. Мы в ответе за город перед следующими поколениями.
– Прошу вас, выслушайте меня, Тихон Иванович…
– Обязательно. Но не здесь. И не сейчас. Будьте добры завтра к двенадцати ко мне со всеми выкладками и аргументами. – Брюханов повысил голос, тем самым показывая, что вопрос больше никакому обсуждению не подлежит. – Советую не ждать, пока дело обретет официальный оборот. Приступайте к необходимым исправлениям незамедлительно.
Потапенко сразу и сильно побледнел; он порывался сказать что-то еще, но Брюханов уже отошел к Анисимову, с какой-то даже излишней доверительностью взял того за локоть и повел к тротуару, пролегавшему вдоль самого берега реки.
– Слышал о тебе много хорошего, Родион. – Брюханов все еще хмурился, думая о разговоре с Потапенко. – Рассказывай, как живешь…
– Жаловаться не приходится, Тихон Иванович. Живу нормально, хорошо живу, работой доволен. Правда, бумаги лишней приходится горы изводить, – заставил себя пошутить Анисимов, – но к чему в конце концов не привыкнешь? Вот видите, весь я перед вами. Все случается, иной раз такая обыденщина засосет, хоть вой, хочется обзора большего, куда-то на высоту подняться, горного воздуха хватить… Потом ничего, проходит. А вы хорошо выглядите, Тихон Иванович, годы вас щадят.
– Как жена? – спросил Брюханов, вспоминая. – Учительствует по-прежнему? Елизавета Андреевна, кажется?
– Вашей памяти, Тихон Иванович, позавидуешь. Да, Елизавета Андреевна. Весной сорок третьего пришлось мне уходить… Спешно. Ее я не успел переправить, а когда вернулся с нашими, как в воду канула моя Елизавета Андреевна, ни единого следа. И, представляете, объявилась. Представляете себе откуда? Ни мало ни много – из Инсбрука, из Австрии, вот куда зашвырнуло. Боже мой, какие годы, трагедии на каждом шагу, поразительно что мы все уцелели, остались живы, – поправился Анисимов. – А ей пришлось полной чашей испить, Елизавете Андреевне… В конце оккупации Макашин… помните Макашина-то, ну, начальника зежской уездной полиции при немцах? Что-то он почуял тогда… Сразу же наутро после моего ухода явился с немцами, все вверх дном переворотили, все добивались, куда я мог скрыться. Боже мой, как она переживала, когда вам пришлось у нас в тайнике отсиживаться…
– А знаешь, Родион, – оживился Брюханов, – по нашим сведениям, Макашин-то в живых остался. Если за границу не ускользнул, найдем все равно, таких много уже повытряхнули из щелей.
– Нечисть нечистью и останется. Один способ – каленым железом выжигать, – жестко сказал Анисимов, суживая глаза, весь сейчас внутренне напрягшийся. – Сколько крови, горя сколько от них… Как он, подлец, радовался, что старший сын Захара Дерюгина тогда ему в лапы попался… Зверь… Ефросинья ко мне прибегала… Такого только могила успокоит.
– Не надо, Родион. – Брюханов понимающе тронул его за плечо. – Вообще война есть война, а уж эта выдалась… Забыть мы ничего не забудем, пусть никто не надеется.
– Лиза узнает о нашей встрече, очень обрадуется, Тихон Иванович, – подсознательно стараясь переменить тему опустошавшего его разговора, Анисимов слегка задумался. – Раньше была очень эмоциональна, война несколько подсушила…
– Кланяйся ей от меня, – сказал Брюханов. – Главное мы осилили, все остальное нарастет…
– Да, да, обязательно, – тотчас отозвался Анисимов. – Вы представляете, Тихон Иванович, она с девочкой вернулась, подобрала в концлагере, когда их американцы освободили. Семи лет, Шурой звать, совсем плоха была, прямо с того света девочку вырвала. От этого, говорит, сама выжила…
Неожиданно, сильно прижимая ладонью правый бок, Анисимов задохнулся; на лбу у него выступила испарина; поддерживая его, Брюханов оглянулся, отыскивая шофера, но Анисимов отрицательно покачал головой, через силу успокаивающе кивнул.
– Не надо, не надо, что вы… Это со мной теперь бывает, – сказал он, нервными, быстрыми движениями длинных пальцев потирая виски; на какой-то миг Брюханову что-то смутно припомнилось, но времени сосредоточиться не было.
– Слушай, Родион, дело делом, а время на ремонт выкраивать необходимо. Что ты шалишь… Как можно? Обидно, понимаешь, на полпути свалиться, не дошагать. – Брюханов все так же тепло и ободряюще улыбнулся. – Так что дурака не валяй, в первый же просвет – к врачу на обследование. Не вздумай хитрить, поймаю.
Анисимов с благодарностью за неожиданную теплоту кивнул, да и боль понемногу отпускала. Вот и вошел он в мир Брюханова, прикоснулся к нему открыто и безбоязненно, а странная, иссушающая душу жажда лишь усилилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268