– И что такое отечество? Ну, был и университет, был даже диплом, была и какая то обвальная страсть, чего не наблюдалось, судя по свидетельствам живых, ни у деда, ни у отца, и все рухнуло. Что такое отечество? Товарищ Хрущев и товарищ Брежнев? Кому они товарищи – уж не ему ли самому? Или отечество вот эти милые, тоскующие по своему простому бабьему счастью женщины? Да и с какой стати лезет в голову подобная дребедень? Что случилось? Что за незапланированный душевный стриптиз?»
Словно пробуждаясь, он браво тряхнул головой, шагнул к женщинам, о чем то вполголоса совещавшимся у стола, и спросил:
– Милые дамы, а вы не слышали последнего анекдота о трех богатырях? Про товарищей Сталина, Хрущева и Брежнева? Как они в одном купе следовали на отдых, разумеется, заслуженный, к теплому синему морю?
– Только не очень уж похабный, – улыбаясь, попросила Вера. – Здесь дом чистый, похабщины не переносят, заранее ставлю в известность. Так, Тася?
– Зачем же, анекдот вполне патриотический и добропорядочный, – весело заверил Сергей Романович, становясь похожим на задиристого мальчишку. – Здесь дело серьезное, такого ранга деятели шутить не любят. Все как положено в высшем обществе, едут они себе, разговаривают, потягивают потихоньку армянский коньячок, вспоминают минувшие дни, и вдруг толчок! Все подпрыгнуло, зашаталось, поезд тычком останавливается – даже бутылки поопрокидывались, Никите Сергеевичу на колени пролилось. Прибегает испуганный комендант, докладывает: путь, мол, разобран на двести метров, уже, мол, вызваны ремонтники, через час другой поедем… Конечно, некоторое недовольство, из купе выбегает Никита Сергеевич, довольно скоро возвращается, хитренько потирая руки, и сообщает, что теперь все в порядке, в обход поврежденному участку прокладывается объездной путь, и через сутки другие тронемся, мол, дальше. Сталин покосился на него, пососал свою трубочку, прищурился, сказал «Кхе, кхе», сунул в карман свой чубучок и вышел. Через минуту другую появляется снова. А ну, говорит, джигиты, выпьем, все в порядке, через полчаса поедем. Никита Сергеевич даже подскочил: что, как, почему? Да ничего особенного, говорит, поглаживая усы, Иосиф Виссарионович, все весьма рационально и просто – все, начиная от начальника дороги и до машиниста, расстреляны, через несколько минут закончат остальные формальности, назначения и перемещения, и тронемся. Брежнев послушал послушал, засмеялся, встал, опустил на окне штору и пригласил всех к столу – выпить по настоящему. И опять: что, как? По какой такой причине? А Леонид Ильич поднимает палец, тише, мол! Вы что, говорит, не слышите, мы уже едем…
– Ну, Сергуня, что то я ничего не поняла! – чистосердечно призналась Вера. – Давай лучше за стол, все готово. Тася, можно? Что время тянуть. Вот только надо нашего отшельника пригласить, так хочется по старой дружбе с ним поболтать…
– Конечно, конечно, – поддержал Сергей Романович. – Не все же мозги себе сушить…
– Не знаю, вряд ли он согласится, я же тебя, Вера, предупреждала, ему нездоровится. Пугает он меня последнее время все больше…
– Перестань, ты что, забыла, он в свое время за мной даже ухаживал! Помнишь…
– Вот оно где собака зарыта, – повернулся к ней Сергей Романович. – А я-то гадаю, почему она рвется сюда: подруженька, подруженька, мол…
– Что ж, Сергуня, вспоминать времена царя Гороха! Что ж ты думаешь, до тебя и свету Божьего не было? Мы с Тасей с ползунковой поры вместе, вспомнить страшно, сколько… ой!
И здесь все сразу замолчали и повернулись: недалеко от камина, у двери, ведущей в соседнюю комнату, стоял высокий и худой человек, в чем то неуловимо похожий на Анастасию и в то же время какой то совершенно отъединенный от всего, что его окружало. Он просто стоял и смотрел перед собой, и было такое чувство, что он стоял здесь всегда, только раньше его почему то никто не видел и не замечал; мешковатый, явно великоватый для него пиджак старого покроя, с поднятыми плечами, еще больше увеличивал странное чувство его оторванности от всего окружающего. Сергея Романовича сразу же поразили его огромные, почти в пол лица, тихие глаза.
«Он, пожалуй, слепой, бедняга странник! – невольно подумал Сергей Романович. – Какое, однако, странное, нездешнее лицо, он и в самом деле никого не видит и не слышит, он ведь не живой и пребывает не здесь… Вот глупая баба, нашла, кем восторгаться…»
И тут же ему стало неловко и неуютно, а в следующий миг ощутимый холодок появился в груди – Сергей Романович понял, что странный и тихий человек, возникший как бы из ничего, знает о нем абсолютно все и что он и вышел из своего укрытия только потому, чтобы молча сказать это, а затем опять растаять в сумраке у камина. Но это была, действительно, всего лишь какая то провальная минута, затем все сразу и оборвалось, Вера порывисто и торопливо тотчас шагнула к Арсению.
– Боже, Сеня! – радостно воскликнула она. – Как же я давно тебя не видела! Сеня…
Почти неуловимым жестом остановив ее, он слегка поклонился.
– Боже, как я рада, что ты дома! – опять заговорила Вера. – Не знаю даже, как я тебе обрадовалась… Как время летит! Когда то Арсюшей звали, Сеней, Сенечкой, а теперь, пожалуй, и Арсением Павловичем надо, а, Сеня? Можно я тебя поцелую?
– Что ты спрашиваешь, Вера, взяла и поцеловала! – решительно вмешалась Анастасия, и лицо ее как то преобразилось, осветилось изнутри. – Вы же почти родные с детства…
– И правда, вот еще! Никогда за мной такого не водилось, какая то нерешительная стала! – пожаловалась неизвестно кому Вера, шагнула вперед, хотела было обнять Арсения за плечи, сробела и, только слегка прижавшись к нему, тотчас вновь отступила.
– Я тоже рад увидеть тебя, Верочка, – ровно сказал Арсений и перекрестил ее. – А молодой человек с тобой?
– Конечно, Сеня, познакомься – Сергуня, Сергей Романович, – заторопилась Вера, приглашая своего примолкшего спутника подойти ближе.
– Муж, Верочка?
После недолгой паузы Вера быстро глянула.
– Пока еще по всяким там бюрократическим канонам – нет, а перед Господом Богом – да, и давно…
– Давно – это хорошо, – так же ровно уронил Арсений, и мужчины поздоровались. Все сели за стол, и прежде, чем взять нож и вилку, Арсений перекрестился, затем перекрестил стол; сам он почти ничего не ел и не пил, положил себе на тарелку немного овощного салата и, не дождавшись дыни, налил стакан чаю и без единого слова удалился.
Оставшиеся переглянулись, Сергей Романович придвинул к себе блюдо с дыней и, вооружившись ножом, стал над ней колдовать, время от времени оглядываясь на дверь, за которой скрылся Арсений, так и не ответивший ни на одну из попыток завязать с ним разговор. Женщины в это время, понизив голоса, стали обсуждать что то свое, сугубо бабье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Словно пробуждаясь, он браво тряхнул головой, шагнул к женщинам, о чем то вполголоса совещавшимся у стола, и спросил:
– Милые дамы, а вы не слышали последнего анекдота о трех богатырях? Про товарищей Сталина, Хрущева и Брежнева? Как они в одном купе следовали на отдых, разумеется, заслуженный, к теплому синему морю?
– Только не очень уж похабный, – улыбаясь, попросила Вера. – Здесь дом чистый, похабщины не переносят, заранее ставлю в известность. Так, Тася?
– Зачем же, анекдот вполне патриотический и добропорядочный, – весело заверил Сергей Романович, становясь похожим на задиристого мальчишку. – Здесь дело серьезное, такого ранга деятели шутить не любят. Все как положено в высшем обществе, едут они себе, разговаривают, потягивают потихоньку армянский коньячок, вспоминают минувшие дни, и вдруг толчок! Все подпрыгнуло, зашаталось, поезд тычком останавливается – даже бутылки поопрокидывались, Никите Сергеевичу на колени пролилось. Прибегает испуганный комендант, докладывает: путь, мол, разобран на двести метров, уже, мол, вызваны ремонтники, через час другой поедем… Конечно, некоторое недовольство, из купе выбегает Никита Сергеевич, довольно скоро возвращается, хитренько потирая руки, и сообщает, что теперь все в порядке, в обход поврежденному участку прокладывается объездной путь, и через сутки другие тронемся, мол, дальше. Сталин покосился на него, пососал свою трубочку, прищурился, сказал «Кхе, кхе», сунул в карман свой чубучок и вышел. Через минуту другую появляется снова. А ну, говорит, джигиты, выпьем, все в порядке, через полчаса поедем. Никита Сергеевич даже подскочил: что, как, почему? Да ничего особенного, говорит, поглаживая усы, Иосиф Виссарионович, все весьма рационально и просто – все, начиная от начальника дороги и до машиниста, расстреляны, через несколько минут закончат остальные формальности, назначения и перемещения, и тронемся. Брежнев послушал послушал, засмеялся, встал, опустил на окне штору и пригласил всех к столу – выпить по настоящему. И опять: что, как? По какой такой причине? А Леонид Ильич поднимает палец, тише, мол! Вы что, говорит, не слышите, мы уже едем…
– Ну, Сергуня, что то я ничего не поняла! – чистосердечно призналась Вера. – Давай лучше за стол, все готово. Тася, можно? Что время тянуть. Вот только надо нашего отшельника пригласить, так хочется по старой дружбе с ним поболтать…
– Конечно, конечно, – поддержал Сергей Романович. – Не все же мозги себе сушить…
– Не знаю, вряд ли он согласится, я же тебя, Вера, предупреждала, ему нездоровится. Пугает он меня последнее время все больше…
– Перестань, ты что, забыла, он в свое время за мной даже ухаживал! Помнишь…
– Вот оно где собака зарыта, – повернулся к ней Сергей Романович. – А я-то гадаю, почему она рвется сюда: подруженька, подруженька, мол…
– Что ж, Сергуня, вспоминать времена царя Гороха! Что ж ты думаешь, до тебя и свету Божьего не было? Мы с Тасей с ползунковой поры вместе, вспомнить страшно, сколько… ой!
И здесь все сразу замолчали и повернулись: недалеко от камина, у двери, ведущей в соседнюю комнату, стоял высокий и худой человек, в чем то неуловимо похожий на Анастасию и в то же время какой то совершенно отъединенный от всего, что его окружало. Он просто стоял и смотрел перед собой, и было такое чувство, что он стоял здесь всегда, только раньше его почему то никто не видел и не замечал; мешковатый, явно великоватый для него пиджак старого покроя, с поднятыми плечами, еще больше увеличивал странное чувство его оторванности от всего окружающего. Сергея Романовича сразу же поразили его огромные, почти в пол лица, тихие глаза.
«Он, пожалуй, слепой, бедняга странник! – невольно подумал Сергей Романович. – Какое, однако, странное, нездешнее лицо, он и в самом деле никого не видит и не слышит, он ведь не живой и пребывает не здесь… Вот глупая баба, нашла, кем восторгаться…»
И тут же ему стало неловко и неуютно, а в следующий миг ощутимый холодок появился в груди – Сергей Романович понял, что странный и тихий человек, возникший как бы из ничего, знает о нем абсолютно все и что он и вышел из своего укрытия только потому, чтобы молча сказать это, а затем опять растаять в сумраке у камина. Но это была, действительно, всего лишь какая то провальная минута, затем все сразу и оборвалось, Вера порывисто и торопливо тотчас шагнула к Арсению.
– Боже, Сеня! – радостно воскликнула она. – Как же я давно тебя не видела! Сеня…
Почти неуловимым жестом остановив ее, он слегка поклонился.
– Боже, как я рада, что ты дома! – опять заговорила Вера. – Не знаю даже, как я тебе обрадовалась… Как время летит! Когда то Арсюшей звали, Сеней, Сенечкой, а теперь, пожалуй, и Арсением Павловичем надо, а, Сеня? Можно я тебя поцелую?
– Что ты спрашиваешь, Вера, взяла и поцеловала! – решительно вмешалась Анастасия, и лицо ее как то преобразилось, осветилось изнутри. – Вы же почти родные с детства…
– И правда, вот еще! Никогда за мной такого не водилось, какая то нерешительная стала! – пожаловалась неизвестно кому Вера, шагнула вперед, хотела было обнять Арсения за плечи, сробела и, только слегка прижавшись к нему, тотчас вновь отступила.
– Я тоже рад увидеть тебя, Верочка, – ровно сказал Арсений и перекрестил ее. – А молодой человек с тобой?
– Конечно, Сеня, познакомься – Сергуня, Сергей Романович, – заторопилась Вера, приглашая своего примолкшего спутника подойти ближе.
– Муж, Верочка?
После недолгой паузы Вера быстро глянула.
– Пока еще по всяким там бюрократическим канонам – нет, а перед Господом Богом – да, и давно…
– Давно – это хорошо, – так же ровно уронил Арсений, и мужчины поздоровались. Все сели за стол, и прежде, чем взять нож и вилку, Арсений перекрестился, затем перекрестил стол; сам он почти ничего не ел и не пил, положил себе на тарелку немного овощного салата и, не дождавшись дыни, налил стакан чаю и без единого слова удалился.
Оставшиеся переглянулись, Сергей Романович придвинул к себе блюдо с дыней и, вооружившись ножом, стал над ней колдовать, время от времени оглядываясь на дверь, за которой скрылся Арсений, так и не ответивший ни на одну из попыток завязать с ним разговор. Женщины в это время, понизив голоса, стали обсуждать что то свое, сугубо бабье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112