ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Генри не теряла времени даром. Вначале помада, потом тени. Затем пробормотала: «Сейчас тебе станет жарко» и сняла свитер через голову. Бюстгальтер с синими птицами я уже видел, в шкафу. Но, конечно, говорить ей об этом не собирался.
Вспомнился недавний сон. Я сунул руку в карман и почувствовал приятную пульсацию. Жучок! Значит, все-таки не сон.
Использовав остатки воды из кувшинов, которыми снабдил нас последний Индеец Боб, Генри помыла голову, шею, плечи и подмышки. Ленни наблюдал за ней как зачарованный, я притворялся, что ничего не вижу.
Если вначале она с ужасом рассматривала перспективу наконец встретить Панаму, то теперь выглядела почти счастливой.
- Пахнет грустно, - сказала Гомер.
- Не бойся, ты идешь с нами, - подбодрил ее я, вытаскивая тележку из грузовика.
Потом, когда никто не смотрел, вытянул жучка из кармана и сунул его под грузовик. Я не собирался таскать его в кармане в свой самый, надеялся я, счастливый день. Мне нравилось ощущение, которое он дарил мне, но оно отвлекало.
Когда наши небольшие приготовления закончились, солнце уже высоко поднялось над «Дневными постоялыми дворами» на востоке и воздух Вегаса нагревался, как масло в куске лавы. Генри натянула свитер, и ее груди казались больше и округлее, чем обычно. Ленни тоже так думал: он цеплялся за свитер с синими птицами, а мать смахивала его вниз, но без энтузиазма.
Теперь вместо счастья она почти излучала скуку. Синие птицы стали смутными и серыми.
Мы оставили завернутого в ковер Боба в грузовике с включенным климат-контролем, чтобы мертвец не распространял запах. Прокладывал путь я, с тележкой и Гомер. Генри следовала за мной с устроившимся на ее руке Ленни.
- Панама прижми Ленни! - сказал Ленни в переговорное устройство - решетку слева от главной вращающейся двери, навсегда залепленной «Печатью Вечности».
Дверь с шипением открылась, и Ленни с Генри ступили внутрь. Я уже собирался идти следом, когда услышал «там-там-там!». Жучок уже забирается под тележку. Дверь почти закрылась, поэтому я рванул внутрь.
Там оказалось темно. Нет, светло. Пол окутывала тьма, но кверху она переходила в свет. Внутренняя часть дома была открыта, обширное пространство исчезало в какой-то дымке, укутывающей верхние балконы. Выключенный водопад на дальней стене придавал обстановке почти природный вид.
Пол походил на шахматную доску, бледные квадраты обозначали места, где стояли игральные автоматы, столы для игры в карты и рулетки. Теперь от них ничего не осталось.
Слева от водопада - лифт в форме пули в прозрачной шахте, свисающей с верхних этажей как стеклянная виноградная лоза.
Лифт спускался.
Я видел внутри человека. В руках он держал книги.
- Пахнет сумасшедшим, - сказала Гомер. Ленни молчал, как и Генри.
Мы смотрели, как лифт остановился, открылся, и оттуда вышел человек: высокий, худой, сгорбленный, с лысиной на макушке, с длинными, как хвост пони, серебряными волосами. Он сощурился. Мужчина носил серый комбинезон и тащил несколько книг, компакт-дисков и видеофильмов в руках.
- Панама? - спросил я, оборачиваясь к Генри за подтверждением.
И это был наверняка он, потому что она уже падала, покачиваясь, теряя сознание, по частям - колени, ладони, бедра, - превращаясь в холмик на пыльном полу. Ленни соскочил на землю в последний момент.
- Генриетта? - вопросил Панама.
Он положил книги, записи и компакты на краешек высохшего водопада, потом опустился на колени пощупать ее пульс, одновременно осторожно отмахиваясь от Ленни, который пытался добраться до свитера с синими птицами.
Мужчина перевел взгляд с Генри на меня.
- Вы Индеец Боб?
- Совершенно точно нет. Нет.
- Тогда помогите мне отнести ее наверх. - Он взял Генри на руки. - Мальчик может ехать вместе с собакой. А кто вы?
- Шапиро, Хэнк Шапиро.
- Пошли. Возьмите с собой собаку.
Я потащил Гомер и позволил Ленни забраться в тележку.
Лифт запечатал нас внутри стеклянной раковины моллюска, и мы быстро вознеслись наверх, через тьму к, свету. К полусвету - хотя верхние этажи и выглядели светлее, там на самом деле царил полумрак.
Динь!
Лифт остановился на девятнадцатом этаже. «Динь!» пробудил Генри, и я подумал, помнит ли она те зловещие, жуткие и даже роковые «динь!» в ее квартире в Бруклине. Но глаза Генри полнились не паникой, а спокойствием и смотрела она не на меня, а на Панаму. Генри ничего не сказала и снова закрыла глаза. Синие птицы вернулись и летели, по одной на каждой груди. Вот только на запад или на восток?
Держа Генри на руках, Панама направился по открытому коридору к комнатам, устроенным в центральном коридоре. Я последовал за ним, задержавшись, чтобы посмотреть на лифт. Ощущение такое, будто висишь в космосе, бесконечность над головой и бесконечность под ногами. Хотя я никогда не бывал в космосе, иногда я представлял его себе. Кусочки пыли кружились в воздухе, как планеты, в поисках луча света, в котором можно осесть. Сам свет был словно затемнен. Позже я узнал, что он поляризован.
- Сюда.
Я вошел за Панамой и Генри в небольшую комнатку с двуспальной кроватью, телевизором и шкафом. На кровати лежали книги. Панама королевским жестом указал на них подбородком, и я смахнул книги на пол.
- Мило пахнет, - заметила Гомер.
- Да, - вставил Ленни.
- Положи покрывало.
Я повиновался. Панама уложил Генри на кровать. Она улыбалась. Он укрыл ее до подбородка и обернулся ко мне.
- Зря вы ее сюда привезли.
- Все как раз наоборот, - поправил я. - Не я ее сюда привез, а она меня.
Я объяснил насчет Вильямса и рассказал, как я преследовал его по всей стране. Опустил, где взял пластинку, однако Панама догадался по моим небесно-голубым брюкам с одной полосой.
- Ренегат Бюро. Здесь вам не место, Шапиро.
- Замечательно, - согласился я. - Меня не интересуете ни вы, ни ваши александрийцы. Я только хочу свою пластинку, а потом вернуться в Нью-Йорк и получить обратно работу. У меня еще неделя до октябрьского учета.
- Вы принимаете желаемое за действительное, - заявил Панама.
- Что именно?
- Всё. Пошли, я покажу вам.
Он провел меня в следующую комнату. Кровать и шкаф ломились от книг, компактов, картин маслом и репродукций, старых обложек, фильмов, видео.
В следующей комнате то же самое плюс садовая скульптура (святой с птицей) в углу и сваливающиеся с кровати книги и компакты.
И в следующей. И в следующей.
Все комнаты открыты, и в каждой книги, компакт-диски, музыка, картины, записи и даже пластинки - стопкой на кровати, рассыпанные по полу, засунутые в ванну, вываливающиеся из платяного шкафа.
Много в некоторых, мало в других. Мы стояли у перил, и Панама махнул рукой в сторону, потом вверх, потом вниз, будто он владел всем этим, хотя на самом деле так оно и было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54