Его дыхание становилось непереносимым. Я чувствовал его по всей стоянке.
«Последняя воля» выскребает остатки воздуха из клеток легких, и после дозы любой покойник осиливает пару небольших предложений в зависимости, конечно, от состояния легких на момент смерти.
Легкие Боба оказались хоть куда.
- Я умер? О нет!
- Боб, я с тобой, - позвал Любопытный Индеец.
- Кто «я»?
- Роберт. Боб. Должно быть, что-то случилось.
- Могу поклясться, что-то случилось! Что-то ужасное! Я умер, и всем наплевать!
- Мне не наплевать, Боб, - вмешался Любопытный Индеец. - Нам не наплевать. Мы просто не показываем виду. Так принято у индейцев. Но будь уверен, мы устроим тебе достойные похороны.
- Мертв! Что может быть хуже!
- Не знаю, - сказал Любопытный Индеец.
Он снял шляпу, снова пригладил ее и надел обратно:
- Боб, ты обязан помочь мне найти Панаму, - сказала Генри.
- Прости меня, Генри! - прокаркал он. С меня хватит.
- Счастливо оставаться вам всем! - заявил я. - Только отдайте мне альбом, и я уберусь восвояси.
Один Любопытный Индеец повернулся и посмотрел на меня, моргая от яркого солнечного света. Он приспособил шляпу так, чтобы она затеняла его глаза.
- Альбом?.. О, вы имеете в виду Хэнка Вильямса. Значит, вы тот самый парень.
- Да, я действительно имею в виду Хэнка Вильямса, - подтвердил я. - Да, я действительно тот самый парень. И да, я действительно хочу получить обратно свой альбом.
- Слишком поздно, - покачал головой Один Любопытный Индеец. - Вы уверены, что вы не коп?
- Он не коп, - успокоила Генри.
- Я вам скажу, когда бывает слишком поздно! - прохрипел Боб. - Слишком поздно, когда вы умерли и всем на вас наплевать! - Его голос превратился в шепот.
- Точно, - согласился я. - И что значит «слишком поздно»? Я видел его там, в вашем офисе. Альбом не принадлежал Бобу, он не имел права его продавать. Он мой.
- Он не продавал мне пластинку, - признался Один Любопытный Индеец. - Мы просто оказывали услугу. Он хотел сделать что-нибудь для александрийцев. Он просто был Бобом.
- Просто отдайте его мне, ладно?
- Слишком поздно.
- Что значит «поздно»?
- Пошли со мной, - предложил Один Любопытный Индеец.
Он зашагал по стоянке, и я поспешил за ним, но Генри окликнула нас.
- Стойте, стойте, стойте! - крикнула она. - Мы не можем просто уйти и оставить Боба.
- Не можем? - удивился индеец. - Как долго действует ваш спрей?
- Кажется, уже перестает, - ответила Генри.
- Мы скоро вернемся, - пообещал я.
Я потерял интерес к Генри и ее синим птицам. Меня никогда не интересовал Боб. Меня интересовал мой альбом и как бы отсюда убраться, вернуться на работу, выгнать копов из моего дома, достать моей собаке… достать моей собаке что?
Гомер лежала в тележке задом наперед, нос покоился у ручек, а хвост свешивался спереди. Она умирала от рака, и я мог только оставаться с ней до конца.
- Мы скоро вернемся, - дал я слово, похлопав ее по теплому купперу на голове.
Потом пошел за Одним Любопытным Индейцем через стоянку в казино. Он не стал отпирать клетку кассы. В решетке сделали очень большие зазоры, Боб просто протянул руку между прутьями, достал альбом и вручил его мне.
Слишком легкий. Пустой.
- Они вложили пластинку в другую обложку, - объяснил он, - наверное, из соображений безопасности. Мне понравилась картинка, поэтому я оставил ее у себя.
- Кто они?
- Александрийцы. А кто еще?
- Где я могу их найти?
- Ну, это секрет на миллион долларов, не так ли? По слухам, в Вегасе, а там кто его знает.
Я последовал за ним наружу, на стоянку, на солнечный свет. Генри и Гомер ждали нас в тени за грузовиком. Боб снова умер, свернулся, как орех кешью, на боку: Глаза оставались широко распахнутыми, он начинал вонять, пока только чуть-чуть.
- Вам следовало выяснять все с Бобом, - сказал Один Любопытный Индеец. - Боб хотел подарить им альбом просто так. Мы только отправили его по назначению. Отсюда он попадет к другому брату, Бобу, на Запад. И со временем доберется до александрийцев. Теоретически, по крайней мере, дело обстоит так.
- Два брата, и оба Бобы?
- Индейский обычай. Но его нет ни здесь, ни там. Знаете что, я собираюсь сделать вам предложение, от которого невозможно отказаться. Вы забираете себе грузовик и все, что в нем есть, и даете слово, что отвезете тело Боба к его брату, чтобы там похоронить. Здесь мы ничего не можем для него сделать.
- Другому брату Боба? - переспросила Генри. - Куда?
- Вы найдете его где-то на дороге к Вегасу. В Небраске или Айове.
- Вы даже не знаете точно? - не поверила Генри. Она начинала злиться или по крайней мере говорить раздраженно. Но меня предложение заинтриговало. Небраска, Айова, Вегас! И все на Западе.
- Он есть на искателе, восьмой или девятый. Вначале попробуйте девятый.
- Может, вам следует оплатить наши расходы? Меня поразили дерзость и жадность Генри. Вначале казалось, что Любопытный Индеец тоже испытывал подобные чувства. Он повернулся на каблуках и пошел по стоянке к казино - потом вынырнул из него с кучей красных, белых и голубых фишек.
- Фишки?!
Генри все еще изображала из себя свирепую фурию.
- Они лучше, чем золото, - ответил он, кидая фишки через окно на приборную доску грузовика.
Позже мне предстояло пожалеть, что он не сказал нам, сколько стоит каждый цвет.
- Adios, amigos! - крикнул он нам вслед, когда мы отъезжали.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Какое из искусств должно подвергнуться очистке? Следует ли некоторые оставить в неприкосновенности? Следует ли объединять дисциплины или рассматривать их отдельно? Следует ли исключить из списка классику или положить под нож все, когда-либо произведенное человеком? Кто будет выбирать, что останется, а что уйдет? Следует ли сохранить предрассудки прошлого (расовые, этнические, родовые, религиозные, культурные), или отказаться от них, или исправить, скорректировать? Такие общие вопросы предлагалось рассматривать по мере появления конкретных случаев, а не абстрактно. В противном случае группа потратит гораздо больше времени на вопросы, чем на ответы.
Итак, Круглый Стол начал с того же, с чего и сами александрийцы, - с картин, написанных маслом, специфически европейской дисциплины. Некогда королева искусств, живопись все еще занимала приоритетное положение, хотя в последнее время появлялось мало достойных внимания работ. Круглый Стол постановил, что картины, подлежащие истреблению, будут выбираться по жребию и затем уничтожаться вместе со всеми копиями, компьютерными и бумажными и даже крошечными иллюстрациями в учебниках по истории искусства или же базах данных. Также Круглый Стол решил, что уничтожать картины одну за другой будет несправедливо по отношению к менее плодовитым художникам, и нелепо в случае с такими мастерами, как, скажем, Моне, которые часто рисовали бесчисленное количество версий одной и той же сцены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
«Последняя воля» выскребает остатки воздуха из клеток легких, и после дозы любой покойник осиливает пару небольших предложений в зависимости, конечно, от состояния легких на момент смерти.
Легкие Боба оказались хоть куда.
- Я умер? О нет!
- Боб, я с тобой, - позвал Любопытный Индеец.
- Кто «я»?
- Роберт. Боб. Должно быть, что-то случилось.
- Могу поклясться, что-то случилось! Что-то ужасное! Я умер, и всем наплевать!
- Мне не наплевать, Боб, - вмешался Любопытный Индеец. - Нам не наплевать. Мы просто не показываем виду. Так принято у индейцев. Но будь уверен, мы устроим тебе достойные похороны.
- Мертв! Что может быть хуже!
- Не знаю, - сказал Любопытный Индеец.
Он снял шляпу, снова пригладил ее и надел обратно:
- Боб, ты обязан помочь мне найти Панаму, - сказала Генри.
- Прости меня, Генри! - прокаркал он. С меня хватит.
- Счастливо оставаться вам всем! - заявил я. - Только отдайте мне альбом, и я уберусь восвояси.
Один Любопытный Индеец повернулся и посмотрел на меня, моргая от яркого солнечного света. Он приспособил шляпу так, чтобы она затеняла его глаза.
- Альбом?.. О, вы имеете в виду Хэнка Вильямса. Значит, вы тот самый парень.
- Да, я действительно имею в виду Хэнка Вильямса, - подтвердил я. - Да, я действительно тот самый парень. И да, я действительно хочу получить обратно свой альбом.
- Слишком поздно, - покачал головой Один Любопытный Индеец. - Вы уверены, что вы не коп?
- Он не коп, - успокоила Генри.
- Я вам скажу, когда бывает слишком поздно! - прохрипел Боб. - Слишком поздно, когда вы умерли и всем на вас наплевать! - Его голос превратился в шепот.
- Точно, - согласился я. - И что значит «слишком поздно»? Я видел его там, в вашем офисе. Альбом не принадлежал Бобу, он не имел права его продавать. Он мой.
- Он не продавал мне пластинку, - признался Один Любопытный Индеец. - Мы просто оказывали услугу. Он хотел сделать что-нибудь для александрийцев. Он просто был Бобом.
- Просто отдайте его мне, ладно?
- Слишком поздно.
- Что значит «поздно»?
- Пошли со мной, - предложил Один Любопытный Индеец.
Он зашагал по стоянке, и я поспешил за ним, но Генри окликнула нас.
- Стойте, стойте, стойте! - крикнула она. - Мы не можем просто уйти и оставить Боба.
- Не можем? - удивился индеец. - Как долго действует ваш спрей?
- Кажется, уже перестает, - ответила Генри.
- Мы скоро вернемся, - пообещал я.
Я потерял интерес к Генри и ее синим птицам. Меня никогда не интересовал Боб. Меня интересовал мой альбом и как бы отсюда убраться, вернуться на работу, выгнать копов из моего дома, достать моей собаке… достать моей собаке что?
Гомер лежала в тележке задом наперед, нос покоился у ручек, а хвост свешивался спереди. Она умирала от рака, и я мог только оставаться с ней до конца.
- Мы скоро вернемся, - дал я слово, похлопав ее по теплому купперу на голове.
Потом пошел за Одним Любопытным Индейцем через стоянку в казино. Он не стал отпирать клетку кассы. В решетке сделали очень большие зазоры, Боб просто протянул руку между прутьями, достал альбом и вручил его мне.
Слишком легкий. Пустой.
- Они вложили пластинку в другую обложку, - объяснил он, - наверное, из соображений безопасности. Мне понравилась картинка, поэтому я оставил ее у себя.
- Кто они?
- Александрийцы. А кто еще?
- Где я могу их найти?
- Ну, это секрет на миллион долларов, не так ли? По слухам, в Вегасе, а там кто его знает.
Я последовал за ним наружу, на стоянку, на солнечный свет. Генри и Гомер ждали нас в тени за грузовиком. Боб снова умер, свернулся, как орех кешью, на боку: Глаза оставались широко распахнутыми, он начинал вонять, пока только чуть-чуть.
- Вам следовало выяснять все с Бобом, - сказал Один Любопытный Индеец. - Боб хотел подарить им альбом просто так. Мы только отправили его по назначению. Отсюда он попадет к другому брату, Бобу, на Запад. И со временем доберется до александрийцев. Теоретически, по крайней мере, дело обстоит так.
- Два брата, и оба Бобы?
- Индейский обычай. Но его нет ни здесь, ни там. Знаете что, я собираюсь сделать вам предложение, от которого невозможно отказаться. Вы забираете себе грузовик и все, что в нем есть, и даете слово, что отвезете тело Боба к его брату, чтобы там похоронить. Здесь мы ничего не можем для него сделать.
- Другому брату Боба? - переспросила Генри. - Куда?
- Вы найдете его где-то на дороге к Вегасу. В Небраске или Айове.
- Вы даже не знаете точно? - не поверила Генри. Она начинала злиться или по крайней мере говорить раздраженно. Но меня предложение заинтриговало. Небраска, Айова, Вегас! И все на Западе.
- Он есть на искателе, восьмой или девятый. Вначале попробуйте девятый.
- Может, вам следует оплатить наши расходы? Меня поразили дерзость и жадность Генри. Вначале казалось, что Любопытный Индеец тоже испытывал подобные чувства. Он повернулся на каблуках и пошел по стоянке к казино - потом вынырнул из него с кучей красных, белых и голубых фишек.
- Фишки?!
Генри все еще изображала из себя свирепую фурию.
- Они лучше, чем золото, - ответил он, кидая фишки через окно на приборную доску грузовика.
Позже мне предстояло пожалеть, что он не сказал нам, сколько стоит каждый цвет.
- Adios, amigos! - крикнул он нам вслед, когда мы отъезжали.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Какое из искусств должно подвергнуться очистке? Следует ли некоторые оставить в неприкосновенности? Следует ли объединять дисциплины или рассматривать их отдельно? Следует ли исключить из списка классику или положить под нож все, когда-либо произведенное человеком? Кто будет выбирать, что останется, а что уйдет? Следует ли сохранить предрассудки прошлого (расовые, этнические, родовые, религиозные, культурные), или отказаться от них, или исправить, скорректировать? Такие общие вопросы предлагалось рассматривать по мере появления конкретных случаев, а не абстрактно. В противном случае группа потратит гораздо больше времени на вопросы, чем на ответы.
Итак, Круглый Стол начал с того же, с чего и сами александрийцы, - с картин, написанных маслом, специфически европейской дисциплины. Некогда королева искусств, живопись все еще занимала приоритетное положение, хотя в последнее время появлялось мало достойных внимания работ. Круглый Стол постановил, что картины, подлежащие истреблению, будут выбираться по жребию и затем уничтожаться вместе со всеми копиями, компьютерными и бумажными и даже крошечными иллюстрациями в учебниках по истории искусства или же базах данных. Также Круглый Стол решил, что уничтожать картины одну за другой будет несправедливо по отношению к менее плодовитым художникам, и нелепо в случае с такими мастерами, как, скажем, Моне, которые часто рисовали бесчисленное количество версий одной и той же сцены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54